Дана Арнаутова - Страж морского принца

– Ты хотела сказать, будь прокляты иреназе? – так же спокойно уточнил король.

– Я сказала то, что хотела сказать, – равнодушно ответила Джиад. – До всех иреназе мне дела нет и проклинать их не за что. Но вот ваша семья… Вы привыкли брать то, что вам нужно, силой и подлостью. Но иногда ни сила, ни подлость не могут дать желаемого. Если я снова услышу ваш зов и пойму, что не могу сопротивляться, я просто убью себя. Вы меня знаете и знаете, что это не пустые слова.

– Подожди! – тревожно вскрикнул морской король, видя, что Джиад качнулась в сторону, поворачиваясь. – Стой же! Дай и мне сказать то, ради чего я ждал тебя, женщина-страж. Прошу…

Джиад замерла, снова медленно обернулась лицом к морю.

– Выслушай, – просительно сказал король, и по его голосу Джиад слышала, каким напряжением дается владыке Акаланте эта просительная мягкость. – Ты права, зов – это подлость. Но у меня не было иного способа тебя найти и призвать. Я прошу прощения за все, что ты пережила по нашей вине.

– То есть за то, что чудом осталась жива? – бесстрастно уточнила Джиад. – Ну, за это вам не привыкать просить прощения. Или вы про эликсир?

– Нет, – тяжело вздохнул король иреназе. – За это я и сам не могу себя простить, что уж говорить о тебе. Джиад, я звал тебя, чтобы попросить. Чтобы умолять тебя вернуться в Акаланте, к Алестару.

– Что? – выдохнула она, ожидая этого и все же не веря подобной наглости. – После всего? Вы решили, что стоит попросить – и я пойду, как овца на бойню? Вернусь туда, где меня…

– Выслушай…

В голосе иреназе звучала такая мучительная тоска, что Джиад бы проняло, не переполняй ее ледяная злость на лицемерие морского народа.

– Это я велел жрецам сварить зелье, разрывающее запечатление любой ценой, даже ценой смерти одного из вас. Но, конечно, не Алестара. Ты же понимаешь…

– Еще как, – холодно согласилась Джиад. – Это все во благо народа. Любимый довод королей, когда совершается очередная подлость. Благом народа можно оправдать что угодно, этот урок я хорошо выучила.

– Ради блага народа и жизни моего сына, – покорно вздохнул король. – Да, ты имеешь право презирать и ненавидеть. Но Алестар в этом не виноват. Когда он узнал, то возмутился…

– Конечно, – перебила Джиад, чувствуя, как ветер с моря пронизывает ее насквозь, и решив закончить бесполезный разговор. – Да, он узнал, что может на всю жизнь оказаться прикованным к сухопутному отребью, и так испугался, что выкинул меня из моря, как рыбак – протухшую рыбину из лодки. Не трудитесь рассказывать – я знаю, что могло случиться.

– Нет, – тяжело упало короткое увесистое слово, и тут же король иреназе снова смягчил тон: – Ты не знаешь, поверь. Алестар обманул тебя. Запечатление было бы разорвано ценой твоей жизни, но он этого не хотел, потому и помог тебе бежать.

– Что ж, – буркнула Джиад, плотнее запахиваясь в подаренный Лилайном плащ. – Значит, раз в жизни он поступил честно. И что из этого? Я должна быть благодарна? Он мне задолжал куда больше, чем вернул.

– Джиад, – негромко и очень ясно сказал король иреназе. – Он отдал долг, поверь. Алестар умирает. Мой глупый мальчик был жесток и несправедлив к тебе, но он расплатился всем, что имел. Запечатленных нельзя разлучать так безрассудно, это убивает их. Но ты человек, и всю тяжесть разрыва принял на себя Алестар. Сам принял, по собственной воле. Он отпустил тебя, зная, что заплатит жизнью…

– Что? – растерянно выдохнула Джиад, веря и не веря одновременно.

В памяти вспыхнуло: вот принц обнимает ее на ложе перед побегом, у него странно задумчивый и теплый голос, а прикосновения осторожные, даже ласковые. И он же, немного позже, цедит грубые и похабные слова, словно стремясь ударить ими побольнее, оттолкнуть. Как? Как ей в голову не пришло, что такая резкая перемена – это странно и подозрительно? Да потому и не пришло, что рыжий сделал для этого все: заставил Джиад поверить, что между ними нет ничего, кроме ненависти и презрения. Дурак! Оба они дураки…

– Он же… – заговорила Джиад снова и осеклась, не зная, что сказать.

