Скотт Вестерфельд - Корабль для уничтожения миров

Он снова заметил, что старший помощник – ослепительно красивая женщина, а ведь за последние два года он к ней так привык, что перестал замечать ее красоту. Как будто он этот месяц провел в отпуске, а не в… коме?

– Ты попал, что называется, под раздачу, Иоким, – сказала ему Хоббс. – Александр – в смысле, гигантский разум с Легиса – совершал собственный перенос с планеты к объекту. И ты оказался на его пути.

Ага, объект. От этого словечка Маркса зазнобило. В голове у него завертелись образы: под ним находится какое-то желеобразное существо, оно вытягивает свои псевдоподии, как щупальца со стрекательными клетками, с помощью которых морские создания приканчивают своих жертв. Марксу стало не по себе, и он понял, что возвращается к своим последним воспоминаниям перед тем, как он впал в кому. Его захватили как добычу.

– Датчики твоих субдронов закачивали в твое синестезическое пространство все, что только могли, – продолжала Хоббс. – Ты перегрузился информацией. И может быть, отчасти я тоже виновата, Иоким. Мне пришлось выдернуть тебя из гиперсна посередине цикла, а меньше чем через час после этого ты получил удар от гигантского разума. И твое сознание не выдержало.

Маркс посмотрел на Хоббс. Он взглядом умолял ее говорить помедленнее.

– От кого, говоришь, я получил удар?

– От Александра. От гигантского разума с Легиса. К тебе в мозг попала целая планета.

Маркс кивнул и потер виски. Голова у него начала разбаливаться. Насчет целой планеты – это Хоббс здорово завернула. Красиво сформулировала, нечего сказать. Но тут Маркс оторопело моргнул. Он очень надеялся, что это была всего лишь образная фраза.

– Давай еще разок, Хоббс, – взмолился он. – Почему по нашему кораблю без привязи бегает рикс?

– А… – Хоббс немного растерялась. – Она – боевик, из тех, что напали на Легис.

– Ага, боевик, значит. Ну тогда ей самое место здесь, в лазарете.

Маркс смутно догадывался, что ему следует испугаться, как испугался бы человек, которому на колени бросили ядовитую змею. Но его организм пока упорно отказывался вырабатывать адреналин.

– Все изменилось, Маркс. И не только здесь, у нас, но и во всей Империи. Нам пришлось заключить союз – или, по крайней мере, договориться о сотрудничестве – с объектом. С риксами.

– Империя и риксы заключили союз?

Маркс вдруг почувствовал, что не прочь поспать еще месяца три.

– Нет, только мы, Маркс. «Рысь» – сама по себе.

– Погоди! – не выдержал мастер-пилот. – А кто кораблем командует?

Он сжал кулаки. Неужели опять вспыхнул бунт?

– Капитан Зай, конечно.

У Маркса закружилась голова. Ваданец совершил государственную измену?

– Послушай, Маркс, – обратилась к нему Хоббс. – Положение у Императора на данный момент шаткое. Мертвые созвали кворум. Со всей Империи к Родине летят паломнические корабли. Очень может случиться так, что монарха свергнут.

Кворум мертвых? Нет, такое в состоянии измыслить только десятилетние сосунки. Вероятность этого сборища всегда существовала только теоретически. На протяжении шестнадцати столетий Император правил, не слыша ни единого голоса возражения со стороны миллиардов почтенных мертвых. Мертвые никогда не спорили, никогда не выражали несогласие. Для них самая мысль о свержении монарха должна была казаться невероятной.

– Хоббс, – едва выговорил Маркс и замахал рукой, умоляя ее замолчать. Он в ужасе пытался сформулировать вопросы, благодаря которым можно было бы навести порядок в этом странном новом мире. – Какого черта тут у вас… – Вот и все, что у него получилось.

Кэтри Хоббс только рот раскрыла, намереваясь ответить, и Маркс зажмурился.

Старший помощник покачала головой и рассмеялась.

– Мастер-пилот, я думаю, вам пора передохнуть.

Она наклонилась, положила руки ему на плечи. Она прикоснулась к нему. Вот уж перемены, так перемены.

– Мы потеряли очень многих, Иоким. Я так рада, что ты вернулся, – прошептала Хоббс.

Маркс тупо кивнул и откинулся на подушки. Он вдруг снова жутко устал.

Старший помощник вышла, и в палате погас свет.

Маркс лежал и думал. В мозгу у него вертелось множество вопросов, к ним примешивалась обескураженность и, как ни странно, энергия в чистом виде. Маркс чувствовал себя так, словно выпил полный кофейник крепчайшего кофе после того, как день напролет заседал на каких-то совещаниях. То есть его разум устал, но не затуманился. Глубокие вдохи успокаивали мало. Он стал сжимать и разжимать пальцы и заставил себя думать о том, как это здорово, что он снова сможет пилотировать дистанционный флот.

А потом он встретился глазами с риксом. Она осталась в палате. Она смотрела на него, она за ним наблюдала, как врач за пациентом, она словно бы ждала, что проявится какой-то ожидаемый симптом. Мертвая женщина стояла рядом с ней, и их плечи соприкасались с привычной интимностью, как это бывает у тех, кто давно любит друг друга.

Маркс сосредоточил взгляд на риксе. Почему-то ее непроницаемый взгляд, как ни странно, его успокаивал. В темной палате ее фиолетовые глаза сверкали, словно зажженные для медитации свечи. Маркс стал дышать медленнее и снова ощутил ритм прибоя, который ему так долго снился. Он услышал едва заметный звук корабля, вездесущее негромкое гудение двигателя, гул системы воздухоснабжения, жужжание генератора искусственной гравитации.

Что-то стало не так.

Не отводя глаз от рикса, Маркс положил руку на край кровати, ощутил ладонью холод металла. Гудение корабля так ощущалось сильнее. Маркс постарался добиться того, чтобы фантомы сновидения соединились с вибрацией корабля. Память и металл слились. Так множество инструментов в оркестре настраивается на одну и ту же ноту.

И оказалось, что эта нота прекрасно сочетается с блеском глаз рикса.

Она улыбнулась Марксу. А потом они обе – да-да, они любовницы, вдруг окончательно понял он – ушли.

И мастер-пилот понял, какую сделку заключил капитан. Он только гадал, чем же риксы пригрозили Заю, что он согласился пустить эту тварь на борт. Согласился на то, что он сам и его экипаж вступили в сговор с самым заклятым из врагов Империи.

Может быть, Лаурент Зай и не догадывался, не понимал масштабов этой хитрой и тонкой диверсии. А вот Маркс понимал. Он провел сто дней в утробе этого зверя. Он видел его знаки, слышал его музыку. Как смерч становится виден по тем листьям, пыли и обломкам разрушенных домов, подхваченных им, так и контуры Александра и его размеры были обозначены четко и ясно.

«Рысь» была захвачена.

Риксы пришли.

На десять лет раньше (по имперскому абсолютному времени)