Виталий Держапольский - Псарня

К пяти часам вечера оценить наряженную елку заявился весь «школьный генералитет» во главе с оберстлёйтнантом Нойманом.

— Ну что ж, — произнес старый вояка, обойдя елку по кругу, — неплохо! Особенно эффектно смотрятся начищенные до блеска пулеметные гильзы! Отлично придумано, как раз в духе военной спецшколы! Чья идея, Михаэль?

— Моя, герр Нойман, — не стал скрывать Сандлер. — Парни просто начистили гильзы пастой…

— Да уж, с украшениями мы пролетели, но и так неплохо! Успеете закончить до ужина? — спросил Бургарт.

— У нас уже все готово, герр оберстлёйтнант, — ответил Михаэль. — Осталось слегка прибраться, да мусор вынести — и можно столы расставлять.

— Максимилиан, — обратился к Мейру директор школы, — а как у нас обстоят дела с рождественским ужином?

— А почему вы ко с этим вопросом, герр директор? Это у Эрмы нужно поинтересоваться, либо у Ланге, на худой конец.

— Ну, Альберта здесь нет — он слишком угрюм в последнее время, чтобы искренне порадоваться светлому рождественскому празднику… — произнес Бургарт.

— Ваша правда, герр Нойман, — согласился комендант, — совсем нелюдимым стал наш кантиненляйтер, того и гляди, пришибет ненароком! Я уж, грешным делом, сам ему на дороге попадаться боюсь, — озабоченно почесал проплешину Максимилиан.

— Бояться-то, боишься, — беззлобно подковырнул коллегу Роберт Франц, подмигнув ему одним глазом, — а на кухне отираешься, старый развратник, словно тебе там медом намазано! Уж не Эрмочка ли этот медок проливает?

— А что, может и проливает, — не стал опираться Мейер — его отношения с толстой кухаркой не были ни для кого секретом, — я мужчина видный, в самом, так сказать, расцвете…

— Ага, — хохотнул Франц, взглянув с высоты своего немалого роста на коротконого плюгавенького коменданта, — может и видный ты мужчина, и в самом соку… Вот только узнает твоя крошка о твоих вылазках в городской пуф (бордель), так она тебе все эти самые соки и выдавит…

— Так, господа, — прервал «веселую перебранку» подчиненных, находящихся в предвкушении праздничного банкета Нойман, — вы ведете себя неподобающим образом! Мне за вас стыдно!

— Простите, герр оберстлёйтнант! — извинился Франц. — Действительно, позволили себе лишнее! Больше такого не повторится!

— Я надеюсь на это, Роберт! Не позорьте честь немецкого мундира! А сейчас разрешите откланяться, господа! Увидимся за ужином.

— Господа, мне тоже пора, — заявил Франц, — нужно кое-что организовать… Вы тут тоже поторапливайтесь.

— Можешь не беспокоиться, Роберт, — заверил старшего мастера-наставника Михаэль. — Справимся.

— Хорошо, тогда до вечера, — откланялся Франц, и в сопровождении Мейера покинул холл.

— В общем так, Путилов, остаешься за главного, — распорядился Сандлер. — Уберете весь мусор — доложишь…

— Какая прелесть! — раздался в холле восторженный возглас. — Миленько!

— О, нет! — вполголоса прошипел Михаэль, узнав слащавый голос секретаря-адьютанта Ноймана. — Анхельм! — Мастер-наставник обреченно вздохнул и закатил глаза.

— Неужели это ты все придумал, Михаэль? — жеманно поинтересовался Рох. — Какой душка! Оказывается, наш суровый наставник Михаэль вовсе не такой мужлан, каким хочет казаться… Правда, детишки? — Анхельм подошел к Петьке и нежно провел наманикюренными пальцами по его щеке. — Такая нежная кожа… — томно выдохнул гей. — Зайди ко мне вечерком, выпьем горячего шоколада с печеньками… Мне привезли из Берлина чудесные…

Лицо мальчишки полыхнуло, он дернулся, отстраняясь от сипло дышащего немца.

— Не положено! — рявкнул Сандлер, спасая мальчишку от нездорового внимания Роха.

— Что не положено? — ни капли не смущаясь, «наивно» переспросил Анхельм.

— Герр гауптман, — как можно нейтральнее произнес мастер-наставник, с трудом сдерживаясь, чтобы не дать в зубы этому напомаженному педерасту, — вы же прекрасно знаете устав «Псарни»! Неполноценным курсантам запрещено…

— Нет, ты все-таки несносный! — капризно надул губки Рох. — А может быть, ты зайдешь ко мне вечерком? — с надеждой произнес секретарь, плотоядно сверкнув подведенными глазками. — Мне так скучно этими холодными русскими вечерами.

— Увы, герр Рох, вынужден вас разочаровать — на сегодняшний вечер у нас запланировано одно мероприятие — сочельник!

