Александр Громов - Властелин пустоты

Конечно, страшно, когда дети вдруг оказываются отрезанными от остального мира, страшно, когда они начинают мыслить, как взрослые, поступать, как взрослые. Но еще более страшно, когда они при этом никогда не смогут стать взрослыми физиологически.

Впрочем, под такую аномалию подведена вполне логичная научная версия: на планете, где волею судьбы оказался земной космический лайнер, излучение местного солнца смертельно для любого человека, достигшего половой зрелости.

Общество состоящее из «маленьких мужчин и женщин», которым формально по 45–50 лет, но чья физиология и внешние характеристики соответствуют 10-15-летним подросткам. Взрослые и дети одновременно. Но такой диссонанс проявляется не только в физиологии, но — и это главное — на поведенческом уровне. И этот «психологический финт» — большая удача А. Громова. Экзотическая ситуация дала автору новые возможности для реализации философских задач, она позволила автору (и конечно же нам с Вами) взглянуть на проблему в неожиданном ракурсе. И писателю, надо признать, удалось это блестяще.

Проза А. Громова — жесткая, уверенная и пугающе «тяжелая», как речь прокурора. На внешнем уровне она как будто даже лишена эмоциональной окраски (во всяком случае, лукьяненских сверхэмоций), вершининской вязкости метафор. Но при этом читателю предстоит испытать весь спектр эмоций. Громов, как взаправдашний прокурор определенно знает то, что говорит (пишет), он очень внимательно ознакомился с делом подсудимого. Да уж не мезантроп ли он? Конечно, мрачны и пугающи картины будущего человечества, создаваемые А. Громовым. Но автор при всей жесткости стиля и сюжетных установок отнюдь не стремится запугать читателя живописанием тотальной гибели человечества. В любом его произведении красной линией просвечивается искренняя вера в разум человека, неистребимая вера в то, что в сотый раз пройдя по дорогам прошлых ошибок, человечество выкарабкается к свету. И так будет всегда. Свое творческое кредо фантаста, взгляд на будущее человечества Александр не без иронии выразил в первых строках романа «Властелин пустоты», вынесенных в эпиграф данного очерка. В конце концов, как это не парадоксально звучит, эмоциональное воздействие мрачных тонов значительно сильнее радостно-розовых бликов. А. Громов апеллирует к сознанию, его проза побуждает думать, размышлять, спорить. Думать не только о Завтра. Думать о Сегодня, которое формирует день завтрашний.

Истинный талант мыслит категориями глобальными. Хороший фантаст в полетах своей фантазии всегда обращен в сегодня, он стремится прогнозировать возможные последствия в будущем конкретных процессов, происходящих в сегодняшнем обществе. Писатель пытается предупредить неверные шаги цивилизации. Но и этого мало. Произведение только тогда талантливо — а особенно произведение фантастическое — когда оно достоверно, объективно и логично, когда веришь в «вымысел» фантаста. Произведения Александра Громова — достоверны. Есть у этого писателя особый дар — сочинять убедительно. Зачастую, читая его мрачные повести, забываешь о «придуманности» мира повести или романа. Быть может, потому, что А. Громов пишет о вполне реальных проблемах, трансформировавшихся в вероятностном Будущем. Фантастика лишь усугубляет эмоциональное воздействие.

«Писательское расследование», в конечном итоге, превращается, по существу, в социальный эксперимент. Схема проверена не одним поколением фантастов: человечество или микросоциум в экстремальной обстановке. Одна из главных тем, разрабатываемых Александром Громовым — тема Власти. Практически в любом его произведении (даже в блестящей пародии на штампы приключенческой НФ «Всяк сверчок…») он исследует сложный механизм самого главного изобретения нашего общества, именуемого Властью. По существу, писатель раскрывает анатомию этого… явления. От седых времен детства человечества и до наших дней Власть — в разных ее проявлениях оказывается главным действующим лицом Истории. Она неизменный спутник любой эпохи. Сама история человечества оказывается историей Власти, историей ее рождений, смертей и возрождений. Одни повелевают, другие повинуются. Так устроен мир. Так устроен человек.

Во все времена писатели обращались к мотиву: Свобода-Несвобода, зависимость человека от машины государства, Власти. Примеров сколько угодно: от Достоевского и Салтыкова-Щедрина до Платонова и Булгакова, от Замятина до Оруэлла и Хаксли, от Стругацких до Хайнлайна. Не обходят стороной тему и авторы посттоталитарной эпохи.

