Уничтожитель (СИ) - Косарев И. С.

Первыми вручал подарок клан Поганкиных. На сцену поднялись десятка полтора человек разных возрастов: мужчины и женщины, подростки и даже восьмилетний мальчуган во фраке. Слово взяла матриарх клана, Матильда Львовна. Древняя старуха, благодаря имплантам она купила себе внешность и осанку юной девицы. Еë глубокий, уверенный голос разносился над лужайкой без дополнительных усилений. Поганкина произнесла торжественную речь, затем передала Глебову маленькую розовую коробочку, перевязанную бантиком, громко и внятно назвало её содержимое, после чего хозяйка поблагодарила Матильду Львовну и весь клан. Демид моментально забыл о подарке из-за чересчур сильного волнения.

Салтыковы поздравляли следующими. Их было значительно больше, и семейство заняло почти всю сцену, сдвинув хозяина и хозяйку на край. Оказался на сцене и дядя Демида, его рыжий костюм выделялся среди чëрных пиджаков проказливым пятном, нехорошей меткой, поставленной врагом рода человеческого для обозначения беды. Вперёд выступил Аркадий Дмитриевич, невысокий старик с аккуратно уложенными седыми волосами.

— Дорогой Витя, дорогая Эльза, — приветствовал он хозяев спокойным голосом.

Демид, как и другие гости вокруг сцены, подключился к локальной сети, чтобы лучше слышать.

— Мы рады поздравить вас с прекрасным, воистину счастливым событием — рождением дочери…

Евграф зашёлся в приступе кашля. Первый же хрип, вырвавшийся из глотки дяди, будто проткнул Демида. Морозов пошатнулся, опёрся правой рукой о столик и схватился левой за бок.

— … Много чудес хранит окружающий нас мир, — продолжил Аркадий Дмитриевич, — но появление новой жизни, безусловно, самое…

Евграф опять закашлял, всё сильнее наклоняясь вперёд, пока вовсе не согнулся пополам.

— Что с ним? — Аркадий Дмитриевич повернулся к своим родственникам.

Все начали разводить руками и пожимать плечами. Кашель Евграфа не прекращался, Люсия догадалась проявить хотя бы внешнее беспокойство и попыталась поддержать мужа, но, едва она коснулась его плеча, Евграф рухнул на колени и начал выплёвывать на пол кровь. Родственники вокруг в панике расступились в стороны, кто-то в задних рядах соскочил со сцены.

В глазах Демида заклубилась тьма, его душа закапала на скатерть стола сквозь пробитую в теле брешь.

— Нужен врач! — выкрикнул Глебов.

В толпе обозначилось движение, к сцене пробивался полный пожилой мужчина с роскошными усами. Хозяйка с малышкой на руках покинула конус света. Демид, наконец, отвлёкся от зрелища кашлявшего дяди и подключился к чату «пятёрки».

«У нас получилось, у нас получилось! — кричала восторженно Аглая, — Они пытаются блокировать сигнал, но мы прорываемся! Двести миллионов просмотров!»

Дядя упал лицом в лужу крови, что сам выхаркал, перевернулся на спину, измазавшись в красном.

Демид дышал всё тяжелее, будто не дядя, а он сам лежал сейчас на сцене и хрипел, пытаясь схватить ртом побольше воздуха.

«Двести пятьдесят миллионов! Триста миллионов!» — заходилась Аглая в фанатичном экстазе.

«Поздравляю, сестрёнка!» — радовался Фёдор.

«Мы сделали это!» — прислала комментарий Карина.

Старик доктор склонился над Евграфом. Тот отпихнул его, поднял кулак и с силой опустил на собственное лицо. Затем ещё раз, и ещë. Люсия в испуге застыла рядом.

Демиду почудилось, его нос заболел, будто разбитый, зубы зашатались, губы лопнули и заполнили рот солёной кровью.

«Не только мы. Ребята, которые написали код для Салтыкова, — главные герои!» — написал Святослав.

«Гип-гип ура героям!» — закричал Фёдор.

Доктор попытался схватить Евграфа за руку, но тот вырвался и продолжил разбивать своё лицо окровавленными кулаками. Салтыков что-то хрипел, слов было не разобрать. Люди на сцене отворачивались и отступали всё дальше, закрывали лица руками. Женщины завыли, сидевший в них древний инстинкт громким звуком пытался отпугнуть смерть. Одна Люсия смотрела, как бионические руки её мужа убивали своего хозяина, словно завороженная. Конечности работали с размеренной монотонностью, как простой механизм в наручных часах. Евграф хрипел, пытался перевернуться на спину, но только пачкался в крови.

