Стенли Вейнбаум - Планета-хищник

Хэм знал, что Горы Вечности далеко на западе упираются в Ледяную Стену и, возможно, уходят на ночную сторону планеты. Та часть, где хребты пересекали границу полушарий, угадывалась по сполохам огня, которые почти непрерывно прорезали клубящийся мрак грозовых туч: именно там сталкивались воздушные потоки двух враждующих стихий — огня и льда.

Полгода, проведенные в непрерывной борьбе с бесконечными каверзами, на которые так изобретателен Хотленд, заставили Хэма почти позабыть о величественной красоте Фрэшленда, и теперь он с наслаждением снова открывал для себя дикое очарование невероятных гор и шумных водных потоков, радуясь даже отголоскам не стихавшего ни на миг урагана. Он почувствовал, что капризная природа Венеры уже принялась врачевать его истерзанное сердце, и понял — утрата добытого им сокровища и предательство сероглазой красавицы вовсе не означают крушение всех надежд.

Словно сбросив с души невероятную тяжесть, Хэм легко сбежал с каменного выступа, решив — после краткого отдыха — начать восхождение на Малый хребет. Устраиваясь в кроне первого же подходящего для сна дерева, он отчетливо вспомнил горькое расставание со своей случайной попутчицей, и впервые без ненависти, а скорее с состраданием подумал о вероломной девчонке.

То, что собралась предпринять Патриция, вполне соответствовало названию ущелья: вот уж воистину надо сойти с ума, чтобы в одиночку вступить на Дорогу Безумца. Возможно, это было проявлением невероятной гордыни и какой-то патологической ненависти к американцам, но уж никак не крайняя необходимость: связаться со своими она могла и из Эроса. Во всяком случае, Хэм не понимал, что заставило ее сделать подобный выбор. Так и не придя ни к какому выводу, он блаженно растянулся на гибких ветвях природного гамака и — впервые после начала экспедиции — заснул, не опуская забрала.

Внезапно что-то нарушило его сон: Хэму почудился далекий зов. Решив, что это скорее всего шалости горного ландшафта, он все лее осторожно раздвинул ветви, обшарил взглядом округу и несказанно удивился: далеко внизу двигалась в его сторону знакомая фигурка.

В первый момент он не поверил глазам: как смогла девушка обнаружить его следы, если любые признаки чьего-либо пребывания мгновенно исчезали под переплетениями непрерывно растущих трав. Но потом понял, что его «выдал» оглушительный рев бластера: вряд ли в этой пустынной местности мог оказаться кто-нибудь еще.

Между тем она снова выкрикнула его имя, и Хэм изумился, что Патриция все-таки запомнила его: во время вынужденного сотрудничества она предпочитала презрительно называть его «янки» или попросту молчать. При виде девушки вновь дала о себе знать былая обида, и Хэм постарался ничем не выдать своего присутствия.

Патриция еще пару раз позвала его и, не получив ответа, остановилась всего в нескольких ярдах от его дерева: Хэм ясно увидел огорченное выражение ее лица, больше не скрытого забралом. Некоторое время она напряженно прислушивалась, но затем, решительно сжав губы, устремилась в сторону Большого хребта к тому месту, где смутно угадывался проход на Дорогу Безумца.

Когда деревья скрыли ее от Хэма, он спрыгнул из своего укрытия и, досадливо махнув рукой, круто повернул к северу, стараясь как можно быстрее добраться до Малого хребта. Но чем ближе громоздились перед ним каменистые отроги, тем замедленнее становились шаги путника — и не потому, что его страшил предстоящий путь через горы: он думал о той, которую оставил позади.

Если бы не внезапное появление девушки, Хэм постепенно избавился бы даже от мыслей о ней… Во всяком случае, постарался бы… Но сейчас он все еще слышал голос Пат, произносивший его имя. В сущности, это был зов о помощи: чем иначе объяснить огорчение на ее лице и горестно опущенные плечи? Он осуждал ее за вероломство, но разве сам не платил ей теперь той же монетой?

Недовольный собой, он шел все медленнее и медленнее, пока не остановился вовсе. Уж коли он не смог отговорить девушку от безумного шага, то должен предложить ей свою помощь — хотя бы в память о Патрике Берлингейме! Да и время ли сейчас думать о личных амбициях, когда на кон поставлена человеческая жизнь! И Хэм торопливо зашагал на юг.

Он не боялся, что не отыщет Патрицию, хотя та, вероятно, уже намного опередила его: Фрэшленд не столь ревниво скрывал свои тайны, как его знойный сосед. Чтобы сократить расстояние, Хэм решил идти не строго на юг, а несколько отклоняясь к западу, чтобы попытаться перехватить Пат у входа в ущелье. Он помнил, как она углубилась в лес по более удобному пути — вдоль речного потока, и предположил, что девушка повернет на юг, лишь достигнув отрогов Большого хребта.

Но, вероятно, мысль о более рациональном направлении пришла и Пат: об этом рассказали Хэму следы девушки, которые он обнаружил, добравшись до реки. Там Патриция перебралась на другой берег, причем мостом ей послужил нависший над водой сук довольно крупного дерева. Не долго думая, Хэм воспользовался той же переправой и по едва заметным признакам догадался, что от реки Пат ушла на юго-запад.

Теперь Хэм двигался довольно медленно, стараясь не пропустить малозаметные опознавательные знаки, оставленные идущим впереди человеком: примятую траву, сломанную ветку, отпечатки обуви на открытых участках грунта. Обнаружив место, где Пат устроила привал, чтобы перекусить, он внезапно ощутил зверский голод — и последовал ее примеру.

Однако душевные терзания, беготня по лесу сначала в одну сторону, потом в другую, а теперь еще и утомительное «выслеживание дичи» настолько доконали Хэма, что после еды он решил немного подремать. Он не опасался, что упустит девушку: если на равнине она двигалась существенно быстрее Хэма, то на горных тропах ее сноровка уступала его выносливости. Сбросив опостылевший комбинезон и оставшись в рубашке и шортах, Хэм с наслаждением растянулся на траве, не опасаясь проснуться в чьем-то желудке: гарантией безопасности служил свежий ветер Фрэшленда.

После спокойного пятичасового сна, Хэм с новыми силами устремился вслед за девушкой, справедливо полагая, что и ей наверняка потребовался не менее длительный отдых. Местность продолжала повышаться, чаще встречались выступающие из почвы округлые валуны, а затем лиственный лес сменили колоннообразные стволы, увенчанные огромными цветами невероятной раскраски. Но постепенно исчезли и они.

Теперь — вплоть до вертикальных стен Большого хребта — громоздились лишь каменные осыпи, на которых не осталось ни клочка травы. Суровую картину предгорья оживляли удивительные птицы — словно ожившие цветы с гигантских гладких стволов, оставшихся позади. Лишь по аналогии с земной природой Хэм назвал эти существа птицами: они скорее напоминали разноцветных бабочек, если бы среди тех, конечно, существовали особи с орлиным размахом крыльев. Однако с птицами их роднило мелодичное пение, а также то, что кормом им служил не нектар несуществующих цветов, а банальные червячки, которых эти «бабочки» с аппетитом выклевывали из-под камней.