Александр Громов - Властелин пустоты

До поры до времени обе идеологические системы образуют в романе четкую оппозицию и введение в повествование сюжета о вторжении на Простор «новых землян», озабоченных «постренессанской» идеей космической экспансии, служит, вроде бы, главным образом для развертывания собственно сюжетной интриги, как некий условный механизм раскрутки главной идеи (превращении Иванушки-Дурачка (Леона) в красавца-царевича (диктатора)). После первого прочтения рукописи я не сразу «схватил» философскую подоплеку введения в текст «второй силы» — антиутопии. Понимание пришло позже: на оппозиции «Земля-Простор» выстраивается не просто сюжет, а вся идеология романа.

Однако на антиутопической модели земного общества мы не задержимся, поскольку основной корпус идей и сюжетных конструкций располагается все же в утопии Простора.

…В незапамятные времена, еще до того, как человечество в который раз пришло к идее тотального суицида и в которой раз скатилось почти к подножию эволюционной лестнице, эту планету заселили выходцы с Земли. Судя по всему, про нее скоро забыли. А тем временем в колонии формировалось в меру самодостаточное общество. То ли в результате эволюции социально-общественной системы Простора, то ли в следствии каких-то особый климатических условий планеты (во всяком случае это первые вероятные гипотезы, возникающие при первой встрече с этим миром) представители высокотехнологической цивилизации вдруг возвращаются едва ли не к эдемовскому варианту общественного уклада, основанному на единении с природой и отторжении атрибутов высокоразвитой цивилизации (включая огнестрельное оружие и даже большую часть предметов из металла). И в то же время подобный шаг назад приводит не к одичанию и последовательной деградации, а к процветанию пасторально-матриархальной утопии, основанной на тотальном пацифизме. Автор нарочито-прямолинейно (впрочем, не без явной иронии) подчеркивает пасторальную основу новой утопии через имена героев, позаимствованных из классики пасторальной литературы (Дафнис, Хлоя, Аконтий, Кифа и пр. Сравните с именами экипажа корвета — Й-Фрон, Нбонг-2А-Мбонг — в которых мало красоты, как мало красоты в тоталитарной системе). В мире Простора напрочь отсутствуют между людьми любые проявления насилия. Однако такое неприятие вражды по отношению друг к другу отнюдь не параграф законодательства, а естественный образ жизни. Да и с чего им воевать? — земли навалом, зверье безобидно и само напрашивается на кухню, прочие продукты питания растут на деревьях. Благодать! Молочных рек и кисельных берегов для полноты картины не хватает. Рай, возрожденный за сотни световых лет от Земли. Так кажется по началу. Сказка пленит. НО!..

Но утопия естественна лишь как мечта, миф. Утопические отношения не естественны для человека. Поголовное отсутствие хоть малейшего намека на агрессию, на «нетакость» практически невозможны. Это понимает Умнейший — бывший космический десантник, волей драматических обстоятельств оказавшийся «пленником» этого мира. Эту мысль утверждает и сам автор.

«Войны — двигатель прогресса»… Печально, но факт.

А. Громов безжалостно разрушает сказку. Утопия оказалась фальшивой — всего лишь результат той самой высокой технологии, которую отвергли обитатели утопии (первые поселенцы установили генератор, излучающий некие волны, подавляющие агрессивность во всем живом). Утопия — пассивна, ее нетрудно разрушить. И А. Громов убедительно продемонстрировал, как легко утопия превращается в антиутопию. Для этого вполне достаточно устроить небольшое вмешательство Иной Логики — агрессии. Инстинкт самосохранения присущ всем живым существам. Даже тотальным пацифистам. Если люди не желают спасать свою шкуру, то им необходимо в этом помочь. Даже против их воли. Нарушая традиции и этические нормы. Зигмунд-Умнейший — самый яркий персонаж романа. Он готов совершить подлость — что бы спасти. Не утопию. Людей. Обманом, хитростью. Породив Леона. Но ведь нет и не могло быть иного пути. Если вождя, способного сплотить народ для обороны не существует, то его необходимо придумать. И на эту роль в критической для общества ситуации сойдет любой. Призвание? Способности? Чушь! Умнейший подскажет верный шаг.

«Герои приходят в неспокойное время» (Г. Л. Олди). Больше: герои приходят в нужный момент. Порой еще не зная о том, что они герои.

