Владимир Гай - Путешествие в неизвестность

После этой длинной тирады инженер Бутермильх достал из шкафа несколько больших пакетов.

— Это женщинам. Красивая женщина делается прекрасной в хорошем платье, — сказал он, протягивая Елене большую картонных коробок.

— О, какое прекрасное платье! — воскликнула больше от удивления, чем от радости девушка, рассматривая изящное вечернее платье с фиалкового крепдешина с маркой венской портнихи.

Мария безразлично отодвинула свой подарок. Ярослав и Юрий получили хорошие серые костюмы, но их лица не выразили особой радости.

— Благодарю, — холодно ответил Доморацкий.

— Я позаботился, чтобы вам было веселее, и приобрел для нашей исполнительницы хорошую скрипку, — торжественно сказал инженер, протягивая Елене инструмент.

— За это я вам глубоко благодарна… Может, музыка немного скрасит грусть наших душ. Друзья мои — сегодня концерт.

Но печальным было этот концерт. Музыка, словно соль, приложенная к телесным ранам, бередила раны их душ. Ни вино, ни музыка не улучшили настроения всех четверых.

Каждый задумывался над главным вопросом: что случится с ними во время межпланетного путешествия?.. Утратят ли они родину и жизнь, найдут ли что-то другое, новое, непознанное и такое таинственное?..

От забытого горного дворца кайзера Вильгельма веяло глухим средневековьем. Мрачные башни из серого базальта, оловянные готические ставни, цветное грубое и непрозрачное стекло, а вокруг огромные королевские леса и снежные горы.

Когда-то здесь были шумные охотничьи угодья немецкого кайзера, развлекавшегося стрельбой по зайцам и козам. Но времена изменились. Дичь оставили в покое — новейшим охотникам, пришедшим к власти, была более по вкусу охота на людей.

Уже несколько лет, с самого начала войны, этот дворец использовался в каких-то таинственных целях и находился в распоряжении инженера Рудольфа Крафта. Вместо охотничьих рожков и выстрелов дробовиков гудели мощные машины, и порой в тишине ночи слышались чрезвычайно сильные взрывы.

В этом, совершенно изолированном от внешнего мира дворце, жили четыре пленника из Украины…

Прошел месяц с начала их обучения, и Бутермильх впервые позволил своим ученикам отдохнуть в воскресенье. Это стало некоторой неожиданностью и нарушило однообразный распорядок дня.

Ярослав Доморацкий скучал. Ему грустно было оставаться в одиночестве. Он замечал, что Елена Ярош в последнее время почему-то избегает его, и молодому человеку было очень обидно. Юрий, напротив, все свободные минуты проводил в обществе Марии, — этой доброй и ласковой девушки, — и, как казалось Ярославу, переживал первые чары любви.

Ярослав решил навестить Елену и направился в ее комнату.

— Что ты пишешь, Елена? — удивленно спросил он, переступая порог.

— Письмо, мой друг!

— Письмо? Неужели ты наладила связь с внешним миром?

— Мы получим возможность отправить это письмо при… отлете с Земли… Вот, я приготовила для него немного необычный конверт, — ответила она, протягивая металлическую фляжку.

— Кому же ты адресуешь свое послание?

— Я сообщу всему человечество, что четверо украинцев первыми в истории Вселенной улетели с Земли на межпланетной ракете.

— Это замечательная, удивительная идея! — восторженно воскликнул Ярослав. — Во имя этого стоит рискнуть жизнью. Хотя это пассивное сопротивление, но все-таки где-то в истории человечества останется упоминание о нас, межпланетных Колумбах. О нашем народе будет говорить мир. Ты, Лена, не только талантливая скрипачка, но и создатель новых идей. И знаешь, ради твоей скрипки я оказался здесь.

— Это для меня новость, — тихо ответила Елена.

— Я хотел бежать в родные леса, бороться с врагом и, может, погибнуть там. Жизнь человека теперь не имеет особой цены, но так создается героика народа. Имена наших многочисленных героев, с древности до наших дней, будут вечно жить в сердцах украинцев, — патетически сказал Ярослав, расхаживая по полу, устланному мягким ковром.

— Да, Ярослав! Но погибнуть, не совершив значительного поступка, мы не имеем права. Жаль просто так отдать свою жизнь. Некоторые довольствуются малым, но есть и великие люди. Такие люди могут вести за собой многих к какой-то общей цели, — отозвалась Ярош. — Но, Ярослав, продолжай свой рассказ — почему ты не ушел в лес?

— Когда ты мне там, на фабрике, рассказала о побеге, я долго думал и пришел к выводу, что это, возможно, открывает перед нами более широкие двери… За нас, украинцев, перед внешним миром выступают другие, но в конце концов мы должны заговорить сами. Скрипка в твоих руках может сделать большое дело. Но украинские музыканты, певцы, актеры не растут, как сорняки, их надо взращивать, как розы.

— О, Ярослав! Ты нанялся в садоводы?

— Может быть… Не смейся, Елена, но во-первых, тебе нужна была охрана, а во-вторых, я здесь потому, что люблю тебя, Елена! — горячо произнес Ярослав, порывисто обнимая девушку.

Но она быстро высвободилась и отошла к окну.

— Любовь?! Какие волшебные, но странно звучащие сегодня слова, Ярослав. Любовь висельников! — истерически вскричала она. — Какая может быть любовь, когда мы стоим у края собственной могилы, заглядываем в сырую землю… Там ползают черви, они съедят тебя, меня, и от наших бренных тел ничего не останется… Может, мы сгорим, может, наши тела будут разорваны на куски…

— Горько быть философом, Мне кажется, что человек, который слишком много знает — отравляет этим знанием свою жизнь… Погляди на Марию и Юрия. Они, как голубки, ласкаются, любят друг друга и счастливы этим. Они увлечены сегодняшней жизнью, и их, кажется, совсем не пугает то, что наступит завтра. Они всегда вместе, — вздохнул Ярослав, добавив: — Почему ты избегаешь меня?

— Не у всех, Ярослав, одинаковый характер. Где один находит удовольствие или радость, — другому становится грустно или видится несчастье. Пойми, друг мой, что тело летит в пропасть. Тела нет. И не стоит любить на секунду… Наши души полетят вместе. Быть может, позднее люди сумеют разгадать тайну души — живые войдут связь с душами умерших, — я слышала, что ученые уже делают такие попытки, — и тогда…

— Елена! Ты в своем уме?

— Да… Я очень много думаю о жизни наших душ… Ярослав! Любимый! Не смей больше говорить о любви, — сказала она. На ее лице было написано страдание, но глаза блестели от глубокой внутренней радости. — Если мы не погибнем — я буду любить тебя до гроба, а когда погибнут наши тела, моя душа будет любить твою вечно, вечно…