Чуть более подробно рассмотрим роман А. Громова «Властелин Пустоты» (1997), в котором, на мой взгляд, наиболее последовательно и методично проработан мотив природы Власти, а точнее — ее зарождения и становления.

В свое время, отвечая на нападки со стороны ангажированных большевистских критиков, Евгений Замятин пытался объяснить главную суть своей антиутопии «Мы»: «Этот роман — сигнал об опасности, угрожающей человечеству от гипертрофированной власти машины и власти государства — все равно какого». Такова, на мой взгляд, главная суть не только романа Е. Замятина, но и большинства произведений А. и Б. Стругацких. Методами иносказания, главным оружием фантастики, они, впрочем, весьма прозрачно и точно направляли критику в адрес института тоталитарной власти — власти государства, подавляющей личность, индивидуальное начало. Они очень метко и разносторонне раскрывали механизмы государственной машины. Однако взгляды и оценки, логичные и справедливые в эпоху тоталитаризма, оказываются не то что бы устаревшими, но требуют определенной корректировки сегодня — в эпоху неприкрытой политической анархии. Сместились критерии Власти. Хотя суть осталась прежней. Александр Громов, являясь несомненно достойным учеником братьев Стругацких, исследует природу Власти в соответствии с новыми представлениями о реальности, которая и сама подверглась существенной трансформации.

Для Стругацких и Замятина вполне естественным было неприятие тоталитарной системы. Александр Громов, чье становление как писателя приходится на эпоху так называемой гласности, самой судьбой предоставлена возможность объективно, беспристрастно и вдумчиво выявить оттенки Черного и Белого. Но не станем забегать вперед.

Роман «Властелин пустоты» — роман сложный, многоярусный, во многом неоднозначный, и для действительно серьезного анализа его потребовалось бы написание отдельной статьи. Мы же ограничимся лишь беглыми пометами на полях. Одной из существенных сторон «Властелина пустоты» является малозадействованный по крайней мере в отечественной фантастике мотив «из грязи да в князи», мотив «сотворения» Диктатора, иначе — рецепт установления Власти в условиях абсолютной Утопии.

Александру Громову удалось создать не просто глубоко философское, но и по-настоящему увлекательное повествование, полное захватывающих приключений. В романе обнаруживаются два самоценных уровня, между которыми пролегает четкая, но почти незримая для читающего граница: текст — с одной стороны — воспринимается в рамках конкретики приключенческого романа о локальной войне, отражении поселенцами Простора вторжения «инопланетчиков» с Земли, прибывших спустя столетия, дабы очистить планету от «вредного» и подготовить к новому заселению. С другой стороны текст воспринимается как самостоятельная философская псевдопритча, восходящая к библейскому мотиву об искушении Властью.

Любопытен сам литературный метод, использованный писателем для решения генеральной задачи: в рамках одного художественного текста он демонстрирует сразу две антогонистичных модели мира/общества — антиутопию и утопию. При этом сделано это не схематично — обе модели показаны в действии и столкновении друг с другом.

Первая модель представлена почти фрагментарно (на примере микроклимата космического корвета-очистильщика землян «Основа Основ», впрочем отражающего социальные, общественные отношения всего земного общества), но достаточно четко и красноречиво: ярко-выраженная концепция тоталитарной власти, густо замешанной на генетическом шовинизме (градация на ограниченно ценных граждан, т. е. людей лишенных телепатических и прочих аномальных способностей, и полноценных, являющих собой, судя по основному составу «Основы Основ» разнообразные образцы мутантов, судя по всему занявших главную социальную нишу в земном обществе).

По другую сторону идеологического фронтира — очаровательная пасторальная утопия: общество Простора, забытой и затерянной колонии тех же землян, образованной еще до Всеобщей Войны, очередного вырождения и возрождения человечества.

До поры до времени обе идеологические системы образуют в романе четкую оппозицию и введение в повествование сюжета о вторжении на Простор «новых землян», озабоченных «постренессанской» идеей космической экспансии, служит, вроде бы, главным образом для развертывания собственно сюжетной интриги, как некий условный механизм раскрутки главной идеи (превращении Иванушки-Дурачка (Леона) в красавца-царевича (диктатора)). После первого прочтения рукописи я не сразу «схватил» философскую подоплеку введения в текст «второй силы» — антиутопии. Понимание пришло позже: на оппозиции «Земля-Простор» выстраивается не просто сюжет, а вся идеология романа.