Дэвид Вебер - Пепел победы

«Ну конечно, — мысленно сказал себе Белая Гавань, в то время как тяги подтаскивали бот к причалу, — тебе хочется считать, что ты честен с самим собой. Правда, чтобы эта пресловутая честность пробудилась, тебе пришлось дождаться известия о ее смерти!» Но ведь пробудилась же она, черт побери!

Бот уже швартовался, и граф дал себе молчаливый обет: какие бы чувства ни одолевали его, он сделает все, чтобы Хонор — вот уж воистину человек чести! — ничего о них не узнала. Это пока еще в его силах.

Бот сел на опоры, был зафиксирован причальными захватами, и как только к нему подвели переходной рукав, Хэмиш рывком встал с удобного сиденья и всмотрелся в свое отражение в бронепластовом иллюминаторе. Потом он улыбнулся, удивившись, как естественно выглядела эта улыбка, кивнул отражению, расправил плечи и повернулся к люку.

Увидев над причальной трубой зеленый огонек индикатора, свидетельствующий о безупречной герметизации и выровненном давлении, Хонор заложила руку за спину. Люк галереи плавно открылся.

Поймав себя на размышлении о том, что одну руку и за спиной-то держать мудрено, поскольку держаться не за что, она вышвырнула этот вздор из головы и кивнула майору Чезно. Командир бортового отряда морской пехоты «Фарнезе» кивнул в ответ и развернулся на каблуках лицом к почетному караулу.

— Смирно! — скомандовал он. — На кар-р-раул!

Бывшие пленные синхронно вскинули трофейные импульсные ружья. У Хонор, наблюдавшей за ними с гордостью собственника, не возникло даже искушения улыбнуться. Да, мужчины и женщины, набившиеся в корабль, как в переполненную ночлежку, и намеревавшиеся расстаться, едва только доберутся до места назначения, в течение всего полета находили нужным тратить время на строевую подготовку и ружейные приемы, и кому-то это обстоятельство, несомненно, показалось бы полнейшей нелепицей. Зато экипажу «Фарнезе» оно нелепым не казалось… и Хонор Харрингтон тоже.

«Пожалуй, — мысленно сказала она, — это наш способ объявить всему миру, кто мы и что собой представляем. Мы не несчастные робкие овечки, сбившиеся в кучу, чтобы сбежать от волков. Нет, черт возьми, „волки“ здесь как раз мы — и пусть все об этом знают!» При этой мысли Хонор усмехнулась, но усмешка относилась не к морпехам, а к ней самой. Если ее подчиненными овладела гордыня, то не ее ли в том вина?

Почетный караул замер в ожидании: по переходному туннелю поплыл первый гость. Хонор глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки. По традиции Королевского флота старший по званию офицер последним поднимался на борт катера и первым с него сходил, так что она знала, кого ей предстоит увидеть, задолго до того, как высокий широкоплечий мужчина в безукоризненном черном с золотом мундире адмирала Королевского флота Мантикоры взялся за поручень и перескочил из невесомости в зону нормального тяготения.

Зазвучали боцманские дудки (этот устаревший ритуал был данью уважения традиционалистам, каковых, по понятным причинам, в Елисейском флоте насчитывалось немало), и адмирал отдал честь стоявшему во главе протокольной группы старпому «Фарнезе». Несмотря на выработанное за шестьдесят лет флотской службы самообладание, он не сумел скрыть изумления, и Хонор едва ли могла его за это упрекнуть. Другое дело, что ей с трудом удалось сдержать озорную усмешку. Во время переговоров с командным пунктом сил обороны звезды Тревора она намеренно не назвала своего первого помощника. В конце концов, граф заслужил несколько сюрпризов. Он был готов ко многому, но никак не ожидал, что первым на борту этого корабля его будет приветствовать офицер в мундире Народного флота.

Когда старший помощник «Фарнезе» приветствовал его ответным салютом, Александер уже ухитрился вернуть лицу невозмутимое выражение. Никак, впрочем, не соответствующее внутреннему состоянию. Хев? Здесь? Хэмиш понимал, что выдал свое изумление, но не думал, что его за это осудят. Во всяком случае, в данных обстоятельствах.

Взгляд адмирала пробежал по радужной пестроте мундиров выстроившихся за спиной хева людей. Боцманские дудки настолько забивали сознание, что адмирал не сразу сообразил, что означает представшая перед ним какофония цветов. Но сообразил достаточно быстро — и понял вдруг, что одобрительно кивает. Возможно, на Аиде многое было в дефиците, но сырья для производства тканей и красителей, равно как умелых ткачей и портных, все же хватило. Стоявшие на галерее люди были облачены в военную форму тех государств, которым служили до того, как по воле хевов оказались в «надежнейшей тюрьме Галактики, побег откуда невозможен». Смешение цветов, фасонов, разнообразие галунов и головных уборов, со строго военной точки зрения, могло показаться чрезмерным, но что с того? Некоторые из этих флотов и армий прекратили свое существование более полувека назад. Даже те, кто сопротивлялся до последнего, были смяты и сокрушены неодолимой мощью Народной Республики, но, опять же, что с того? Люди, надевшие эти мундиры, заслужили право возродить свои уничтоженные Вооруженные силы, а если что-то в деталях не вполне соответствовало требованиям давно забытых уставов, к этому вряд ли стоило придираться.

Дудки наконец смолкли, и адмирал опустил руку от берета.

— Прошу позволения подняться на борт, сэр, — обратился он, согласно церемониала, к старшему помощнику.

— Добро пожаловать на «Фарнезе», адмирал Белая Гавань, — ответил тот, отступая в сторону с вежливым жестом приглашения.

— Благодарю вас, коммандер, — отозвался граф столь же невозмутимо любезным тоном.

Голубые глаза Хэмиша светились ледяным спокойствием, и никому не дано было знать, какое пламя обожгло его душу, когда взгляд адмирала, пройдя мимо хева, остановился на стоявшей позади почетного караула рослой однорукой женщине.

Он смотрел — и не мог отвести от нее глаз: наверное, так же люди смотрели на воскресшего Лазаря.

«Выглядит она жутко и… она прекрасна», — думал адмирал, оглядев синий грейсонский адмиральский мундир, надетый ею вместо униформы мантикорского коммодора. Тому, что она облачилась в соответствии с грейсонским званием, граф радовался по сугубо личной причине. Ее ранг в ГКФ превосходил даже его собственный, ибо она являлась вторым по старшинству флотоводцем в этом стремительно растущем военном формировании. А значит, он вправе был говорить с нею на равных, забыв о дистанции, разделяющей адмирала и простого коммодора.

Да и мундир сидит на ней великолепно, отметил про себя граф, отдавая должное мастерству неизвестного портного.

Но как ни был хорош мундир, взгляд приковывали обрубок руки и парализованная половина лица. Ее искусственный глаз был мертв, и адмирал ощутил жгучую волну ярости. Хевы не убили ее, но, похоже, изувечили и едва не убили.