Сзади молчаливой тенью замер Лилайн, чуть поодаль Хальгунд терпеливо ждал их обоих, ждал и незнакомый наемник, и его люди в скалах, и второй иреназе, сопровождающий короля…

– Он умирает, – с той же страшной ясностью повторил король беспомощно ломким голосом. – Мой сын и надежда Акаланте платит за то, что сделал с тобой. И платит страшно, Джиад. С первого дня, как ты получила свободу, Алестар мечется в лихорадке, лишь ненадолго приходя в себя. Повторяет в бреду твое имя… Я знаю, зов моря мучителен, но это лишь отражение того, что сейчас происходит с ним. Слабое отражение. Джиад, он умолял меня не отправлять зов. Просил отпустить тебя, позволить уйти… Умирая и зная, что умирает, – просил за тебя. А теперь я прошу тебя, жрица-страж. Умоляю, сжалься. Ради Акаланте, где впервые за триста лет поверили, что не все люди подлы и жестоки. Не губи наш город вместе с Алестаром. И не губи Алестара… Он отпустил тебя, Джиад из Арубы…

– Перестаньте.

Джиад сжала кулаки, уже не чувствуя холода, прошептала-простонала в ледяную тьму, разделяющую их с иреназе:

– Хватит… Что я могу? Вернуться и умереть?

– Нет!

Иреназе даже хвостом всплеснул, пытаясь подплыть ближе, и фонарь закачался в его руках.

– Нет, – умоляюще повторил король. – Ничего подобного, клянусь! Ваша суть сейчас так тесно связана, что лишь ты можешь вернуть Алестара из-за грани жизни и смерти. Ты теперь драгоценнейшее из сокровищ Акаланте, наша единственная надежда!

– Надолго? Все равно вам придется разорвать запечатление. А значит – убить меня.

Джиад поежилась от пронизывающего насквозь, несмотря на плащ, ветра, виновато подумав, каково сейчас Лилайну с Хальгундом.

– Этого не будет, – поспешно отозвался повелитель Акаланте, словно она уже согласилась. – Жрецы обещали разорвать запечатление иначе.

– И я должна поверить?

– Джиад, вам даже не придется делить ложе. Алестар так слаб, что твоя ненависть, попытайся мы тебя заставить, убьет его. Все, о чем я прошу, – быть рядом с ним. Не пленницей, а гостьей! Разговаривать, прикасаться… Одну луну, не больше! Я клянусь, что не позволю причинить тебе вред и ни к чему не стану принуждать! Клянусь Сердцем моря, эту клятву ни один иреназе нарушить не может. Молю тебя…

– Не могу, – прошептала Джиад больше себе, чем иреназе. – Как вы не понимаете? Вернуться к этому…

И снова в памяти непрошено всплыло: вот Алестар говорит, чтобы она не боялась за своих близких, им ничто не угрожает. А потом врал в глаза, оскорблял – лишь бы уплыла. Отпускал, зная, что умрет… Так вот о чем говорил Малкавис. Она-то, дура, решила, что все будет легко! Просто встретиться с иреназе и отказаться, а потом либо свобода, либо смерть. Нет, этот выбор куда тяжелее…

Джиад сглотнула комок в горле, повернулась и пошла от моря. Остановилась, лишь наткнувшись на Лилайна, вцепилась наемнику в плечи, судорожно сжав пальцы на толстой коже куртки, сказала тихо:

– Лил… Лилайн…

– Не дури, девочка, – услышала на ухо торопливо-горячечное. – Плевать, сколько их там в скалах. Не догонят. А догонят – им же хуже. Скоро на перевале снег слежится, попробуем уйти… Нельзя тебе туда возвращаться, ты только в себя пришла, оттаяла. Чтоб он сдох, этот их принц…

– Лил, – беспомощно повторила Джиад, – он меня отпустил. Он умирает, потому что отпустил меня. Как я смогу с этим жить? И остальные, весь город, они-то чем виноваты?

– А ты – чем? – зло выдохнул Лилайн, обнимая ее. – Ты им веришь? Джиад, очнись, ты для них чужачка, двуногая! Они тебя просто используют, чтоб спасти своего принца!

– Ну да, – обыденно согласилась Джиад, дыша запахом Лилайна, запоминая его голос, тепло тела и силу рук и беспомощно мучаясь виной. – Я знаю, Лил, прости. Малкавис сказал, что я должна заплатить за свободу. Все правильно. Я не хочу всю жизнь бояться моря. И не хочу стыдиться того, что там было. Я вернусь туда сама, понимаешь? Потому что я так решила. Чем бы это ни кончилось. Лил, прости… Ты мне дорог, очень…

– Замолчи, девочка, – прошептал Каррас, сжимая ее до боли, прижимая к себе, будто впечатываясь телом в тело. – Замолчи, слышишь? Решила – делай. Но если через луну ты…

– Вернусь, – через силу улыбнулась Джиад. – Обязательно. И еще… Побереги, ладно?

Заставив себя высвободиться из объятий Лилайна, она расстегнула плащ, накинула тому на плечи. Щелкнув пряжкой, подала пояс наемнику вместе с пристегнутыми клинками. Мгновение поколебавшись, стянула сапоги, бросив их на песке, освещенном первыми лучами встающего из-за виднокрая солнца. Сделала шаг назад, не отрывая взгляда от закаменевшего лица Карраса. Прошептала: