Татьяна Корсакова - Девушка с серебряной кровью

– А я не вечный. Придет время, озеро и меня позовет. Ты одна останешься. И что ты одна сможешь? Ни его удержать не сможешь, ни людей. А люди жестокие, Айви! Все жестокие: и свои, и чужие. Свои порой еще больнее, чем чужие, сделать могут. И не плачь, всех не нажалеешься. А этот каторжанин не жилец, озеро его не отпустит…

Не соврал злой старик – озеро не отпускало. Хоть Федор и пытался, карабкался по склону, но неизменно срывался вниз, расшибался об острые камни, слышал, как хрустят его и чужие кости, чувствовал дрожь земли и знал уже наверняка, что у того, кто следит за ним из темноты, скоро закончится терпение, и он выйдет – или выползет? – из своей пещеры. Ждать осталось недолго. Если озеро не смилостивится, не отпустит, настанет конец. Теперь уже навсегда.

– …Ты видишь? Видишь? Не получается у тебя ничего, не отпускает он его. И луна какая, ты посмотри! Лучше отдай, не гневи духов. Его не гневи! Ну что тебе в этом чужаке? Он мертвец уже. Тело здесь, а душа в Нижнем мире. Кому нужно тело без души? Послушай меня, Айви, не упрямься. Все равно он мертвец.

Федор и сам понимал, что мертвец, ощущал, как ниточка, связывающая его с миром живых, истончается с каждым вдохом. И когда она оборвется, тот, кто прячется в темноте, выйдет на охоту. Уже скоро, вдох – выдох… И луна над мертвым озером встает большая, полная. Пришло время…

Застывший воздух вздрогнул от пронзительного звука, не то скрежета, не то свиста. И земля тоже вздрогнула, а вместе с нею Федор и остальные мертвецы. А в кромешной темноте пещеры зажглись два желтых огня. Федор мог бы бороться со страхом, но он не мог противиться зову. Тому самому, который уже слышал однажды. Зов делал его счастливым и покорным, тянул к норе, словно на аркане. И мертвецы, все до единого, встали, уставились невидящими взглядами на желтые огни. Они были похожи на мертвую армию, послушную и равнодушную одновременно. Очень скоро и Федор станет частью этой армии, надо лишь войти в пещеру.

И он шел. Брел, медленно переставляя ноги, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, до тех пор, пока не услышал свирель. Ее слабый голос приглушил зов, ослабил невидимый аркан, а свет желтых огней, кажется, стал чуть слабее.

Если бы в Нижнем мире нашлось место надежде, она звучала бы как свирель, она была бы похожа на быстрокрылую ласточку. Вот на ту, что кружится в черном небе и медленно, по спирали, спускается на дно мертвого озера. Птицам нет места на озере, но это совершенно особенная птица…

Она упала на землю между пещерой и Федором, ударилась о черный камень с такой силой, что Федор вздрогнул. Острокрылые ласточки не должны умирать, разбиваясь о камни, они должны парить в небе и дарить надежду. Он бросился вперед, разрывая невидимый аркан, стирая морок, бросился спасать ласточку, а увидел девушку.

Она лежала на черном камне, как крылья, раскинув в стороны руки. Глаза ее были закрыты, и Федор не знал, живая она или мертвая. Знал только, что красивая. Красивая какой-то непривычной, дикой красотой. Высокая, тонкая, с четко очерченными скулами, с вздернутыми к вискам уголками глаз, с волосами цвета ласточкина крыла и белоснежной седой прядью, вплетенной в толстую косу. Он хотел дотронуться до фарфоровой щеки, а коснулся кончика косы, и ему показалось, что под рукой не девичьи волосы, а птичье перо – мягкое и шелковистое.

А она открыла глаза. Как в сказке спящая красавица. Вот только целовать не пришлось. У нее были удивительные глаза. Не голубые и не серые, а цвета расплавленного серебра. И ресницы длинные-длинные, с серебринкой, словно инеем припорошенные. Она смотрела на Федора своими серебряными глазами и улыбалась так, будто давно знала, будто одного его и хотела видеть.

– Я тебя нашла, – сказала и соскользнула с камня, одернула расшитое белое платье, притопнула босыми ногами и рассмеялась. – У меня получилось! А дед говорил, что я слабая, что мне нельзя в Нижний мир.

От нее шел свет, ровный серебряный свет, как от луны. Только в отличие от луны в ее лучах можно было греться. Федор кожей чувствовал это тепло. И мертвецы тоже почувствовали, зашатались, как тростник на ветру, потянулись к ней, нарушая строгие армейские ряды. Федор испугался, что они ее обидят, погасят этот спасительный свет. Он встал между нею и мертвецами, заслонил собой, приготовился защищать.

– Не надо. – Она положила узкую ладошку на его плечо, на запястье звякнули серебряные браслеты. – Они для меня неопасны. – А потом, словно вспомнив что-то, добавила: – Я Айви.

