Андрей Лазарчук - Предчувствие: Антология «шестой волны»

А лично мой самый любимый писатель — Торнтон Уайлдер. «Мост короля Людовика Святого» и «Мартовские иды». Более близкого мне автора в мировой литературе нет.

Самый гениальный — не обязательно самый любимый и близкий. У Николая Степановича Гумилева в стихотворении «Фра Беато Анджелико» про это хорошо сказано.

Всё это — скрытая, латентная, если так можно выразиться, часть моих литературных увлечений. Да, в студенческие годы я иногда пытался чёркать на бумажках, сочиняя прозу; но серьёзного значения этим попыткам не придавал и сам. Всё изменилось в 1999 году, когда я из чистого интереса купил в магазине книгу совершенно мне тогда неизвестного Андрея Лазарчука. «Опоздавшие к лету», том второй. «Жестяной бор» и «Солдаты Вавилона».

«Солдаты Вавилона» — книга, которая сделала меня писателем.

Прочитав «Солдат Вавилона», я убедился, что об очень сложных и безумно интересных для меня вещах можно писать. И даже примерно понял, как это делается.

Дальше рассказывать не так интересно. В конце 2002 года я познакомился (сначала по Интернету) с Лазарчуком, и он рекомендовал к печати мою повесть «Лунная соната». Повесть, заметим, вначале была вполне реалистической — программную оболочку «альтернативной истории» я добавил уже в процессе переделки. Но с самого начала я понимал, что область литературы, к которой я хочу принадлежать, — это Фантастика.

Чем я сейчас занимаюсь? Во-первых, продолжаю научную работу в биологии, хотя на данный момент и не так интенсивно, как хотелось бы.

Вероятная тема моей диссертации, если кому интересно: «Особенности морфологии черепа личиночных стадий бесхвостых амфибий и проблема происхождения отряда Anura». Вообще эволюционная биология — это ведь целый мир. Закономерности, которые она выявляет, распространяются так или иначе на все сложные системы. Но даже и без этого, в качестве отдельно взятой науки, она очень увлекательна.

А сколько блестящих умов в ней поучаствовало! Помимо Дарвина — Нэгели, Гексли, Осборн, Берг, Гольдшмидт, Четвериков, Шмальгаузен, Ярвик, Красилов, Жерихин, Шишкин… Последние трое — уже наши современники; Владимир Васильевич Жерихин ушёл безвременно года три назад, остальные живы и работают. И не только они.

Сравнительная анатомия (это моя узкая специальность) как наука, впрочем, тоже прекрасна. Работы таких авторов-классиков, как Гуннар Сёве-Седерберг или Алексей Петрович Быстров, впечатляют понимающего человека не меньше, чем сочинения великих поэтов.

И самое главное — здесь очень даже есть что открывать.

Помимо чистой науки, я довольно много преподаю. В этом году на биофак МГУ поступило около десятка бывших моих школьников, и, пожалуй, я горжусь этим. Причём многие школьники — из дальней провинции, а познакомиться с биологической наукой и добраться в конце концов до МГУ им помогла Летняя Экологическая школа. Есть такая организация, в работе которой я весьма активно участвую.

Ну и пишу, конечно. Правда, медленно. Ох, не зря говорит Борис Натанович Стругацкий, что второй роман всегда даётся начинающему автору гораздо труднее, чем первый. Романов сейчас у меня в работе два, каждый — предполагаемым объёмом примерно в 20 листов. Первый, очень для меня трудный, называется «Созвездие Девы» и рассказывает о докторе Фаусте, точнее — о попытке последнего изменить мир. Он написан больше чем наполовину. Замечу, кстати, что доктором Иоганн Георг Фауст не был, ибо бросил в какой-то момент академическую науку и стал вагантом. Знаете, кто такие «ваганты»? Все толкования в духе романтики дорожного плаща («как в пыли площадей поднимали мы наше вагантское знамя…») прошу сразу же отбросить. Согласно определению, которое мне попалось в одной хорошей научной статье, ваганты — это средневековая и возрожденческая ДЕКЛАССИРОВАННАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ. Очень точно. Такие вот мы и есть.

Мой второй роман — о Второй Мировой войне, до сих пор не имеющий даже рабочего названия, но готовый примерно на четверть. По крайней мере, «Лунную сонату» его написанная часть объёмом уже превзошла.

Вспомнилось много раз повторяемое тем же Кавериным приветствие ордена «Серапионовых братьев»: «Здравствуй, брат. Писать очень трудно». И правда трудно, чёрт возьми. Значительная часть моих усилий сейчас направлена на то, чтобы сделать из себя литератора-профессионала, способного не действовать «по вдохновению», а регулярно производить заданные объёмы текста. Вроде начинает получаться.

Последнее актуально, т. к. кроме вещей, находящихся в работе, у меня есть и несколько идей, ждущих воплощения. (Что за дьявол? — опять откуда-то вылезает пафос.) «Лунная соната» выросла из подобной же идеи, которую я взращивал и лелеял несколько лет. А упомянутые несколько замыслов уже вполне оформились — по принципу: «Моя Венера уже готова, остаётся только изваять её!» В смысле, сесть и написать. О великом полководце Велизарии, о боге Дионисе, о русском императоре Константине…

«А на это господин дракон велел сказать: „Посмотрим“!»

И мы действительно посмотрим…

Родился я в 1972 году в Красноярске. Было холодно и темно. На чёрном небосводе висели Весы. Когда я родился, плохой дяденька-врач предложил сразу меня усыпить, чтобы я долго не мучился. Но мама решила, что, мол, пускай помучится, и забрала меня домой. Таким образом я вошёл в нашу жизнь. Следующий период жизни я сладко проспал и знаком с ним, большей частью, по фотографиям.

Говорят, что когда-то я был трудолюбивым ребёнком. Мне почему-то верится с трудом. Хотя за годы детсада и школы я вполне сносно научился поддерживать видимость бурной деятельности. Долгое время я пытался перебороть себя, воспитывая силу воли (интересно, как её воспитывать, если её нет?). И вот лет пять назад один товарищ затащил меня на курсы по астрологии. Я прилежно отходил несколько занятий. Там мне и объяснили, что, когда я родился, Солнце было в сожжённом Фаэтоне, и вся моя энергия изливается в Космос. «Так вот оно в чём дело!» — воскликнул я и бросил попытки бороться со своей ленью (а заодно и занятия астрологией), разумно посчитав, что чем сильнее я борюсь, тем больше моей энергии в этот самый Космос изливается.

Перед самой школой я научился читать и считать. Поэтому, когда пришёл в первый класс, мне поначалу было довольно скучно. Это «поначалу» длилось, наверное, с полгода. За это время я научился входить в состояние полной отрешённости на уроках, предаваясь внутреннему созерцанию (дремал, короче). Благодаря своим достижениям в самоуглублении первый класс я закончил почти на одни двойки. Дальше пошло легче, поскольку все учителя ко мне привыкли и особенно умных вопросов уже не задавали. И где-то классу к пятому я вошёл в стабильную когорту ударников.