Наталия Ипатова - Наследство Империи

Никакого трудоустройства. Единственным чиновником, с которым Натали пришлось иметь дело по въезде, была молодая монахиня, объяснившая, что планета предоставляет ей статус гостьи с полным содержанием — она ведь прибыла даже без ручной клади! — пока ожидается решение ее дела. Натали напряглась, заподозрив в приступе паранойи, что вся Галактика в курсе ее бед и ценности ее сына и только ждет, чтобы завладеть Брюсом. В самом деле, собирают ли они тут все страждущие «одинокие планеты»? Для этого тут слишком малолюдно, извините. Но чиновница, скорее всего, просто употребила свойственный ей оборот речи. А после, сказала она, сами решите!

Наверное, Натали посчастливилось найти единственное место, где ожидание не навалилось на нее очередной тяжестью. Она обнаружила смысл в том, чтобы выходить из дома рано, сидеть на полене, а после, когда высыхала роса, — на траве, смотреть либо на горы, если был ясный день и заснеженные пики ясно вырисовывались в далекой голубизне, либо на зеленые равнины, где прямоугольники огородов с ранними всходами выделялись, как брошенные наземь шелковые платки. А потом и яблони зацвели в садах по берегам ручья. Это было лучше видео. Пантократор был спокоен, как штиль, и ни разу нигде у нее не возникла мысль, что все может плохо кончиться.

Ничто никогда не кончается.

Поэтому, когда из космопорта позвонили и сказали, что «ваши приехали, ждите», и на ее вопрос «все ли в порядке?» задыхающийся Брюскин голос проорал: «Более чем!», Натали умудрилась избежать инфаркта от внезапного ошеломительного счастья. Одевшись нарядно, но достойно — в платье из зеленого шелка и взяв корзинку, она ближайшим автобусом спустилась к продуктовой лавке, где приобрела мясо и пиво для мужчин, фрукты и сласти для сына и местное густое и сладкое вино для всех, а вернувшись, сервировала стол.

Это было важно. Это — ритуал. Кирпичик в основание жизни. Он должен тут быть, чтобы здание не развалилось.

Потом пошла к дороге — ждать.

Сверху лежал непроницаемый слой верховых туч, но между ними и горизонтом светилась ослепительная щель, цвета топленого молока или, быть может, слоновой кости, она давала понять, какие в действительности сегодня небо и заходящее солнце. Недавний дождь сбрызнул траву, и туфли Натали промокли. Не думая ни секунды, она сбросила их и пошла по траве босиком, и это оказалось восхитительно. Навстречу поднимался автомобиль с открытым верхом, полный веселой компании: ей издали загудели и замахали руками. Натали подошла к обочине, и Брюска, высыпавшись через борт и хохоча, обнял мать.

Вторым был Рассел, вышедший неспешно с отвратительно нейтральным выражением: «Я только делаю свое дело, а потом скромно стою рядом». А третьим — Кирилл, которому впредь прищемят нос, буде он его сунет куда не следует. Надеюсь, он это понимает.

Последним неловко выбрался молодой черноволосый парень в комбинезоне техника, назвался Марком и руки пожимать не стал. А потом машина уехала.

— Он очень помог нам на Шебе, — сказал Кирилл, как-то странно глядя.

— Мы все друг другу взаимно помогли.

А Брюс так и вообще вывернулся у матери из-под руки и встал с этим новеньким рядом. Там, в машине, они, очевидно, не испытывали в отношении друг друга никакой неловкости и смутились только при Натали. Ничего, сын после все расскажет. Зная его, можно быть уверенной: на пять кругов расскажет, еще и еще добавляя подробностей.

Ах, вот оно что: они похожи! Брюс похож на Марка больше, чем даже на собственного отца. Или наоборот, это Марк похож на Брюса? Вспомни, куда они летали и зачем. Вот, значит, как мальчик будет выглядеть в двадцать пять. Тонкие брови, тонкая кость. Красивый, но кто бы сомневался при генах-то Эстергази.

Это не тема для разговора. Однажды мы уже обожглись, воспоминанье о том стыде до сих пор палит скулы. В моем доме никакого разделения на правильных и неправильных нет. И кстати о доме. Еды не хватит.

Пока шли к дому, выяснилось и другое. У юноши были явные нарушения центральной нервной системы. Он прилагал видимые усилия, удерживаясь на тропинке: не сводил с нее глаз и даже брови свел от усердия, всем корпусом поворачивался на адресованные ему слова, а в дверь дома Брюсу пришлось проводить его за руку.

Натали хотелось еще спросить Кирилла о Назгуле, она понимала, что без него не обошлось, но догадалась, что это императорские тайны. Ей лучше не знать, если она собирается строить жизнь. Он умер. Я пережила.

Еды и правда не хватило, но это стало скорее поводом для смеха. Потом, когда уже стемнело, в двери постучался сосед. «У миз гости, не нужна ли миз надувная кровать?» Его не отпустили, пока не налили, а потам старичок ушел, освещая тропку фонариком.

Первая ночь без одиночества.

Первая ночь без одиночества оказалась слишком большим испытанием для Брюса, чтобы вот так взять и отправиться спать. Если кто еще не понял: он вернулся домой взрослым! А взрослый человек может спуститься па кухню, налить себе молока и посидеть наедине со своими мыслями... ну, и с куском торта.

Брюс плохо знал этот дом, а потому дорога вниз в полной темноте стала для него волнующим приключением, но он засмеялся, подумав, каким оно было домашним и детским в сравнении со всеми предыдущими.

Свежо. Ах вот оно что — дверь открыта. Кто-то вышел в сад, и нетрудно догадаться — кто. Кому еще тут не спится?

— Я правда не знал, — сказал он покаянно, обнаружив «Марка» под деревом среди травы и тумана. И звезд — ветер унес тучи, небо расчистилось. Тот стоял сгорбившись, засунув руки в карманы чуть не до локтей, и смотрел в пустоту перед собой. — Всегда твердила, что кто попало ей, мол, не нужен, а он как раз самый кто попало и есть. Приличный мужик, но таких сто, и я думал, что ты придешь и все сразу образуется, а перед лишними извинимся. Тебе ли в очереди стоять? Я... виноват, да. Но я не знаю, что с этим делать.

— Я умер. Она пережила. Сколько катарсисов может вынести одна душа? Ты понимаешь, что нельзя больше? Ясное дело, когда сперва появилась возможность, а потом я сделал это, я в первую очередь подумал, что сегодня с ней... там... буду я, а не кто-то. Но у них все связалось, и это нечестно. Я не должен.

— Она все равно догадается. И есть еще дедушка с бабушкой Адретт...

— Я тебя умоляю!.. Со временем, может быть, а сейчас не нужно. Ты понял, какой узел ты... мы с тобой завязали? Половина хромосом в моих клетках принадлежит ей. Генетически она мне мать.

— А я тебе юридически отец. Что, ты согласишься звать меня папой?

— Не дождешься, мелкий. Но вот о чем ты, черт побери, думал, когда ставил там двадцать пять? Жена не просто не узнает меня, с этим я справлюсь, но она смотрит на меня как на молокососа и думает, будто я нуждаюсь в опеке! По твоей милости я не в игре.