Юрий Никитин - Далекий светлый терем (Сборник)

– Ты думаешь, Итторк…

– Ну, конечно, он не панцирник, так круто не завернет, но теперь прогресс заметно ускорится. Оппозицию не потерпит, все распоряжения будут выполняться немедленно.

Сладко-шероховатая струйка запаха подсказала, что Умма неслышно приближается сзади, явно собирается напугать. Оппант выждал, в последний миг шагнул в сторону, Умма пролетела мимо. Амманк пустил аромат веселья, а Умма обернулась сердитая и разочарованная:

– Мог бы притвориться, что не услышал!

– Ты так громко скребла когтями, – возразил Оппант.

– Я не скребла, – возмутилась Умма. – Это ты, нюхач противный.. Ты чего нападаешь на Итторка? Ему за все спасибо! Мне тоже не нравится чрезмерная осторожность старых термов.

Оппант грустно покосился на ее крепкие юные сочленения, в которых видно, как двигается жидкость.

– Да, прогресс на первых порах ускорится, – повторил он с неохотой. – Это и естественно, ибо исчезнут мелкие препятствия… Потом наступит застой. А еще позже все покатится назад.

– Почему?

– Один не потянет все Племя, даже будь сверхгением. Только все общество, только споря и убеждая друг друга… да, затрачивая на это полжизни, а то и больше, если идея достаточно ценная! Увы, другого пути пока нет. Правильного пути. А окрик… Заставив противника замолчать, вы еще не убедили его. Ладно, я не за этим шел. Честно говоря, сейчас сам не вспомню, за чем шел. Но по дороге, нет, не по дороге, а прямо сейчас понял.

– Что? – спросили в один голос Умма и Амманк.

– Понял, что я в самом деле не боюсь смерти. Даже гибели не боюсь. Вся наша жизнь растворена в Племени, а жизнь отдельного терма ничего не значит. Надо делать лишь то, что нужно Племени.

Амманк сказал настороженно:

– Что-то ты слишком издалека начал.

– Потому что не знаю, как это сказать. Мы должны попытаться создать свой Совет!

Он съежился от своих же слов, согнулся, но Амманк и Умма смотрели непонимающе. Наконец Амманк сказал озадаченно:

– Как это: Совет? Но ведь Итторк его разогнал?

– А мы создадим его заново, – объяснил Оппант торопливо. – Я знаю, что Совет необходим Племени! Мы все равно должны собираться, обсуждать, искать пути, по которым идти термам. Пока только мы, затем начнем привлекать других термов.

Умма смотрела молча. Амманк сказал после паузы:

– Это верная смерть.

– Да.

– Но чем это полезно Племени?

– Другие увидят, что есть ноостеры, которым лучше умереть, чем жить в Племени, где нарушены основные законы жизни. Своей смертью, если она наступит от панцирников, мы поможем племени.

Некоторое время помолчали, поворачивая мысль всеми сторонами. Оппант ощутил печальную гордость, что ни Амманк, ни пугливая Умма даже не попытались отказаться, только бы сохранить жизни. Что жизни, когда речь идет о благополучии и развитии Племени?

– Ладно, – сказал он, – расскажите, как идет наша работа.

Амманк сказал раздумчиво, все еще в мыслях о тайном Совете:

– У меня все готово к взлету. Почти готово. Но ночью ничего не увидим даже с шара, а днем не будет подъемной силы. Только утром, когда уже светло, но воздух планеты еще холоднее, чем под Куполом.

– Как выйдем из-под Купола?

– Наши рабочие будут ждать на северной стороне Купола. Когда притащим мешок под свод, они откроют закупоренный туннель, ведущий в грибной сад. Нам нужно быстро наполнить горячим воздухом мешок, тут же открыть в Куполе нишу, чтобы туда протиснулся этот уже раздутый шар, и сразу же уцепиться за тяжи…

– Слишком много «если», – вздохнул Оппант. – Один шанс на тысячу, что удастся выбраться… Даже с сотнями рабочих и панцирников, которых нагонит Итторк. Чем ближе время подходит к пробному пуску, тем меньше мне хочется, чтобы Итторк распоряжался или даже присутствовал!

Дни летели, работа кипела настолько быстро и слаженно, что Оппант иной раз начинал думать, что как это замечательно, когда вся власть в крепких жвалах такого великолепного мыслителя, как Итторк. Все лишнее отброшено в сторону, ценится только работа, исследования, панцирники пригнали на рытье тоннелей или укрепление стен толпы мэлов, копателей, носачей.

Правда, в следующее мгновение становилось стыдно, но все же было приятно от гаденького чувства, что его работа признана самой важной, а часть других исследователей, что вели собственные разработки, сейчас направлены ему в ученики. И никто не шелохнет сяжком протестующе.

Он похолодел, представив себе, что если кто и шелохнет сяжком или выразит недовольство как-то еще, то не зря же за Итторком неотступно ходят два самых могучих панцирника, каких Оппанту только доводилось видеть.

Однажды он заметил, что два панцирника стали сопровождать и его. Всюду, куда он заходил. Раздраженный, спросил Итторка почтительно, но с твердостью в жестах:

– Я хочу знать, что случилось?

– Ты о чем? – быстро спросил Итторк.

– Почему меня вдруг стали сопровождать два панцирника? Я пока не падаю от слабости.

Итторк окинул быстрым взглядом мощное тело молодого терма, и, даже не вслушиваясь в сильный запах могучего организма, заметил:

– Да, слабым тебя никто не назовет. Но два панцирника сопровождают и меня. Разве это плохо? Почетный эскорт!

– Мне не нужен этот почетный эскорт. Я не знаю, чем заслужил такую честь…

Итторк внезапно стал серьезен:

– Оппант, я давно присматриваюсь к тебе. Ты тоже считаешь себя переходной ступенью между девятнадцатым стазом и двадцатым?

Оппант пожал плечами:

– Говорят… Мыслители так говорят. Я не берусь с ними спорить.

– Ты чем сейчас занимаешься?

– Исследованием возможностей Племени… Потенциальными способностями термов к внутренним ограничителям…

– Внутренним ограничителям? – удивился Итторк. – Что это такое?

– Не знаю, – ответил Оппант честно. – Чувствую, что они есть. Я не нашел пояснения в Информарии, а сам пока не подобрал точного названия. Или названий.

Итторк несколько мгновений смотрел на него пристально, внезапно сказал очень серьезно:

– Мыслители мыслят старыми законами.

Оппант произнес настороженно:

– Старые мысли безошибочны почти всегда. Я не все, что делается сейчас, считаю правильным.

– В старом мире, – бросил Итторк, – были другие звери, другой воздух. Старый опыт не в помощь, а во вред! И вот еще то, чего не могут тебе сказать все мыслители всех предыдущих эпох.

Он умолк, от него пошел странный запах, какого Оппант никогда не слышал. Все шесть сердец затрепыхались чаще, трахеи раскрылись шире, перегоняя по трубочкам теплый воздух.

– И что же? – произнес он наконец, не в силах долго выдерживать напряженное молчание.