— Heiliger Abend (Святой вечер)! — всплеснул руками Анхельм. — Как же я мог забыть? Мне же нужно подготовиться, чтобы выглядеть неотразимо! — возбужденно затараторил гей, вынимая из нагрудного кармана кителя маленькое круглое зеркальце. Взглянув на свое отражение, он пропел: — Увидимся вечером, дорогой Михаэль!

После чего, цокая по паркету металлическими набойками обтягивающих тощие икры хромовых сапог, стремительно удалился.

— Фух, — облегченно вздохнул Сандлер, — пронесло! Надо с этим что-то делать… — задумчиво буркнул он себе под нос. — А вы чего встали? — накинулся он на мальчишек. — За работу, лодыри!

Такого вкусного гуся, как в этот рождественский вечер, Вовка не пробовал никогда в жизни. Хоть и досталось каждому курсанту лишь по маленькому кусочку, но все мальчишки сумели оценить кулинарное искусство фрау Эрмы — начинка из яблок и чернослива была просто бесподобной. Конечно, на курсантские столы не поставили розетки с винным соусом, так нахваливаемым руководством спецшколы, но и без соуса гусь был — пальчики оближешь! Ну, а кроме праздничной еды с гусем и тарталетками, да украшенной стреляными гильзами елки — в общем-то, ничего особенного: поздравительная речь оберстлёйтнанта Ноймана, которую истекающие слюной курсанты попросту пропустили мимо ушей. Пока курсанты набивали желудки, за преподавательским столом подвыпившее начальство вело содержательную беседу…

— Х-хорошо сидим! — заплетающимся языком произнес кантиненляйтер Ланге, опрокидывая внутрь очередную рюмку коньяка. — За рождество, господа! За н-нашу ск-к-корейшую п-п-победу!

— За такое пожелание грех не выпить, — согласился с кантиненляйтером директор Нойман. — Только, Альберт, мне кажется, что тебе уже хватит на сегодня…

— Г-герр об-об-оберстлёйтнант, я в н-норме! — не внял «гласу разума» Ланге. — Т-т-такой праздник… Я уже д-давно так не…

— Я вижу, что ты уже давно так не напивался, Альберт, — покачал головой Бургарт. — Учти, если натворишь что-нибудь — поблажек не жди!

— Об-бижаете, герр д-директор! Я себя к-контролирую! — Ланге громко икнул и навалился грудью на стол. — Еще по ч-чуть-чуть… — вновь потянулся он к бутылке.

— Роберт… — тихонько, чтобы не слышал Альберт, произнес Бургарт.

— Да, герр Нойман! — Старший мастер-наставник Франц в отличие от кантиненляйтера Ланге казался трезвым, хотя выпил лишь немногим меньше.

— Пригляди за Альбертом, — попросил заместителя директор. — Сам знаешь, как он бывает…

— Не беспокойтесь, герр оберстлётнант! Пригляжу…

— Д-д-давай-те выпьем за несгибаемость и мощь немецкого духа! — призывал Ланге, размахивая очередной наполненной рюмкой. — Да здравствует Третий Рейх! Да здравствует Великий Фюрер! Зиг хайль, господа! — Он резко вскинул руку, расплескав содержимое рюмки на парадные мундиры сидевших рядом с ним офицеров.

— Да уймись уже, Альберт! — недовольно воскликнул Сандлер, стряхивая капли коньяка с кителя.

— Действительно, Ланге, достаточно! — поддержал коллегу Франц. — Не позорь арийскую кровь перед унтерменшами!

— Это я-то позорю арийскую кровь? Я? — Ланге, покачиваясь, поднялся на ноги. — Вы тут все такие прям аристократы голубых кровей…

— Ланге! — повысил голос Нойман, но кантиненляйтера уже понесло.

— Да, я простой… из рабочих… но я настоящий немец Великой Германии, немец до мозга костей, впитавший это с молоком матери… Не то, что некоторые…

— Это ты на кого сейчас намекаешь? — процедил сквозь зубы Сандлер.

— А то ты не понял, Михаэль? Так я сейчас поясню на пальцах для особо одаренных поволжских…

— А ну, прекратить! — хлопнул по столу ладонью Франц. — Ланге, это переходит всякие границы!

— Видал я в гробу… — буркнул Альберт, залпом допивая оставшийся в рюмке коньяк и падая на стул. — Награды имею… не ценит никто… а я за отчизну жизни не жалел… — Кантиненляйтер улегся на скрещенные на столе руки и через секунду захрапел.

— Спасибо, Роберт, что прекратили этот балаган, — поблагодарил наставника Нойман. — Совсем оскотинился Ланге!

— Я думаю, что его стоит увести, герр Нойман, — предложил Франц, — и где-нибудь запереть.

— Согласен с тобой, Роберт, — ответил директор.

— Отвести его в карцер, герр Нойман? — уточнил старший мастер-наставник.

— Боюсь, что в карцере он замерзнет, — усмехнулся директор.