Мэри Стюарт - Кристальный грот

— Тогда запри снова калитку и не впускай никого, кроме Иордана. А теперь мне нужно видеть герцогиню. Я принес дурные известия, Ральф. Герцог умер.

— Герцог? — Мальчик начал заикаться. Он даже не пытался запереть вход, и тот остался распахнутым. Дверца по-прежнему скрывала от меня Бритаэля, но Ральф стоял рядом и в сумеречном свете я видел, как лицо его от потрясения как-то съежилось и стало невыразительным. — Герцог… у… умер, милорд? Кто-то убил его?

Бритаэль, двинувшийся было к лестнице, задержался и обернулся. Еще шаг, и дверца уже не могла бы скрыть меня от него. Я не мог позволить ему добраться до лестницы и занять позицию выше меня.

— Убил? Почему же, во имя Господа? Да и кто бы посмел? Утер так не поступит. Нет, герцог решил воспользоваться тем, что король еще не прибыл, и мы напали ночью на лагерь королевских войск недалеко от Димилиока. Но они были готовы. Горлойса убили при первой же вылазке. Я приехал с Иорданом, чтобы сообщить об этом. Мы прямо с поля боя. А теперь закрой дверь и делай, как я сказал.

Он повернулся и направился к лестнице. Теперь, наконец, хватало места, воспользоваться мечом. Я выступил из тени за дверью.

— Бритаэль.

Тот развернулся. Реакция его была такой быстрой, что свела на нет мое преимущество внезапности. Наверное, мне вообще не следовало его окликать, но все-таки есть вещи, которые принц обязан делать. Это стоило мне довольно дорого, а могло стоить и жизни. Следовало бы помнить, что той ночью я не был принцем, я был всего лишь игрушкой судьбы, как преданный мной Горлойс, как Бритаэль, которого мне теперь предстояло убить. И я был заложником будущего. Но груз этот давил на меня огромной тяжестью, и меч Бритаэля вылетел из ножен чуть ли не раньше, чем я успел поднять свой, и мы встали лицом к лицу, меряя друг друга взглядами, глаза в глаза.

Когда наши взгляды встретились, он узнал меня. Я заметил в его глазах смятение, затем мелькнул страх, тут же исчезнувший — за этот миг он оценил мою стойку и то, как я держу меч, и понял, что этот бой будет вестись по его правилам, а не по моим. Может быть, он прочел на моем лице, что этой ночью мне уже пришлось выдержать сражение, и более серьезное, чем ему.

— Я должен был догадаться, что ты здесь. Иордан говорил, проклятый колдун, что тот, внизу, твой человек. Ральф! Феликс! Стража — эй там, стража!

Было ясно, он не понял еще, что я все время стоял по эту сторону двери. А потом молчание наверху лестницы и быстрое движение Ральфа в сторону — закрыть вход — открыли ему наконец глаза.

Быстрый, как волк, слишком быстрый, чтобы я мог что-нибудь сделать, Бритаэль взмахнул закованным в броню кулаком левой руки и ударил мальчика в висок. Ральф упал без единого звука, перегородив телом порог.

Бритаэль бросился назад в открытую дверь.

— Иордан! Иордан! Ко мне! Измена!

Я выскочил следом и напал на него, пытаясь как-то пробиться сквозь его оборону, мы бились грудь в грудь, и наши мечи рубили и соскальзывали, высекая пучки искр и заставляя металл стонать.

Быстрые шаги по лестнице, голос Ульфина:

— Милорд… Ральф…

Я, задыхаясь, приказал:

— Ульфин… Скажи королю… Горлойс убит. Надо возвращаться… Спеши…

До меня донесся звук его удаляющихся шагов, чуть выше по лестнице они перешли в спотыкающийся бег. Бритаэль произнес сквозь зубы:

— Король? Теперь мне все понятно, шлюхин ты сводник.

Он был крупный мужчина, боец в самом расцвете сил, и обуян справедливым гневом. Я же не имел опыта, но сколь ни было ненавистно мне то, что предстояло сделать, я все же вынужден был поступить именно так. Я не был больше принцем, не был даже человеком, сражающимся по человеческим правилам. Я был диким зверем, дерущимся, чтобы убить, потому что зверь должен убивать.

Свободной рукой я сильно ударил его в губы и увидел в его глазах удивление, когда он отскочил назад, чтобы получить возможность пустить в ход меч. Затем он бросился вперед, вращающийся меч образовал вокруг него кольцо сияющей стали. Как-то мне удалось нырнуть под рассекшее воздух со свистом лезвие, принять удар и выдержать его, а потом изо всех сил пнуть моего противника под колено. Меч его молнией скользнул вдоль моего лица, и щеку обожгло. Я ощутил горячую, жалящую боль, заструилась кровь.