Вот она, значит, какая! Девушка, нырнувшая за ним в озеро, а потом и в Нижний мир. Смелая и очень красивая.

– А ты? – Она смотрела ему прямо в глаза, смело, не отводя взгляда. – Ты кто?

– Я Федор. – Собственное имя показалось ему грубым и некрасивым, а Айви улыбнулась. Наверное, ей понравилось.

– Это хорошо, – сказала она. – Когда знаешь имя, легче найти нить.

– Какую нить?

– Которая приведет к человеку. Без имени очень тяжело. Я долго тебя искала, Федор. Чуть не опоздала.

И словно в подтверждение ее слов камни под ногами вздрогнули, Айви швырнуло на Федора, и он поймал, удержал ее от падения. А мертвецы не удержались, просыпались грудой костей, покатились под ноги скалящимися черепами.

– Тебе нужно уходить. – Айви не спешила высвободиться из его объятий, и Федор чувствовал себя самым счастливым человеком в преисподней. До тех пор, пока снова не услышал зов…

Айви его тоже услышала, вздрогнула, вытянулась в струну, а потом решительно оттолкнула руки Федора. Лицо ее сделалось сосредоточенным, заострилось, теряя девичьи округлости.

– Он зовет, – сказала она шепотом. – Хорошо, что я уже здесь.

Нет, это было плохо. Ужасно плохо! Хрупкой ласточке не выстоять против того, кто прячется в темноте.

– Уходи! – Федор сжал ее запястья. – Улетай отсюда, пока не поздно!

Она посмотрела удивленно и, кажется, с жалостью, а потом улыбнулась, сказала успокаивающе:

– Он меня не обидит. Он меня чувствует, знает, что в моих жилах течет серебро. Видишь? – Она взмахнула рукой, и с кончиков ее пальцев сорвались серебряные искры. – Красиво, правда? Только в Нижнем мире они видны. Наверху очень редко. Наверху все гораздо сложнее.

– Кто он? – Зов усиливался, противиться ему стало почти невозможно.

– Он был здесь всегда. Или не здесь. – Айви пожала плечами. – Он очень старый и очень усталый. А еще голодный. И если злится, становится очень опасным. Мой род с ним договаривается уже много-много лет назад. И я договорюсь! – Она вздернула подбородок с совершенно детской решимостью. – А потом заберу тебя в Верхний мир. Душа не должна долго оставаться без тела, она может заблудиться.

– Не ходи! – Получилось жалобно. Федор не знал, как можно удержать быстрокрылую ласточку.

– Я не боюсь. – А ведь боялась. И серебро ее глаз потемнело, сделалось почти черненым. – И ты не бойся, Федор. Я тебя не брошу.

Быстрым движением Айви распустила косу, дернула себя сначала за черную, потом за белую прядь, и на смуглую ладошку легло два пера – белое и черное. Черным она обвела круг вокруг Федора, и зов тут же ослаб, стал едва слышным. А белое вложила в руку, сказала торопливо:

– Оно тебя выведет, если что… – И не договорила.

– Если что? – Федор дернулся за ней, но очерченный черным пером круг не пустил. – Айви! – Его отчаянный крик отразился от невидимой преграды, умер, едва родившись.

– Если я не вернусь, просто подбрось перо в воздух. – Айви улыбнулась беспечно, но кого может обмануть такая беспечность?..

Она шла к норе медленными шагами, старательно обходя разбросанные повсюду кости. Ее черные волосы трепал призрачный ветер, превращая в ласточкины крылья. А Федор в бессилии бился о невидимую стену. Огни в пещере разгорались все сильнее и сильнее, словно в ее черном нутре кто-то разложил два огромных костра. Вот только Федор знал, что это не костры, а глаза – огромные, нездешние. Они погасли, как только Айви шагнула в пещеру. Нижний мир и мертвое озеро погрузились в темноту и тишину, затаились, отсчитывая мгновения. Или часы. А может, и вовсе века. Время здесь не имело значения. Впрочем, как и все остальное.

Федор ждал, потому что ничего другого ему не оставалось, потому что Айви велела ему ждать, но все равно упустил тот миг, когда огни в пещере снова зажглись. Теперь это был не голодный желтый огонь, он светился ровным серебряным светом, а зов, едва пробивающийся через очерченный круг, превратился в сытое урчание. Вот только Айви все не выходила.

Она появилась, когда Федор потерял надежду. Не вышла, а выползла из норы. Лицо ее занавешивали волосы, совершенно седые… Она замерла на черном камне не шустрой ласточкой, а уснувшей ящеркой. Или мертвой…

Федор проломил невидимую стену. Сам не понял, как у него это вышло, просто буром попер вперед и почувствовал, что его больше ничто не держит. К норе он бежал целую вечность, как в дурном сне. А добежав до неподвижного тела, упал, не находя в себе сил убрать с ее лица седые волосы.