Екатерина Белецкая - Огонь и ветер

По сути – усложнённая монолыжа. Сильно усложнённая. Зато на ней при большом желании реально даже по голым скалам кататься.

…Хорошо, что сломанную руку можно за неделю вылечить…

Внизу, в крутящейся снежной мгле, был расположен погодник, здоровенный компенсатор, который сейчас «работал весну» для какой-то северной области: шло формирование циклона. Циклон делали, чтобы за сутки, или чуть больше, смыть весь снег на площади в несколько десятков квадратных километров.

Там, внизу, сейчас бушевала буря.

Он надвинул на лицо ветрозащитную маску, поправил застёжки на вороте комбинезона.

Оттолкнулся – и осевушка, пока что плавно и медленно, пошла вниз.

…В первый год они постоянно болели – проблемы, о которых раньше и думать было некогда, скопом полезли наружу. Ри в результате вообще пришлось класть к Лурье больше чем на месяц: у него сдали нервы, да ещё и давление начало чудить так, что он испугался. Оказалось, проблемы с сосудами, причём настолько серьёзные, что без операции не обойтись. Потом вынесло Скрипача, причём вынесло конкретно – проблемы с сердцем. Следующей стала Берта, которая, впрочем, обошлась малой кровью – ей достались какие-то эндокринные сбои и неполадки. А потом, по словам остальных, «оторвался по полной» Ит, у которого напрочь слетел гормональный фон. И это всё – не считая бесконечных простуд, постоянной сонливости, усталости и прочих досадных мелочей, которые превращают нормальную жизнь в унылое и постылое существование.

В результате строительством дома занимались преимущественно Джессика, Кир и Фэб. Мотыльки тоже порывались участвовать, но тут уже воспротивилась Джессика, которая сочла, что для них лучше подыскать какое-то более спокойное занятие. Без экстрима на строительной площадке.

Мотыльки с ней не согласились и вскоре придумали себе занятие сами. Так в Саприи появилась Школа Эмпатии: зарегистрированная, по всем правилам оформленная и начавшая пользоваться большим успехом практически сразу. От желающих учиться отбоя не было, к Бриду и Тринадцатому кто только не шел. И молодые матери, которым хотелось точнее чувствовать малыша, и владельцы животных, желающие эмоционального контакта с питомцами, и просто романтически настроенная молодёжь.

– Заодно можно и будущих соратников присмотреть, – говорил Брид. – Может быть, кто-то захочет с нами дальше работать. Не будем же мы сидеть тут до скончания века, правда?

Именно в этот период Ит начал пробовать писать. Одна работа была по Русскому Сонму (и работа эта теперь грозила перерасти в серьёзную монографию), а вторая – цикл коротких забавных историй, который назывался «Насмешники». Этот цикл он придумал исключительно для своих, повеселить. Но позже выяснилось, что «Насмешники» понравились не только Скрипачу и Фэбу.

После того, как первая часть «Насмешников» стараниями Скрипача попала в Скивет, в общий доступ, Иту начали присылать сообщения те, кому истории понравились. Преимущественно – девушки. Молодые. Которые жаждали, во-первых, визуализации текстовых героев и, во-вторых, познакомиться с автором. Ит от знакомств пока что отказывался – к популярности он не привык. Но продолжение «Насмешников» пообещал написать обязательно.

Ему самому, сказать по секрету, очень нравились эти два гермо-авантюриста, выдуманные на досуге, которые были, пусть и совсем немного, похожи на него и Скрипача в молодости…

Мимо летели скалы и валуны, скорость была уже приличной, но он знал – это пока не максимум. Максимум будет ниже, как раз в районе компенсатора. Там, где сильнее всего ветер, там, где совсем рядом – сердце бури.

Этот участок склона стабилизирован не был, тут могло произойти всё, что угодно, но это лишь добавляло остроты ощущениям. Той самой остроты, без которой не бывает жизни.

На втором году стало значительно легче.

Начали потихоньку тренироваться, приходить в норму и, наконец, переехали – дом был закончен. Он обошёлся семье в круглую сумму, но довольны в результате оказались все без исключения. И Ри с Джессикой, получившие вожделенную спальню с видом на море, и Берта, грезившая отдельным кабинетом, и Скрипач с Итом, которые уже начинали тосковать о работе в саду и небольшой уютной комнате. Кир, Фэб и оба Мотылька поначалу скромничали, но потом тоже разошлись и стали определяться с желаниями – Фэб, к радости Ита (да и Скрипача, что греха таить), создал почти точную копию ванной в их старом доме; Кир, с месяц подумав, заказал через транспортников кучу аутентичных предметов, очень похожих на те, что были в ходу на Терре-ноль. Мотыльки из своей комнаты сделали помесь кабинета и спальни, причём с мебелью под свой размер – последний раз у них такая была во время житья на очередной секторальной станции, и они тогда сумели оценить удобство.

Потом Фэб завёл речь о том, что надо начинать приводить себя в порядок – Ри поддержал его целиком и полностью, ему самому было неприятно то, что он выглядел сейчас гораздо старше Джессики. Впрочем, ему как раз пластика не понадобилась – оказалось, что достаточно просто восстановить до нормы ряд показателей «геронто», которыми на Терре-ноль, ясное дело, заниматься было невозможно.

Ит и Скрипач, с месяц поупиравшись, всё-таки согласились на пластику: Рыжего, по всей видимости, задели слова Кира, который как-то сказал, что ему очень грустно целоваться с рубленой котлетой. А если Рыжий на что-то согласен, то будет согласен и Ит.

За две декады шрамы убрали.

Практически полностью.

…Ит, впервые увидев результат в зеркале, не узнал себя, по его собственным словам.

– Я и не помню, когда оно вот так… – признавался он позже. – Я привык к тому, что раньше…

– Ит, правда, так гораздо лучше, – успокаивала его Берта. – Не хотела про это говорить, но на тебя смотреть было больно. Фэб и Кир совершенно правы, что на этом настояли. Вы у меня теперь оба очень красивые.

– Это ты красивая, – смеялся он в ответ. – Особенно ноги…

Она уже больше года была полностью здорова, но до сих пор так и не привыкла окончательно к тому, что больше ничего не болит, что ног – две, а не одна, и что Иту и Скрипачу не надо по десять раз за ночь прибегать в её комнату. Кир, само собой, очень быстро восстановил прежний порядок, заведённый ещё в Москве: перебрался спать к Берте. Парадоксально, но факт – Берта против этого не возражала, ни тогда, ни сейчас. И Кир, и она давным-давно поняли причины; знали, кто, кого и кем воспринимает, и секрета из этого не делали. Для рауф человеческая женщина была кем-то между мамой и сестрой, а для женщины рауф был старшим братом и отцом одновременно. Эти двое нашли друг в друге то, что (чаще всего отчаянно и безрезультатно) ищут многие взрослые в других взрослых – и никак не находят.