Рэй Брэдбери - Ночь семьи

Рэй Брэдбери

НОЧЬ СЕМЬИ

- Они идут, - сказала Сеси, лежа неподвижно в своей постели.

- Где они? - выпалил Тимоти от дверей.

- Одни над Европой, другие над Азией, третьи над Исландией, четвертые над Южной Америкой! - ответила Сеси, и длинные карие ресницы закрытых глаз вздрогнули.

Тимоти подошел поближе, ступая по голым доскам пола.

- А кто идет?

- Дядя Эйнар, и дядя Фрай, и кузен Вильям, и еще я вижу Фрульду и Хельгара, и тетю Моргиану, и кузину Вивьен, и я вижу дядю Иоганна! Как они спешат!

- Они летят? - возбужденно спросил Тимоти. Его серые глаза сверкали. Он выглядел нисколько не старше своих четырнадцати лет. А снаружи завывал ветер, и темный дом озарялся лишь светом звезд.

- Они летят и они бегут, и каждый в своем облике, - не просыпаясь, рассказывала Сеси. Она не шевелилась, но ее разум бодрствовал, и Сеси рассказывала, что видит. - Вот я вижу, как огромный волк перебегает вброд речку над самым водопадом и в свете звезд его мех серебрится. А вот ветер несет высоко в небе бурый дубовый лист. И летит маленький нетопырь. И еще многие другие - скользят сквозь чащу леса, и мчатся среди самых верхних ветвей, и все они спешат сюда!

- Они успеют к завтрашней ночи? - спросил Тимоти, взволнованно комкая уголок простыни. Паук, сидевший у него на воротнике, выпустил паутинку и закачался, как черная подвеска, перебирая лапками: он тоже был взволнован.

Тимоти склонился к сестре.

- Они все успеют на Ночь Семьи?

- Да, да, Тимоти, да, - выдохнула Сеси и застыла. - И не спрашивай меня больше. Уходи. Я хочу теперь странствовать в тех местах, которые мне больше по душе.

- Благодарю, Сеси, - тихо сказал мальчик. Он вышел в коридор и помчался в свою комнату, заправить постель: он только несколько минут назад, на закате, проснулся и с первыми звездами побежал, чтобы поделиться с Сеси своим волнением.

Сейчас Сеси спала совсем тихо - ни звука. Пока Тимоти умывался, паучок висел на своем серебристом лассо, обвивавшем тонкую шею.

- Подумать только, Чок-паучок - завтра канун Всех Святых! Хэллоуин!

Мальчик посмотрел в зеркало. Это было единственное зеркало в доме, разумеется. Мама делала ему поблажки, потому что понимала, каково ему с его болезнью. Ну за что его так?! Он открыл рот и грустно посмотрел на отражение жалких и таких непрочных зубов - природа поскупилась. Тоже мне зубы, - не зубы, а просто кукурузные зерна. Чуть ли не круглые, тупые, мягкие, белые... Это зрелище даже пригасило праздничное настроение.

Уже совсем стемнело - пришлось зажечь свечу. Мальчик ощутил навалившуюся усталость: всю последнюю неделю семья жила по обычаям Старого Света. Они спали днем и вставали с последними лучами солнца. Тимоти посмотрел на темные круги под глазами.

- Никуда я не гожусь, Чок, - тихо прошептал он своему маленькому другу. - Даже не могу привыкнуть спать днем, как все наши...

Он поднял подсвечник. Ну почему у него нет настоящих сильных зубов - резцов и клыков как стальные ножи! Или, скажем, сильных рук. Или - сильной воли. Хотя бы уметь посылать свои мысли по всему свету, как Сеси... Но он - урод. Больной. Калека. Он даже (Тимоти вздрогнул и придвинул свечку поближе) боится темноты. Братья над ним смеются - и Бион, и Леонард, и Сэм... Они дразнят его, потому что он спит в постели. Сеси - другое дело, постель ей нужна, чтобы удобнее было посылать свой разум на охоту. А Тимоти? Разве он может, как вся семья, спать в прекрасном полированном ящике? Нет! Не может! И вот мама разрешила ему иметь постель, свечу и даже зеркало. Ничего странного, что родня сторонится его, как креста. Ну что бы крыльям на спине прорезаться!

