Борис и Ольга Фателевичи - Волчья шкура

Впереди звезда. Ирина и Андрей летят к ней, потому что там их ждут. Звезда становится ярче, и вот ее радужные лучи легко касаются кожи.

И не звезда это, а огромный зал, и уже можно различить белоснежные фигуры в его глубине.

Гиганты сидят на троне. На головах их шлемы-короны. Серьги такие большие, что закрывают уши, как раковины. Ожерелья сверкают изумрудными искрами. Богато разукрашенные ремни обвивают плечи и грудь. Браслеты на запястьях. Одежда такая, что и во сне нет ей названия. Покрывало? Накидка? Вуаль? Ирина поняла: пала — вот верное слово. А что это значит, даже во сне не знает.

В руках гиганты держат золотые венцы. Под ногами — волчья шкура. Шкура огромного северного волка. Босые ступни повелителей утопают в меху по щиколотку.

Ирина тихонько толкнула Андрея:

— Видишь? Вот она какой была…

— Вижу…

Плотный пепельно-серый мех светится изнутри. Длинные его пряди кажутся воздушными из-за густого белого подпуха. Острые когти выглядят не как грозное оружие хищника, а как изысканное украшение, покрытое черным лаком. Пушистый хвост вольно свисает со ступеней перед троном.

Ох, шкура, если бы не ты…

Не сразу они узнали в одном из великанов Михаэля. Гордо держит он голову, спокойна и величественна его поза. Голубой свет льется из бездонных глаз.

Рядом с ним Эрина, одна из первых двенадцати матерей человеческих. Откуда Ирина и Андрей знают, как зовут ее? Во сне люди всегда знают больше, чем наяву, а проснувшись, забывают.

Пала и полумесяц шлема не мешают любоваться ее совершенством.

У подножия трона суетятся, толкаются и кланяются люди. Пусты их лица под странными головными уборами. Пустота прикрыта надменностью или смирением, строгостью или добродушием, но с каждым мгновением проступает все яснее, стирая непрочные маски-обманки.

Над лицами высокие епископские митры, богато украшенные золотом и драгоценными каменьями, и дорогие фетровые шляпы хасидов, и белые чалмы муфтиев. Кипы и тюрбаны, куфии и тюбетейки… Рядом с мохнатым мехом качаются пучки и косы из разноцветных перьев. Ниже — завитые пейсы, бритые буддийские затылки, лохматые бороды и ювелирно подстриженные бородки.

А одежды! Маскарадно пышные парчовые ризы, простые черные сюртуки, белые чапаны, оранжевые хламиды. Ситцевые лоскутки на кожаной жилетке шамана цепляются за жесткое золотое шитье православной иконы. Белопенные католические кружева и тяжелый бархат, шелка и сукно, аскеза и роскошь.

Михаэль на мгновение прикрыл глаза, и толпа замерла. Оказалось, что все здесь похожи друг на друга, как муравьи, несмотря на разные одеяния. Лица у всех подняты вверх, зрачки перебегают с одной белой фигуры на другую. Во взглядах желание угадать еще не высказанное приказание, в позах — готовность бежать, куда скажут. И все, как один, боятся. Боятся не угадать, не угодить, опоздать. А больше всего опасаются встретиться со взглядом повелителей, поэтому выворачивают шеи, даже ушами шевелят от напряжения. Боясь пошевелиться, странные люди ухитряются оттеснить соседа и скользнуть вперед, ближе к трону.

В мерцающей голубой тишине повелительно и властно зазвучал Голос. Все персонажи странного карнавала, как по команде, потупились и втянули головы в плечи.

Ирине снился Андрей, Андрею снилась Ирина. Что снилось — потом не вспомнится, что-то светлое, значительное и радостное.

Пронзительный птичий щебет ворвался в сон — закачались на кружевных ветках невиданные радужные птицы. Или цветы? «Сирень», — улыбнулась Ира. «Ландыши», — потянулся Андрей. Солнечные лучи заполнили просветы в приспущенных белых жалюзи-ставенках. Золотые волны пахли цветами. Они подхватили Иру и Андрея и мягко увлекли вниз, еще раз подняли вверх и опять вниз, вниз, в прохладу утренней листвы, в душистый полумрак спальни.

Что снилось? И снилось ли, не вспомнить, не понять.

Анчар и Ирина сонно приоткрыли веки и улыбнулись друг другу: «Ты… Хорошо…» Радость, радость и счастье.

Сон растаял, а запах цветов из него остался. Анчар приподнялся на локте, тряхнул головой, глубоко вдохнул, еще раз и замер: ландыши. Пахнет, как в лесу из детства. Быть такого не может! Широко раскрыв глаза, повел головой. Лицо его вытянулось, рот приоткрылся. Ирина хихикнула, думая, что это такая игра. Но, проследив за взглядом Андрея, сама открыла рот от изумления.

Комод завален бумагами, бланками, книжечками, свитками. На зеркале покачивается широкая полоска, сплетенная из разноцветных бусин. С тумбочки Ира осторожно взяла связку раковин. «Вампум…» выплыло из глубин памяти слово с давно забытого студенческого семинара. По ковру рассыпаны открытки, телеграммы, конверты…

В углу под окном брошена лиловая охапка сирени. На комоде, на тумбочках, на одеяле лежат пучки ландышей в каплях росы.

Из ведерка со льдом выглядывает бутылка шампанского. Никогда у них такого ведерка не было — где хитрющая Ирка его прятала? Как Андрей его хранил, что я не заметила?

Открыта огромная коробка шоколада, рядом искрятся в солнечной полоске два хрустальных бокала. Что это? Откуда?

Анчар вскочил с кровати, поднял жалюзи, разворошил груду документов на комоде, нашел среди надписей на незнакомых языках то, что помогло бы объяснить невероятное, и протянул Ирине: «Читай…»

Ира раскрыла глаза еще шире: «Свидетельство о браке»… «Свiдоцьтво про одруження»… и на иврите — «Ктуба*»…

— Что это? Откуда? Андрей, объясни, ты же все на свете знаешь!

Анчару нечего сказать, но все документы заполнены по форме и везде вписаны их имена, и во всех одна дата — сегодняшняя. И подписи с печатями, как полагается…

Он уселся на ковер и из вороха поздравлений выбрал одно.

— Ого! Ничего себе!

— Что?

— Телеграмма…

— От кого? Сколько их…

— Эта — от генерального секретаря ООН.

Не зная, что и подумать, Анчар потянул из ведерка шампанское. Ира перевела взгляд на бутылку и по привычке замотала головой. Андрей махнул рукой.

— Да ладно, разок не страшно. Попробуй, может, переросла?

Если это наяву… Или сон продолжается? Не помню, снилось что-то хорошее.…

— И мне… Что-то такое… Не вспомнить! Но пить не буду.

Анчар протянул Ире бокал. Ира приняла его, сделала крошечный глоточек и отставила.

— Нет, боюсь, вредно, говорят. Знаешь, у нас…

— Ирка! Ирочка!

*****

Безграничная ее душа звенела от радости, и она внутри и везде. А рядом Толик, мама, друзья, соседка Петровна… милые… И любовь льется нескончаемым потоком, перетекая из одной души в другую и поет, поет… выпевает чудесную мелодию. И время растворилось в радости и счастье, став частью бесконечности.