Стать героем несложно. Леон не был отличным стрелком, никогда не славился и храбростью. То, что его стрела поразила «детеныша Железного Зверя» — зауряд-очиститель землян — банальная случайность. Случай «превращает» клинического мазилу Леона в Великого Стрелка. В неспокойное время люди нуждаются в герое. За ним пойдут. Мифология рождается произвольно. Люди сами создали миф о Великом Стрелке. И они поверили в свою мечту.

Но Власть и начинается с создания и утверждения в сознании масс мифа о величии вождя. Любая власть, любая модель государства опутана сетью особой — государственной — мифологии. Александр Громов великолепно продемонстрировал действие этого механизм, изобразил, как под прикрытием мифа безобидный прыщик превращается в гнойный чирий.

Леон — безнадежный неудачник с ярко выраженными симптомами «тюфяка». Что ж, диктаторами не рождаются, диктаторами становятся. Их пестуют, их направляют по нужной дорожке Умнейшие: те, кто остается в тени. Кукловоды.

«— Плечи расправь, — шептал Умнейший в ухо. — Ни о чем не спрашивай, потом спросишь. Не суетись и не спеши. Иди бодро. Улыбайся.»

Быть знаменитым — приятно. Иметь власть над другими еще приятнее. Абсолютную Власть. Даже полный тупица типа Леона очень скоро почувствует как приторно-сладок вкус Власти.

«Ладно…Пусть. Старик прав. Всегда прав он, а не я… Но ведь они смотрят на меня, вот в чем дело. Зря я оглянулся и увидел, как они смотрят… как неотступно ведет меня тысячеглазая немая толпа, ведет и ждет чуда.»

Народ сам выбирает себе будущего диктатора, даже не замечая, как постепенно цель истинная и благородная подменяется целью мнимой.

Дальнейшая эволюция Леона-Великого Стрелка легко предугадываема: марионетка становится кукловодом. Марионетка очень быстро схватывает правила игры и уже самостоятельно приходит к пониманию, что цель оправдывает средства.

Даже «кукловод» Умнейший устрашится содеянного во благо:

«— Фарс, — сказал Умнейший. — Просто-напросто фарс о растворении мира. Когда горит одежда, никто не думает о забытой в доме кошке. А я ведь знал, что этот фарс наступит и мечтал до него дожить, глупец.

— Не фарс, — отозвался Фрон. — Трагедия.»

Кирпичик за кирпичиком Громов разрушает здание Утопии. Воздушный замок Утопии рассыпается в прах тогда, когда единственно возможным выходом для спасения граждан утопии оказывается утверждение института авторитарной власти.

Все: фронтир, разделявший антиутопию Земли и Утопию Простора стирается. Нет больше ни идеала, ни антиидеала. Эти понятия абстрактны. Их уравнивает власть Власти. Неизбежная и неистребимая, как… человечество.

Александр Громов создал мощное произведение, которое, я уверен, вызовет не мало споров. Позиция автора в этом споре остается загадкой. По крайней мере явно она не выражена. И в этом преимущество романа: он предполагает как минимум два правильных ответа. Диктатура — есть плохо. Диктатура — иногда есть хорошо. В контексте романа чаша весов, видимо, склоняется ко второму варианту. С неизбежными оговорками. Только установление жесткой системы подчинения всех одному, утверждение абсолютного единовластия, основанного на «политике истины» (почти по Мишелю Фуко) спасло Простор от неминуемой гибели. И без ответа останется вопрос, брошенный в пустоту «дезертиром» Й-Фроном:

«Но почему?! — закричал он. — Почему люди устроены так, что в критической ситуации единственным шансом для них является вот ЭТО? Почему?!..»

Не существует абсолютно Черного и абсолютно Белого.

И все-таки грустно, когда красивые сказки (а мир Простора из разряда таких сказок) умирают, оставляя после себя горький привкус ничем не прикрытой правды, с которой очень трудно, почти невозможно, смириться…

Московский фантаст Александр Громов — автор ярких антиутопий. О многоликости, многовариантности, многозначности Власти и ее трактовок. О человечестве. О странных двуногих существах, известных во Вселенной под коллективным именем «ЛЮДИ», которые бредут дорогами ошибок и разочарований в поисках Света, не теряя надежды, что когда-нибудь все будет не так. Нужно только чуть-чуть измениться. И не дай Бог…

«С человечеством можно делать все, что угодно, кроме одного: нельзя лишать его права надеяться…»

И мы надеемся.