Мальчик снял рубашку и, извернувшись, посмотрел на голые лопатки. И снова вздохнул. Не растут. И не вырастут.

А снизу доносились таинственные волнующие звуки. С шорохом разворачивался черный креп, закрывая стены, потолки, двери. Вдоль перил лестницы вился запах горящих черных свечей. Слышался высокий и твердый мамин голос, ему гулко отвечал из сырого подвала голос папы. А вот входит в дом Бион - тащит большие двухгаллонные банки.

- Но я должен праздновать со всеми, Чок, - сказал Тимоти. Паучок крутнулся на своей серебряной нити, и Тимоти вдруг почувствовал себя одиноким. Да, он будет полировать деревянные ящики, носить поганки и пауков, развешивать креп... но когда праздник начнется, о нем забудут. Чем меньше будут видеть сына-урода, чем меньше будут говорить о нем, тем лучше.

Через дом пробежала Лаура.

- Ночь Семьи! - весело кричала она, и ее шаги звучали со всех сторон разом. - Ночь Семьи!

Тимоти снова прошел мимо комнаты Сеси - та тихо спала. Сеси спускалась из своей комнаты не чаще раза в месяц, а остальное время проводила в постели. Красавица Сеси. Тимоти хотелось спросить - где ты сейчас, Сеси? И в ком! И что делается вокруг тебя? Ты за холмами? И как там?.. Но мальчик миновал комнату Сеси и пошел к Элен.

Элен сидела за столом, разбирая всевозможные волосы - белые, рыжие, черные - и маленькие серпики ногтей. Она работала маникюршей в салоне красоты в Мел-лин-Вилидж в пятнадцати милях отсюда. В углу стоял крепкий ящик черного дерева с ее именем.

- Пошел вон, - проговорила Элен, даже не поднимая глаз. - Я не могу работать, пока ты на меня пялишься.

- Да ведь Хэллоуин же, Элен. Ты подумай только! - сказал мальчик, пытаясь говорить дружелюбно.

- Хм! - Она бросила несколько обрезков ногтей в белый пакетик и надписала его. - Да разве для тебя это что-то значит? Разве ты знаешь чтонибудь об этом? Ты же там просто перепугаешься до смерти! Отправляйся к себе в кроватку, малыш.

Щеки мальчика вспыхнули.

- Я должен помочь полировать... накрывать на стол...

- Если сейчас же не уйдешь - завтра обнаружишь в своей постели дюжину живых устриц, - спокойно пообещала Элен. - Так что спокойной ночи, Тимоти.

Горя обидой, Тимоти сбежал по лестнице вниз - и с разбегу врезался в Лауру.

- Смотри куда идешь! - прошипела она сквозь зубы и исчезла.

Тимоти подбежал к открытой двери подвала, вдохнул струю густо пахнущего землей воздуха.

- Папа?

- Опаздываешь! - крикнул снизу отец. - Бегом сюда, не то мы не закончим к их появлению!

Тимоти секунду задержался на пороге, слушая тысячи звуков дома. Приходили и уходили братья, точно поезда на вокзале. Они говорили, спорили о чем-то. Стбит постоять на одном месте подольше, и их бледные руки пронесут мимо тебя все, что есть в доме. Вот Леонард со своим черным докторским саквояжем; вот Самуэль с большой черной книгой под мышкой несет еще рулон крепа; вот Бион опять, в который уже раз, несет из машины очередные банки.

Папа на секунду оторвался от полировки - сунул сыну тряпку и, нахмурясь, постучал пальцем по черному дереву.