Затем, когда он шагнул вперед и вес тела пришелся на ушибленное колено, Бритаэль слегка припал на ногу, поскользнулся на намокшей траве и тяжело упал. В падении он ударился локтем о камень, и меч вылетел из его руки.

Любой другой отступил бы, давая ему возможность подобрать оружие. Я же бросился на него, целясь мечом в горло.

Уже светало и становилось все светлее. Я заметил в его глазах отвращение и ярость, когда он перекатился, уходя от моего меча. Удар не достиг цели, и меч глубоко вонзился в губчатую подстилку из водорослей. За ту секунду, что я, освобождая меч, отвлекся от моего противника, тактика его изменилась и стала такой же, как у меня: своим закованным в броню кулаком он тяжело ударил меня за ухом, затем повернулся, вскочил на ноги и бросился вниз по ужасному склону туда, где, блестя в траве в двух шагах от края скалы, лежал его меч.

Если бы ему удалось добраться до меча, жить мне оставалось всего несколько секунд. Не в силах подняться на ноги, я покатился вниз по скользкому склону, только так я мог опередить его и оказаться у меча раньше. Он подбежал, когда я едва успел встать на колени. Удар обутой в сапог ноги пришелся мне в бок, еще один обрушился на спину. Лопнувшим кровавым пузырем окутала меня боль, кости, казалось, растаяли, и я снова безвольно распростерся, но тут же почувствовал, что моя дернувшаяся нога зацепила за металл, и меч Бритаэля, соскользнув с задержавшей его падение преграды, тускло блеснул, сползая с обрыва. Через несколько секунд до нас донесся высокий и мелодичный на фоне грохочущего прибоя звон металла, это меч ударился о скалы внизу.

Но не успел этот звук достичь нас, как Бритаэль снова обрушился на меня. У меня подвернулось колено, и я отчаянно пытался освободить его. Сквозь залившую глаза кровь я увидел направленный в лицо удар и попытался увернуться, но кулак Бритаэля врезался мне в горло и отбросил меня в сторону, и такая дикая ярость была в том ударе, что я опять распластался на мокрой траве, почти утратив способность дышать и видеть. Почувствовав, что скольжу и качусь по склону, и помня, что ожидает внизу, я слепо выбросил левую руку, стараясь зацепиться за траву и остановить скольжение.

В правой я по-прежнему сжимал меч. Бритаэль снова бросился на меня и всем весом своего огромного тела ударил обеими ногами по кисти моей держащей меч руки. Там, где под кисть пришелся металл гарды, послышался хруст костей. Меч дернулся вверх, как захлопнувшийся капкан, и ударил Бритаэля по протянутой руке. Он резко выдохнул, как бы выругавшись без слов, и моментально отскочил. Каким-то образом мне удалось перебросить меч в левую руку. Он снова напал, так же быстро, как раньше, и хотя я попытался отступить, он подскочил ко мне и обрушил удар ноги на мою сломанную кисть. Кто-то закричал. Я чувствовал себя избитым, обезумевшим и ослепшим от боли. Вложив в удар последние силы, я ткнул мечом в его склонившееся надо мной тело и почувствовал, как меч вырвался из моей руки. Потом я лежал и ждал, не сопротивляясь, последнего пинка в бок, который должен был перебросить меня через край обрыва.

Я лежал ничком, почти бездыханный, меня рвало, я задыхался от рвоты и цеплялся левой рукой за мягкую подложку из водорослей, как будто за жизнь. Удары и грохот морского прибоя сотрясали утес, и даже эта едва ощутимая дрожь наполняла мое тело тягучей болью. Боль была везде. Бок болел так, будто кто-то поджаривал ребра на медленном огне, со щеки, которой я прижимался к траве, казалось, содрали кожу. Рот был наполнен кровью, а правая рука превратилась в пронизанный болью студень. Я слышал еще кого-то, находящегося очень далеко и едва слышно постанывающего от боли.

На губах моих лопались кровавые пузыри, горячая влага стекала на землю по подбородку, и я понял, что стоны, доносившиеся до меня, были моими стонами. Их издавал я, Мерлин, сын Амброзия, принц и великий чародей. Я закрыл полный крови рот и начал силком поднимать себя на ноги.

Боль в руке была жестокой, это место болело сильнее других; я скорее слышал, чем чувствовал, как маленькие косточки трутся друг о друга там, где они сломаны. Встав на колени, я убедился, что меня качает, и не посмел подниматься на ноги так близко от обрыва. Далеко внизу в подножие утеса ударил могучий вал, с грохотом выбросив вверх фонтан видимых уже в сероватом свете брызг и откатился, чтобы обрушиться сверху на следующую вздымающуюся волну. Утес содрогнулся. Какая-то морская птица, первая в этот день, с криком парила над головой.

Я отполз от края и лишь потом поднялся на ноги.