Владимир Гай - Путешествие в неизвестность

Четыре оборванных и утомленных существа медленно брели по скользкому льду глетчера, направляясь к засыпанному снегом горному перевалу. На них была убогая одежда и ботинки на грубых деревянных подошвах. Среди них были две женщины.

Стройная и красивая кареглазая девушка, чья жизнь стала последней ставкой в игре с фортуной, на минуту остановилась, осматривая величественный и суровый альпийский пейзаж, который все яснее вырисовывался в утренней сизой мгле. Но она была слишком взволнована и устала, чтобы любоваться горами чужой и негостеприимной земли. Ей казалось, что сами горы, не только люди, караулят ее с друзьями поблизости от границы.

С юго-востока налетел шквал теплого ветра. Елена Ярош чувствует в нем особенные, еще неведомые терпкие ароматы. Она завидует ветру и шепчет ему, словно чему-то живому:

— Как ты свободен! Для тебя нет никаких границ…

И, взглянув на юг, она добавила, обращаясь к своим спутникам:

— Там, за горами, Швейцария…

И в ее голосе чувствуется какое-то особое уважение и даже любовь к этому простому географическому названию.

— А дальше Франция! Если бы нам удалось добраться туда… — сказал молодой чернявый парень.

— Иначе — смерть! — коротко, словно судья, произносящий суровый приговор, добавил Ярослав Доморацкий, молодой человек с мужественным лицом.

Это лицо, давно не бритое, поросло золотисто-русой щетиной.

— Боже! Дай нам сил перейти границу… — шепчет Елена.

Но чем ближе к заветной цели, тем более рискованным представляется их план.

Талантливая львовская скрипачка Елена Ярош была хорошо известна на родине, но неожиданная война принесла ей много бед. Ее семья погибла и она, вместе со многими земляками, была привезена в государство нацистов на правах рабыни. Но ее натура не могла привыкнуть к лагерю с колючей проволокой и принудительному труду.

Рискуя жизнью, она решила бежать в нейтральную страну, а затем добраться до южной Франции, где жила ее старшая сестра — знаменитая киноактриса.

Вместе с земляками и друзьями по несчастью она бежала во время страшного воздушного налета и после тяжелого семидневного путешествия пешком добралась до Альп.

Их ноги были в кровавых ранах, и только непобедимая воля к жизни подгоняла этих людей.

— Еще немного усилий, Ярослав! — говорит Елена своему спутнику, молодому талантливому скульптору. — Когда нам удастся перейти границу, я бесплатно дам сотню концертов. Везде ведь любят хорошую музыку.

— Это будут замечательные концерты. Я слышал твою скрипку в нашем родном Львове.

— Неужели слышал, Ярослав?

— Да, Елена! Вот доживем до конца войны, я вернусь сюда и высеку из камня памятник четырем смелым.

— А я напишу стихи. Поэму о последнем шансе, — добавил Юрий.

— Я простая крестьянка и скромнее вас… Если перейдем, я готова испечь большой хлеб и без всяких карточек раздать голодным.

— Хлеб… Он бы сейчас пригодился… хорошо было бы съесть хотя бы корочку, — добавила Елена.

— Кстати, друзья! Время завтракать, но в нашей торбе осталась одна сырая свекла, — сказала Мария и, разрезав свеклу на четыре части, раздала спутникам.

Они молча ели жалкий завтрак и, не останавливаясь, шли дальше.

Белые облака, как завеса, скрыли от путников весь мир… Холодный мартовский ветер швырял в их лица горсти острых ледяных игл.

По снежному склону горы прямо к ним мчались три лыжника.

— Пограничная стража! — воскликнул Ярослав.

— Злой дух послал их! — ответила Елена.

— Хенде хох! — воскликнул один из пограничников, поднимая карабин.

— Прощайте, друзья! Лучше разбиться о камни! — крикнула Елена и метнулась в сторону, собираясь броситься в пропасть.

Раздалось несколько выстрелов и она упала. Горячая кровь окрасила снег.

— Я не дошла до цели! — прошептала девушка.

Над ней склонился Ярослав. У него большие и затуманенные, словно спелые сливы, глаза. В них столько невыразимой печали. Безнадежность положения еще больше расстроила Елену.

— К счастью, пуля не задела кость, — сказал он, перевязывая раненую ногу.

— К чему это! Жаль, что пуля не попала в сердце!

— Елена, успокойся! Может, еще не все кончено.

— Ярослав! Ты же знаешь, что теперь нас расстреляют как собак… Попробуйте бежать втроем.

— Я тебя не оставлю.

— Умоляю тебя, Ярослав — беги…

Воинская команда прервала их короткий разговор.

— Марширен! — приказал вахтмайстер.

Двое мужчин подняли раненую на плечи. Печальная процессия медленно спускалась с горы.

Елена Ярош стояла перед судьей, который однообразным и равнодушным голосом читал ей приговор.

«За дезертирство во время воздушного налета с фабрики военного значения и попытку побега за границу, согласно законам военного времени, обвиняемая Елена Ярош, украинка, возраст двадцать два года, приговаривается к смертной казни».

Рой каких-то фантастических фиолетовых пчел, испещренных золотыми крапинками, разлетелся перед глазами девушки.

Судья глянул на осужденную зелеными, как вода, глазами и спросил:

— Вам понятен приговор?

Елена молчала.

— Вас привезли в Германию на работу. Но вы пытались бежать. Преступления, совершенные во время воздушного налета, караются смертью. Теперь понятно?

— Да, — равнодушно ответила осужденная, — но зачем эти гадкие и глупые формальности? Я давно приготовилась к смерти. Она даже не страшит меня и кажется единственным спасением от ужаса войны и насилия человека над человеком…

Двое полицейских не дали ей договорить последнее слово и отвели осужденную в небольшую камеру.

— Мария! — в отчаянии воскликнула Елена, увидев свою подругу. — Меня приговорили к смерти!

— Сегодня ночью мы расстанемся с жизнью, — ответила Мария. — Ах, как я устала, Елена!

— Помолимся, Мария!

Осужденные опустились на колени и долго молились.

— Боже! Прими к себе сирот из Украины, будь милостив к нашей окровавленной родине… — шептали губы Елены, и Мария повторяла за ней слова этой необычной молитвы…

Когда настал вечер и сумерки наполнили камеру, каждая из девушек молча думала каждый о себе, стараясь ничем не нарушать покоя последних минут жизни. Им хотелось остаться наедине со своими мыслями и воспоминаниями, роившимися в памяти.

Когда смерть протягивает к человеку костлявые руки, живое существо невольно задумывается над главной тайной мироздания. Стоит ли тогда, когда уже ничего нельзя исправить, жалеть о прошлом или мечтать о будущем, покрытом неизвестностью и лишь условно созданном человеческой фантазией?