Наталия Ипатова - Наследство Империи

Кирилл только об одном жалел: не услышит, как Гросс станет обмениваться взаимными претензиями с администрацией Шебы. Транспорт, подобравший «беглецов», не нес на себе опознавательных знаков Зиглинды. Частник-левак, схвативший плохо лежащее, но довольно бойко летевшее. Гросс имеет все основания выдвинуть госпоже Рельской встречный иск, если та посмеет обвинить Зиглинду в дестабилизации жизненно важных систем Шебы. Как-никак, именно непродуманность действий и безответственность шебиан привела к тому веселью, что учинил на станции резвящийся полтергейст. К тому же та, первая Тецима. и вовсе не была «нашим» заказом. Не мы ее вам притащили. Ваши привидения — не наши проблемы. А вот «нашего» мы вам сдавали под расписку. Под материальную ответственность.

О, Большой Гросс мог быть упоительно красноречив.

Сбежал с вашей собственностью? Разве он на Зиглинду ее привез? И разве наша хваленая СБ его охраняла?

Честное слово, Кирилл почти жалел, что не он нынче хозяин Зиглинды. То-то бы повеселились. Они нам еще и заплатят!

Небольшое сомнение вызывало присутствие подле «заказа» нашего человека и последующее его исчезновение вместе с оным заказом. На месте зиглиндианских адвокатов Император объяснил бы следствию, что у беглого Назгула имелась плазменная пушка, а уж что эта штука делает с человеком, вставшим на пути, криминалисты знают не хуже военных. К тому же в руках Шебы есть вполне материальные Люссаковы «гориллы». Из работников чужих СБ в таких случаях получаются превосходные козлы отпущения.

Едва ли кто-то докопается, что помимо Зиглинды официальной тут действовала Зиглинда... как бы ее поадекватнее назвать? Имперская?..

Второго Назгула втянули в шлюз таким же безгласным и пассивным, как первого. Рубен в наушниках молчал: то ли был без сознания, то ли... Господи, да кто ж в них разберется, во всех этих философиях жизни! Нам почему-то очень не хочется признавать в этой области авторитет доктора Спиро.

— Надо разгрузить спасконтейнер, — напомнил Брюс.

Втроем справились и встали кругом, тяжело дыша и тупо глядя на эту штуку. На панелях мелькали зеленые лампочки, а еще одна, красная, горела непрерывно, и зеленые цифры на таймере бежали-торопились к нулю.

— Что это значит? — спросил Император.

Брюс нерешительно посмотрел на Норма, а тот ответил:

— Сдается мне, нам предстоит принимать роды.

— Что-о-о?

— А вас в Летной Академии этому не учат?

— Придется тебе.

— Мне! — поправил Брюс. — Это — мое!

— Да с радостью, прости меня, Господи.

Цифра добежала до нуля, агрегат издал слабый звоночек: вовсе незачем поднимать окружающих на милю вокруг, когда предполагается, что за процессом следят те, кому подобает. В поддон из основного резервуара слилась лишняя жидкость. Крышка отошла со звонким механическим щелчком: ненамного, словно сдвинули плиту саркофага. Дальше — ручками.

Там оказалась упругая белая подстилка вроде медицинского матраца, а на ней — смуглое обнаженное тело. Вид у Кирилла и даже у Норма был ошеломленный, хотя у «сайерет» все же несколько меньше.

— Это точно правильный ящик?

Брюс втянул голову в плечи:

— Точно, — признался он. — Он и есть.

— Он несколько старше, ты не находишь?

— А что мне — сидеть и трястись, ожидая, когда вы придете спасти меня? — огрызнулся мальчишка. — На микроуровень я не совался, я боялся, что, если изменю что-то там, он получится неживым — доктор предупреждал. Но поменять параметр «одиннадцать лет» на «двадцать пять» можно было запросто. Это вкладка «макро», доктор ее никогда не проверял, а система работала нормально. Во-первых, неправильный клон выиграл бы мне время; во-вторых, Люссак не смог бы использовать его в своих гадских целях. А в-третьих, почему бы моему старшему брату за меня не подраться с всякими козлами, когда все вокруг только вздыхают, что ничего не могут для меня сделать?

— И доктор не видел, что у него тут зреет? — вполголоса спросил Норм. — Извините...

«То, что тут созрело» смотрело на них прищурившись, словно свет был для него слишком резким, потом подняло руку и с видом крайнего изумления поглядело на свои пальцы, на розовую плоть на просвет.

— Мать Безумия, и вот это они называют телом? — ни к кому не обращаясь, сказал он. — Слышит и видит в крохотном диапазоне, скорость развивает — это просто слезы, и любое излучение его убьет... Что оно может? Чего вытаращились, дайте надеть что-нибудь! Ну привет, что ли. Или я должен представиться?

Ой!

Мари-Лиис объяснила Натали, что команда, выполнившая спецоперацию на Шебе, уже не сможет сесть на Зиглинде, где все Люссаково — и армия, и милиция, и охрана космопорта.

Мы будем ждать их на Пантократоре. Пусть он будет домом тем, у кого нет дома. Туда не пускают кого попало, но миз Ариадна все устроила, и сейчас, когда удавалось отвлечься от мыслей о спасении сына, Натали размышляла насчет социального устройства той странной планеты. Если она правильно представляла себе роль Ариадны во «всем этом», та не только с легкостью совмещала обязанности сиделки, выносящей судно, с ответственностью оперирующего врача, но и могла в любой момент подать голос на уровень высших функционеров. Во всяком случае, никаких видимых проблем с въездом на Пантократор у Натали не возникло.

К ее удивлению, планета, долгое время сохранявшая за собой статус форпоста галактической медицины, а нынче позиционировавшаяся как оплот галактической же морали, выглядела почти не освоенной. Или же такой вид ей был старательно придан.

В космопорте ее встретил улыбчивый пожилой мужчина, а дальше оба они долго ехали на машине по петляющей наземной дороге. Сколько видел глаз, кругом было зелено, но глаз видел недалеко — из-за густого тумана. Натали сказала бы — «высокая влажность», но спутник пояснил: «Ручьи разлились, весна». Массивные тени, выступавшие из пелены, оказались кустарником, а когда дорога поднялась выше и видимость улучшилась, выяснилось, что впереди высится горный хребет с вершинами, утопающими в тучах. На подступах к нему по зеленой равнине были разбросаны белые домики, похожие на пузатые грибы без ножек.

Вот и все. Место, где она станет ждать. Зеленый костюм Ариадны, который Натали приняла за хирургический, представлял, оказывается, местный национальный цвет. Никто ее не принуждал, и женщина могла с уверенностью сказать, что никто не делал ей никаких намеков, но весь гардероб, которым Натали обзавелась здесь, был тех или иных оттенков зеленого. Наверное, из подсознательного стремления гармонировать с пейзажем.