Тамара Крюкова - Ведьма

— Но я тебя очень прошу, перестань за мной ходить. Иначе я себя чувствую так, как будто сам вожу тебя на верёвке. Мне это как-то неловко, понимаешь?

Тоня задумалась, пытаясь осмыслить его слова, а потом кивнула. Егор вздохнул с облегчением, точно сбросил с плеч груз. Наконец-то он сумел найти к ней подходящий ключик, в порыве душевной щедрости ему захотелось хоть как-то ободрить её, и он сказал:

— Я к тебе очень хорошо отношусь, честно. Мы будем друзьями.

Слова вылетели слишком поспешно и небрежно, и он опасливо добавил:

— Только пусть это будет между нами.

«Что я мелю? Зачем подаю ей надежду?» — с досадой на себя подумал Егор. Недаром мама говорила, что он слишком мягкий. Вот и теперь умом он понимал, что нужно было проявить твёрдость и не разводить сантиментов, но не мог.

— Обещаешь, что не будешь ходить за мной по пятам? — спросил он, словно договаривался с маленьким ребёнком.

Тоня согласно закивала.

Они помолчали. Он хотел уйти, но не знал как. Снова повторять, будто заезженная пластинка: «Ну, я пошёл», — было пошло и не к месту.

Ощутив его неловкость, Тоня сказала:

— Ты иди, иди. Она тебя ждёт

.

В её голосе не было ни ревности, ни зависти, а лишь покорность очевидному. Пытаясь облегчить ему уход, она делала его ещё более неловким и тягостным. Но и оставаться было неуместно. Егор словно нехотя пошёл, но потом все, же обернулся.

— А ты?

— Иди, — махнула рукой Тоня. — Я никогда не сделаю тебе больно.

Егор не сразу отправился на дискотеку. На душе было тяжело. Вроде бы он добился всего, чего хотел. Он был практически уверен, что Тоня перестанет тенью следовать за ним, вызывая сплетни и насмешки. Но после сегодняшнего разговора его с ней будто связала невидимая нить. Тонины паранормальные способности были тут ни при чём. Просто её наивные суждения заставил и его задуматься и посмотреть на некоторые вещи с иного ракурса.

Когда он пришёл на дискотеку, танцы были в самом разгаре. Мелькание цветных пятен, мечущихся по танцплощадке, и грохот музыки не располагали к философии. Они отгоняли грустные размышления и помогали забыться. Поискав взглядом свою компанию, Егор протиснулся через толпу танцующих и вошел в круг.

В перерыве между танцами Людка, насупившись, произнесла:

— Долго же ты с ней разговаривал. Я уж думала, не придёшь.

— Так получилось.

— Что, утешал? Опять жалко стало бедняжку?

— Что ты к ней прицепилась? Ревнуешь, что ли?.

— А есть повод? — съязвила Людка.

— Тебе нравится ссориться?

Женским чутьём Людка поняла, что перегибает палку. Ревновать к тихоне и впрямь было глупо. Она улыбнулась и обвила его шею руками:

— Просто мне без тебя было скучно. Пойдём танцевать.

Она умела растопить лёд. Егор обнял ее за талию и вдруг почувствовал себя настоящим счастливчиком. Людка была невероятно красивой, а главное — с ней не надо было подыскивать правильные слова, боясь ляпнуть что-нибудь не то. Она была современной и понятной, как SMS.

В те вечера, когда в лагере устраивали дискотеку, пульсация жизни концентрировалась на танцплощадке. Все, точно бабочки на свет, устремлялись на мелькающие огни светомузыки. Игровые площадки, террасы и беседки пустели. Лагерь словно вымирал.

Тоня шла по кипарисовой аллее к своему корпусу. Фонари светили только для неё. Вокруг не было ни души, лишь тень путалась под ногами, играя с фонарями в прятки.

Она то непомерно вытягивалась и забегала вперёд хозяйки, то съёживалась, ласково пристраиваясь у самых ног, то вдруг перескакивала назад. Молчаливая наперсница, она преданно следовала за Тоней, не требуя внимания. И обе были в чем-то очень схожи. Будь Тонина воля, она бы с радостью стала тенью Егора, бесплотной и бестелесной, не прося ничего, кроме счастья его видеть и следовать за ним. Но она дала слово.

В корпусе было пустынно. Закрытые двери, одинаковые, точно клоны, выстроились вдоль галереи. За каждой из них текла своя жизнь, свой порядок и кавардак, свои секреты и разговоры, но снаружи они были безликими в своей схожести, как замкнутые души.

Тоня вошла в комнату. Фонарный свет лился через балконную дверь, отвоёвывая у тьмы квадрат пола. Не зажигая света, Тоня села на кровать. Где-то рядом затаилась подружка-тень.

На душе было и радостно, и пусто. Егор её не прогонял. Он сказал, что они будут друзьями. И всё же он ушёл к Людке.

Тоня пыталась убедить себя в том, что так и должно быть. Людка красивая и нравится всем. Но душа спорила с разумом, противясь принять очевидное.

«Если бы на месте Людки была другая девчонка!» — подумала Тоня.

«А может, это зависть? Зависть и ревность?» — безжалостно подметил разум.

Она испугалась этих греховных чувств.

«Я не ревную. Но Людка его не любит. Она не должна быть рядом с ним, — оправдывалась Тоня перед самой собой и тотчас, как прокурор, себя обвиняла: — Кто ты такая, чтобы судить? Кто ты такая, чтобы делить людей на хороших и плохих? Если ты любишь его сердцем, то должна принять и полюбить всё, что любит он. Но ты лжёшь. Ты любишь его греховно.

Ты — рождённая в грехе, лживая, ревнивая тварь, сволочь, нелюдь».

В ушах зазвучал голос матери, сотни, тысячи раз кидавшей в Тоню камни слов, так что они ранами отпечатались в душе. Девочка упала на колени и стала молиться.

«Господи, помоги мне полюбить её. Помоги мне принять её сердцем. Она хорошая, весёлая, красивая. Она позволила мне пойти со всеми в лес. Она добрая. Помоги мне её полюбить. Прошу тебя, Господи».

Она горячо и неистово шептала во тьму. Постепенно голос матери смолк, и страх отступил. Тоня встала и зажгла свет. Она посмотрела на кровать возле балкона с плюшевым щенком на подушке и вдруг вспомнила, что Людка ведет дневник. Если его почитать, будет легче её понять, а значит, и полюбить.

Она подошла к Людкиной тумбочке и, не задумываясь о дерзости своего поступка, открыла дверцу.

На полочках вперемешку лежали трусики, лифчики, майки, пакет чипсов, начатый блок сигарет и пластинки жвачки. Тоня помедлила, не решаясь коснуться пенного

кружева белья.

В мозгу прозвучал слабый сигнал, что она собирается совершить нечто недозволенное, ведь чужие вещи трогать нельзя. Но она и не собиралась ничего брать.