Василий Головачев - Реквием машине времени

Павел посмотрел на фиолетовые конусы хроновизора, потом на грозное сооружение в несколько сот метров высотой, похожее на старинную пушку, ствол которой уперся в тело Ствола. Оптимизатор единственной временной линии настоящее – прошлое, с помощью которого Павла должны были «выстрелить» внутрь Ствола.

На мгновение защемило сердце, но Павел заставил себя думать о другом: о своей бывшей работе, о товарищах, ждущих его возвращения, о том, что так и не встретился с Люцией, и, кажется, напрасно… Потом стал думать о своей судьбе, и снова пришло ощущение беды, невосполнимой потери, и снова Павел заставил себя переключиться на иную волну… Интересно, скажет ли хоть что-нибудь таинственный голос? Или, по его разумению, все идет нормально?..

– Мы готовы, – раздался в наушниках голос Ромашина. До Павла не сразу дошел смысл сказанного.

– Я тоже, – с запозданием ответил он.

Федор, продолжавший что-то говорить, вдруг замолчал, встал с колена, похлопал Павла по плечу и протянул руку.

– До встречи, Павел. Будем ждать.

– До встречи. – Павел пожал руку и пошел к пинассу в низинке у рыжего ручья.

Через несколько минут он стоял на верхней смотровой площадке металлического левиафана, уткнувшегося хоботом в Ствол, задержался у люка. Сзади уже никого не было видно, равнина из конца в конец была пуста, начавшийся ветер гнал по ней зеленые волны, солнце скрылось за растущей пеленой облаков.

– Даем предупреждение, – послышался в наушниках чей-то голос.

Над холмами трижды прокатился леденящий душу вопль сирены. И стало совсем тихо, будто в Центре вырубилась связь или отказала рация скафандра.

Павел шагнул к люку. Ему показалось, что кто-то большой, как планета, но добродушный, дружелюбно настроенный, посмотрел на него сверху.

– Это… вы? – спросил инспектор негромко, забыв, что его слышат в Центре.

– Да, – раздался знакомый, твердый и спокойный Голос. Он мог принадлежать и нормальному, уравновешенному и сильному человеку. Павел даже представил его лицо, тут же подумав, что у хозяина Голоса, возможно, лица нет совсем.

– Что меня ждет? Вернее, что ждет нас всех?

Молчание.

– Не хотите отвечать или не знаете сами?

Снова молчание. Тишина в Центре.

– Тогда ответьте хотя бы, кто вы?

Минута, потом тихий и вежливый ответ:

– В лексиконе человечества нет слов, чтобы выразить такое понятие. Оно появится примерно через четыре миллиарда лет после вас.

– Значит, вы все-таки из будущего? Наши потомки?

– В какой-то мере. К сожалению, не существует даже упрощенных аналогий, чтобы вы их поняли. Все гораздо сложней, чем вы представляете. Извините.

Павлу почудилась в голосе неизвестного грустная нотка. «Мы дети для них, – подумал он, – дети, едва начавшие ходить, изучающие мир и себя на собственных ошибках, с болью, муками и сомнениями… а может быть, и того меньше: не дети – эмбрионы на стадии всеобщего разума…»

В наушниках ни звука, будто все вымерло вокруг на многие сотни километров. Центр тоже молчал, и Павел понял, что на этот раз разговор с «потомками» был услышан всеми. Он вдруг испугался, что короткий звуковой контакт с наблюдателем закончится и давно мучивший его вопрос так и останется без ответа.

– Подождите, – быстро сказал он. – Последний вопрос… очень важно! Кто виноват в катастрофе? Мы, люди, или кто-то еще? Кто ошибся?

– Способность совершать ошибки – не единственная положительная черта человека. Да-да, положительная. Ибо человек лишь тогда творец, когда он непредсказуем. На свой вопрос попробуйте ответить сами. Позволим маленькую подсказку: вы знаете, что такое эффект бумеранга?

– Эффект, противоположный тому, который ожидался в результате эксперимента.

– Вот и подумайте сами над этим эффектом, уверен, вы поймете.

Прошла минута, другая, и Павел понял, что ответа не услышит совсем. Разговор закончился, с ним попрощались, дали понять, что за него беспокоятся, ждут его прыжка в неизвестность. Эффект бумеранга… Не в том ли он, что человек зачастую беспомощен, когда он всемогущ? Не последствием ли его действий является рождение Вселенной? И не от него ли зависит ее гибель?..

Павел вдруг почувствовал, что его сознанием завладел кто-то огромный и властный. Сознание раздвоилось: одной половиной инспектор понимал, что стоит на площадке хронооптимизатора, другая позволяла видеть все как бы со стороны.

Сначала он увидел Ствол с расстояния примерно в пятнадцать километров: ровная белая тростинка на зеленом фоне. Потом скачком картина изменилась. Ствол провалился вниз, Земля из плоскости выросла в голубоватый дымчатый шар, видимый с высоты в десять тысяч километров.

Новый скачок: Земля превращается в искру света и теряется на фоне таких же искр-звезд Млечного Пути. Солнце видится пылающей косматой дырой в золотом ореоле, на него больно смотреть. Еще скачок, и на месте Солнца возникает грандиозная звездная спираль – Галактика!..

Долго-долго смотрели на эту спираль двое: Павел и молчаливый его гид. Весь обозримый космос был уже темен и нем, и только колоссальная система звезд – Галактика, будущий дом человечества, сияла торжественно и ярко, словно бросая вызов мраку, и Павлу даже послышались аккорды органа, созвучные этой фееричной, прекрасной и величественной музыке света…

– «Еще дрожит былого смутный свет…» [10] – невольно прошептал он.

И вдруг все исчезло. Впереди заслонила горизонт гора Ствола, сзади над лесом поднималась стена туч.

– Паша, – послышался далекий голос Ромашина. – Ты меня слышишь?

– Слышу, – отозвался Павел глухо. – До встречи во Вселенной.

Он перешагнул комингс, закрыл люк и уже не услышал, как Ромашин, страдающий от того, что уже ничем не может помочь, пожелал ему «ни пуха ни пера».

«Карфаген должен быть разрушен» – слова римского патриция Катона-младшего, которыми он обычно заканчивал свои речи в Сенате (лат.).

Человек прямостоящий (лат.).

Зверь, не знающий мира (ит.).

Но я говорю и по-английски (англ.).

Манера выражаться (фр.).

Управление аварийно-спасательной службы (УАСС).

Метро – система мгновенного транспорта (возврат старого термина самого удобного и массового вида транспорта ХХ в.).

Гедель Курт – австрийский логик и математик; геделиана – петля времени.