Джеймс Сваллоу - Омнибус: Кровавые Ангелы

Кровавые Ангелы вернулись на Сабиен и темно-красный ад шагал вместе с ними.

ТОЛЬКО в суровом испытании ближнего боя воин по-настоящему мог понять себе цену.

Ничего такого не было, когда стоишь в стороне, в кокпите истребителя или позади дула огромной пушки, когда нажимаешь кнопку и смотришь, как вдалеке облачком дыма испаряется враг. Как вообще космодесантник может когда либо познать силу своего сердца, кроме как став лицом к лицу со своим самым ненавистным врагом и отняв у него жизнь, глядя ему в глаза? Какая истина была сильнее, чем окончательный момент расплаты, когда орудие встречалось с орудием и толчки выпущенной крови воспевали свою симфонию?

Мефистон знал это: это была величайшая слава существования Повелителя Смерти, рвать сбившихся с пути и хулителей в клочья. Он был на самом острие атаки красного керамита наступления Кровавых Ангелов, прорубаясь через ряды Несущих Слово и илотов, которые осмелились напасть на возвышающихся над ними десантников.

Псайкер убил мужчину, простого человека, чей разум был испорчен демагогами Хаоса, убил своим суровым, твердым как сталь взором. Излишний выброс "Ускорения" Мефистона отбросил неправедного глупца и остановил его сердце, разрывая кровеносные сосуды по всему телу солдата-раба в грубой мантии. Горячая жидкость забрызгала мускульную броню псайкера и капли попали на его щеки. Мефистон стер их со своего бледного, болезненного лица и слизнул кровь с пальцев. Это было самым великолепным вином, с опьяняющей красной выдержкой, наполненное горячим адреналином. Над тонкими губами Кровавого Ангела выступили клыки. Внезапно его затопило предвкушение, еще, еще, еще! Он отбросил в сторону мертвого воина и нарезал влажными штрихами разорителя хаоса, разрубив пополам дуло лазпушки, которую он нес, врезаясь в бледно-белое мясо на шее Предателя. Нисходящий удар силового меча не остановился там, голубая молния втыкалась и отплевывалась частями тела, рассекая его на неровные куски. Из зияющих пустот, разрезанных, им с густыми, маслянистыми фонтанами била черная жидкость. В целом это был совершенно другой розлив, вульгарный от тысячелетнего загрязнения, воняющий и гнилой. Позволить этой выпивке коснуться своих губ… От самой этой идеи Мефистону стало тошно.

Через упавший труп предателя в рубиновой броне подскочили еще воины Перерожденного. Они все как один отбросили свою преданность Аркио, когда крылатая, золотая фигура была продемонстрирована мертвой, их слабые, маленькие умишки обратились к восьмиконечной звезде, как к новому спасителю. Они были такими жалкими и отчаявшимися. Мефистон издал клич ненависти и ударил Витарусом.

В его гневе было специальное место для слабых верой и трусов; эти несчастные обычные люди были трижды прокляты в глазах Повелителя Смерти. Они позволили, чтоб их мир загноился от вторжения Несущих Слово, им не хватило даже силы духа остаться верным свету Императора, когда потом Штель сделал из Аркио мессию и теперь они с готовностью бежали в объятья Хаоса, когда им раскрыли эту ложь. Это отребье Шенлонга было подобно сломленному ребенку, которого так часто били злобные родители, что он стал верить, что это проявление любви. Другой человек возможно бы нашел в своем сердце жалость к ним, но оба сердца Мефистона до краев были наполнены только яростью. Он убил их всех, разрезая и полосуя мечом, хватая тех, кто не убежал от него, свободной рукой, чтоб вырвать глотки. Он пил из их вен, чтоб насытить хищника внутри себя.

В своем безумстве псайкер уловил, что его братья космодесантники делали то же самое, раздирали и разрывали, сжигали солдат хаоса на месте, поглощали горячую, вскипающую кровь из визжащих лакеев. Темные и мощные миазмы окутали Мефистона, затуманивая его рассудок, даже покуда рос его гнев. Он чувствовал, как красная жажда манит его, раскрываясь чтоб наполнить битву темно-красной дымкой. Черная ярость хлынула внутрь, кипящая и разъяренная и военачальник Кровавых Ангелов откинул свою голову и со смехом заревел. Она захватила Мефистона.