— Помогите же мне! — позвал пожилой усач.

«Никто тебе не поможет!» — услышал Демид ликование Фёдора в чате. Сознание Морозова повисло над чёрной бездной на ниточке, готовой вот-вот оборваться.

Трое мужчин навалились на Евграфа, но он, вернее, его руководимое тёмным безумием тело вывернулось из-под них. Это было тем проще, чем больше крови разлилось по полу. В пылу борьбы кто-то сбил Люсию с ног, она свалилась со сцены на лужайку.

«Полмиллиарда просмотров! — захохотала Аглая, — Всего-то за несколько минут! Это успех, друзья, это успех!»

Испачканные в крови мужчины сделали шаг к Евграфу, потом замерли. Очередной удар окончательно разрушил его черепную коробку. Струи крови и технического раствора, пульсируя, брызнули на сцену. Бледно-розовое желе мозга расползлось в стороны у плеч Салтыкова.

— Сделайте что-нибудь! — обратился Глебов к усатому доктору.

— Что тут сделаешь? — беспомощно развёл руками тот, — У него же бионическое сердце. Сейчас система поймёт, что мозг разрушен, и отдаст команду «стоп».

Демид ничего и никого не замечал, перестал обращать внимание на суету вокруг сцены. Крики, обмороки, чьи-то метания и рыдания пролетали мимо его восприятия, как и радостные возгласы «пятёрки» в чате. Морозов почувствовал приступ тошноты, опустился на колени. Его вырвало на траву недавно выпитым шампанским и съеденной икрой. Позывы не прекратились, хотя желудок совсем опустел. Ещё две минуты Демиду пришлось провести на коленях. Затем он выпрямился, опираясь о стол.

«Демид, а почему ты молчишь? — спросила Аглая в чате. — Ты не рад?»

«Я очень рад, — написал он в ответ, — Я уверен, что сегодняшнее событие станет началом конца тирании и рождением нового, свободного общества. Почти миллиард человек увидели, как один из хозяев жизни корчится в агонии, словно безмозглый таракан. Это избавит элиту от налёта ложной сакральности».

«Мне всегда нравилось, как Демид формулирует наши общие мысли», — прислал сообщение Святослав.

Пошатываясь, Морозов побрёл на поиски гиноида с булавкой. Шагая, он понял, что умер этим вечером вместе с Евграфом.

Давным-давно, соглашаясь на членство в организации «Орбита и Свобода», Демид убедил себя, что сможет вынести бремя вины, если не будет никого убивать, и его руки останутся «чистыми». Теперь он знал, что ошибся. Три дня он пытался заставить себя поверить, что не носил на душе греха, потому что не он написал код, убивший Салтыкова, и не он забросил его на дядин сетевой имплант, удачно раскрошенный собственными протезами Евграфа, он только лишь организовал онлайн-трансляцию трагедии. Однако, растревоженная злом душа не принимала придуманных страхом объяснений, всякий раз вызывая в памяти Демида последние секунды жизни Салтыкова. К горлу молодого человека подкатывала тошнота, и дорогой ром выплëскивался из желудка на дорогой паркет.

Поэтому Морозов бросил попытки уйти в запой на третий день после смерти дяди. Он заперся на вилле и самоустранился от работы, только ставил электронную подпись под решениями, что готовили помощники и референты без зелёного рейтинга, особо не вникая в их содержание и проверяя лишь на токсичность. Она могла обрушить рейтинг быстрее всего. Родителям Морозов сказал, что получил очень травмирующий опыт и нуждался в одиночестве на какое-то время. Демид спал в саду и вообще проводил там весь день, пытаясь свести кровавые пятна с души. В маленьком доме, ни на первом этаже, в гостиной и кухне, ни на втором, в любой из двух спален или в комнате с бильярдным столом он находиться не мог. Там проводил время другой Морозов, чья душа лишь смотрела на клубившееся в будущем зло, но не вдыхала его ядовитые пары. Всë вокруг принадлежало тому Морозову: работа, родители, зелëный рейтинг, — но он ушëл в небытие, раздавленный грехом, и обстоятельства его жизни превратились в пустую оболочку, скорлупу.