Стивен Дональдсон - Запретное знание

Это следовало изменить. Она будет удивительно беспомощна до тех пор пока в совершенстве не овладеет управлением, не научится управлять собой; до тех пор пока не научится управлять своими нервами и рефлексами, как управлял ими Ангус Фермопил.

Для того, чтобы овладеть всем этим, ей необходимо время. Много времени.

Но сейчас она может рассчитывать в лучшем случае лишь на несколько часов.

Никто из нас не чувствует себя в безопасности, пока ты на борту. Она проигнорировала эту реплику. Лучше будь осторожна. Предчувствия Ника гораздо более сильны, чем тебе кажется. Она отбросила все кроме самой насущной проблемы. В ее каюте был отдельный санблок и гардероб – в гардеробе она обнаружила необходимое количество туалетных принадлежностей и личных вещей; даже небольшой набор для починки порванных скафандров. Она достала ножницы и вскрыла ими пульт управления шизо-имплантатом. Затем, используя иглу из набора, она процарапала линию на блоке в цепи управления – том участке, который делал ее беспомощной, нарушая связь между мозгом и телом. Ангус часто использовал это; это позволяло ему делать все, что заблагорассудится, с ее плотью, в то время как разум мог только наблюдать, мучаясь.

Она всеми силами старалась предотвратить возможность просто отключить ее. Ее знаний по электронике, полученных в Академии, хватило.

Пока Морн проделывала эту операцию, ее пальцы дрожали, и она в ужасе представляла, что произойдет, если она ошибется. Но она не могла позволить себе ужасаться. Она просто не могла себе позволить совершить ошибку. Ник хотел ее. Но его «желание» было похоже на желание Ангуса; оно означало жестокость и насилие. Ник обладает лучшим предчувствием, чем тебе кажется. Справившись с дрожью, Морн закрыла пульт управления. Со всей возможной тщательностью она спрятала доказательства того, что совершила – ножницы и иглу – в санблок. Затем села на кровать, прислонившись спиной к переборке, достала пульт и прикоснулась к одному из регуляторов.

Мгновенно ее охватила чудесная вялость. Тело, казалось, утонуло в отдыхе, словно в вены Морн был введен кат. Вялость разлилась нежной волной по конечностям, успокаивая раздраженные нервные окончания, отдаляя старые тревоги. Она медленно сползла вниз; голова ее коснулась груди.

Облегчение. Безопасность. Мир.

Она едва не заснула, когда отчаяние, которому она научилась у Ангуса, спасло ее.

Паника заставила ее выключить прибор.

Когда действительность снова залила ее мускулы и нейроны, чисто внутреннее разочарование вызвало слезы из глаз.

Но она и так знала, что жить с шизо-имплантатом не просто. Она не ожидала, что все будет так легко; она ждала, что сможет научиться управлять собой.

У нее сложилось ощущение, что она требует от себя слишком многого, что ни одно человеческое существо не может быть таким, каким хочет быть; что закон, запрещающий «незаконное применение», был абсолютно правильным. Для того, чтобы заставить служить себе шизо-имплантат, она нуждалась в предвидении – в чем-то вроде хрустального шара. На пульте управления был таймер, и это могло помочь. Но, предположим, она решит отдохнуть и восстановить силы. На сколько времени она может рискнуть погрузиться в сон? Предположим, она даст приток энергии, чтобы подавить усталость в попытке преодолеть тяжелое m и не сойти с ума. Откуда ей знать, сколько энергии необходимо или как долго выдержит ее плоть? По этой причине она должна знать, какие центры ее мозга отключаются во время приступов прыжковой болезни, какие части себя нужно включить, чтобы преодолеть это состояние безумия, когда Вселенная говорит с ней, призывая ее к разрушению?

Она должна тщательно продумывать каждый свой шаг. И каждый шаг был опасным. Любая ошибка, любой недочет, любая случайность могла погубить ее.

Но проблема была глубже. Использование ее Ангусом сделало ее наполовину безумной и абсолютно усталой, даже несмотря на то, что он позволял ей отдыхать. Откуда она могла знать, что безумие и безграничная усталость не являются побочным эффектом использования шизо-имплантата? Как она могла быть уверена, что ее попытки спастись не станут ее проклятием?

Этого знать она не могла. Она была недостаточно мудрой, чтобы таким образом использовать себя.

С другой стороны, она оказалась здесь потому, что Ангус довел ее до грани безумия. И не было выхода, если она не могла воспользоваться своим безумием.

Небольшой толчок прокатился по корпусу корабля – характерная дрожь отхода от причала. Когда помосты и кабели убирались, все на борту знали это.

Времени у Морн осталось совсем немного.

Когда «Каприз капитана» начал дрейфовать, m исчезло. Подсознательное сокращение мускулов, вызванное отходом от причала, заставило Морн поплыть по каюте.

Через мгновение интерком пропищал предупреждение, и команда на мостике включила веретено, вызывающее внутреннее m. Койка переориентировалась самостоятельно. Морн приземлилась на новом полу.

Эти маневры были ей знакомы. Вместо того, чтобы впасть в панику, она почувствовала искреннюю благодарность к Нику, который так быстро восстановил m. Большинство капитанов предпочитало подальше отойти от доков, чтобы быть уверенными, что все нормально, сохраняя нулевое m – прежде чем они включали внутреннее вращение.

Она мрачно нажала следующую кнопку.

Ошибка, ошибка: эта кнопка вызывала боль, казалось, вся поверхность кожи Морн охватило пламя. Ангус сказал ей, что ее отец ослеп в пламени, когда она взорвала аварийный двигатель «Повелителя звезд». Наверное, он чувствовал то же самое, огонь и невыносимая боль, когда каждый нерв корчился невыносимо.

Ее мышцы судорожно сжались. Она яростно ткнула пальцем в прибор, стараясь попасть на кнопку «Отмена».

Она промахнулась. Вместо этого она попала по регулятору, которым пользовалась, чтобы отдохнуть.

Эффект поразил ее. Мгновенно она преобразилась.

Это было магией, чудом нейроалхимии. Из абсолютной боли было создано нечто, в чем она нуждалась больше чем в энергии, нечто, что позволяло ей и дальше иметь дело с Ником – нечто, что никогда не делал в ней Ангус – или потому что не умел, или потому что не хотел этим пользоваться.

В некотором смысле комбинация, которую она случайно набрала, не уменьшила боль, во всяком случае, не полностью. Вместо этого боль преобразилась в нечто совершенно другое – сексуальный зуд, которая сфокусировалась в самых чувствительных местах тела, так что соски грудей Морн горели, словно жаждали поцелуев, а ее губы и чресла стали горячими и влажными, жаждущими проникновения в них.