ОСТАНКИ наполовину съеденного трупа, вертясь, пролетели по воздуху и тяжелой кучей рухнули рядом с воронкой от бомбы, где увязли Туркио и Корвус. Корвус отшатнутлся, сделав пару выстрелов из болтера, едва взглянув на тело. Когда Туркио изучил труп, его кишки скрутило. Подобно створкам какого-то экзотического моллюска, броня Кровавого Ангела была взломана и счищена, чтоб открыть мясистые внутренности, которые она защищала. Жидкий раствор из расплавленных костей и сжиженных органов сочился из дыр, где должны были быть руки и голова. Там, где тело превратилось в закуску, остались подтеки желеобразной слюны и отметины зубов.

Влажная, кровавая отрыжка заставила Туркио обратить внимание на край кратера, и там он увидел раздувшиеся очертания Малфаллакса. Выплевывая неповрежденное бедро человека из своего широченного рта, он смотрел на воина с бессердечным презрением. Свеже усвоенная плоть мертвого десантника пузырилась на поверхности тела существа, сливаясь с доспехами из блестящей кожи. Лорд Изменений колыхался подобно нефтяной пленке на воде, неподвижные радужные оттенки гипнотически мерцали. Туркио яростно заморгал, чтоб стряхнуть это завораживающее очарование.

Малфаллакс ковырялся в роще серповидных зубов в своей мутировавшей пасти.

— Волокнистый, — сказал он, фыркая в сторону отброшенного трупа, — старый и безвкусный.

Тварь, мигнув, посмотрела на Туркио.

— Ты будешь лучшим уловом.

Кровавый Ангел не стал обмениваться любезностями с адским отродьем даже в самой оскорбительной манере и вместо этого выстрелил, болтер тяжело застучал в его руках. Малфаллакс зарычал и сплюнул, когда несколько выстрелов попали в цель. Он двигался с неестественным изяществом, перетекая в воздухе, а не просто шагая сквозь него, сливающимся танцем мерцая среди постоянных потоков дождя.

— Штель! — Выплюнул Корвус, внезапно опознав какую-то смутную деталь в облике, все еще явную в трупной коже, которую носил демон.

— Ты овладел им.

— Он хотел этого, — парировало существо, шлепком откидывая в сторону упавшую металлическую подпорку. — Имбицил желал познать варп… и мой род — это варп воплоти.

Существо ущипнуло растянутую кожу на лице, махая ею как гротескным вторым подбородком. Туркио и Корвус отреагировали не задумываясь, открыв концентрированный огонь, чтоб прижать чудовищного зверя между ними, но демон издал крик полный удовольствия и позволил своим крыльям летучей мыши за спиной поднять его. Он пытались ограничить его выстрелами, но Малфаллакс снова смещался и сливался с дождем, всегда появляясь точно в том месте, куда не попадали болт-снаряды. На его груди запылал зеленый овал с желтым диском в центре; дар богов, Глаз Тзинча вырос, подобно живой электро-татуировке, и через него существо увидело сплетение времени. Малфаллакс увидел достаточно в сложном переплетении судьбы, чтоб знать, куда будут стрелять космодесантники, чтоб то тут, то там сворачивать, избегая обжигающих снарядов. Это было все равно, что стрелять в дым. Оружие Туркио опустело, и он развернулся к укрытию, но зверь был уже там, развернув свои когти, размером с клешни огненного скорпиона. Он ударил его ногтями, Туркио отлетел в своего боевого брата и они оба упали в доходящую до щиколоток трясину. Малфаллакс в восхищении крикнул и хлопнул в ладоши, волнующе человеческий жест для чего-то столь чуждого. Демон с легкостью мог ударить с убийственной силой, разорвав Туркио и сожрав его, но это было бы слишком быстро, в этом было недостаточно изящества. Малфаллакс полюбил чувственные ощущения своей новой оболочки из плоти, он хотел наслаждаться столько, сколько сможет. Он открыл несколько ртов на израненном лице и на груди, и все они заговорили одним и тем же высокомерным и пугающим голосом.