Дмитрий Скирюк - Руны судьбы (Осенний Лис - 5)

"Запишите: в молитвах Всевышнему проявлял недостаточное усердие и слабую веру... Так был ли у него хвост?"

"У кого?.."

"Запишите..."

"Не надо! Погодите, я понял, понял. Хвост? Э-ээ... Да. То есть, нет. То есть..." . "Так "да" или "нет"?"

"Э-ээ... Я не разглядел. На нём был такой, знаете ли, длинный плащ..."

"Запишите..."

Не было никаких сырых подвалов, палачей, факелов, цепей и плесени на стенах. Все допросы происходили в помещении городского магистрата, жарко натопленном, с огромными окнами на полстены, подсвеченными солнцем пробуждавшейся весны. Но Лансаму запомнился лишь холод, нескончаемый и липкий холод за спиной, как от открывшейся в сквозняк двери. И иногда его просто безудержно тянуло оглянуться, словно кто-то незримый и неслышимый, стоял и слушал позади него.

Но всякий раз, когда он рисковал оглядываться, там не было никого.

Как бы то ни было, всё прошло, и кабак Липкого Ланса оказался единственным, кто смог после такого погрома встать на ноги. Это резко добавило ему популярности. Местная община доминиканцев неожиданно охотно одолжила Ланса некоторой суммой, освятила помещение и дала благословение торговать неизгладимыми картинками с изображением того, как святой монах-доминиканец изгоняет вторгшуюся в корчму нечистую силу. Черепки от разбитой посуды пошли на талисманы и сувениры. Народ приходил, чтобы хоть издали, одним глазком посмотреть на разгромленное бесами заведение. Вся эта суета в некоторой степени способствовала оживлению старого квартала. Ров наконец засыпали. В переулке Луны появились магазинчики и лавки. Сам кабак сделался чрезвычайно популярным. Серебряная пуля теперь лежала под стеклянным колпаком на чёрном бархате, снабжённая соответствующей надписью. И когда спустя два месяца сюда заехал выпить пива какой-то смутно знакомый, пропылённый, хмурый, горбоносый всадник с длинными седеющими волосами, собранными на затылке в конский хвост, никто уже не помнил про злосчастную "Луну": кабак именовался - "Пуля". Название, надо сказать, мгновенно прижилось и закрепилось, благо, даже вывеску менять не пришлось - помятый жестяной поднос над входом вполне сошёл за пулю.

Странник долго рассматривал лежащий на бархатной подушечке кусочек серебра, тёр ладонью небритый подбородок, потом решительно направился к стойке.

- А скажи-ка, любезный, - осведомился он у мордатого парнишки за стойкой, когда тот наливал ему вторую кружку. - Что это такая за штука там у вас лежит, под колпаком?

- Где? Эта? - парнишка покосился в угол. - Дык, она, стало быть. Пуля. Та самая.

- Какая "та самая"?

- Эва! - профессионально оживился тот. - Так вы, господин хороший, никак, ничего не знаете? Здря! А ведь это же была такая знатная история! Это ж та пуля, которой ухайдакали сумасшедшего травника.

При этих словах странник, который до того рассеянно шарил своей левой четырёхпалой рукой в блюдечке с подсоленными сухариками, подобрался, замер и отставил кружку.

- А ну-ка, - посерьёзнев, потребовал он, - расскажи...

* * *

Фриц пришёл в себя под синим небом марта, когда нагое солнце припекало, тучи разошлись, а снег уже повсюду начинал подтаивать. Поморгал, пытаясь осознать, где он и что случилось. Левый бок болел, в башмаках было сыро. Нагревшийся на солнце камень, на котором он лежал, был ровным, но ужасно жёстким, как и всякий камень. Было тихо.

"Вставай, - сказал негромко в голове у Фрица чей-то голос. - Вставай, мышонок. Вставай и иди".

Фриц приподнялся на локтях, и огляделся.

Рядом был единорог.

Фриц до того ни разу не видал единорогов, только слушал сказки про них. И представлял он себе их по этим сказкам несколько иначе. Этот выглядел каким-то измученным и загнанным. Белый волос будто посерел. Но всё равно было бы трудно спутать с чем-то этот рог, витой как штопор, этот лебединый выгиб шеи, эту гордую и высоко посаженную голову и эти пронзительные голубые глаза...

И как туман из прошлого расплескал в рукава беззаботное летнее детство; горячий день, брусчатка под ногами; водит он, мальчишки - в круг; считалка в старом Гаммельне:

Взгляд

глаз,

Синь

ясь:

Лунный рог

единорог.

Кого коснулся

не вернулся!

Он ведь её тогда придумал... Наскоро...

- Это ты со мной говорил? - спросил Фриц.

"Уходи, - сказал единорог. - Дорога там".

Он указал головой, где. Фриц огляделся. Огромный камень, на котором единорог пристроил потерявшего сознание мальчишку, врос в землю на меже какого-то поля - из-под снега торчала стерня. Немного в стороне и впрямь проходила неширокая проезжая дорога, не очень хорошо укатанная, но вполне различимая. В голове у Фрица шумело. Хотелось пить.

- Как я здесь оказался? Где мы?

"Уходи", - повторил единорог.

- Почему я должен уходить? - возмутился Фриц. - Где все? Где травник? Где Кукушка?

"Их нет, - последовал ответ. - И mы отчасти сам тому виной. Я тебе ничем не могу помочь".

- Они... живы?

"Ялка - да. Жуга - не знаю. Уходи".

- Что с ними случилось? Почему ты не помог им? Почему я здесь?! Где они?!

"Закрой свой рот, детёныш. Замолкни. Не тебе спрашивать меня oб этом. Я не бросил тебя только потому, что так хотела та девушка. Я не могу перечить ей. Никто не может. Я утешаюсь только тем, что раз она пожертвовала собой ради тебя, значит, считала, будто ты чего-то стоишь".

Фриц ощупал себя. Он был в штанах и безрукавке, всё в тех же своих потёртых башмаках и с браслетом на руке. На бусинах темнели девять рун. За пазухой обнаружился Вервольф и травникова шкатулка. Внутри оказалось немного денег, два больших агата, штук пятнадцать низкопробных халцедонов и какой-то маленький мешочек. Рассудив, что деньги в шкатулке держать при себе будет неудобно, Фриц решил использовать мешочек как кошель и развязал завязки горловины. На ладонь и на колени высыпались костяные плашки.

Травник оставил в шкатулке свои руны.

Фриц сглотнул. Растерянно поднял взгляд.

Волшебный зверь не мигая смотрел на него сверху вниз.

- Где... они сейчас?

Единорог помедлил.

"Ни он, ни она не находятся "где-то", - сказал он. - В некотором смысле они оба "нигде", она - душой, он - телом. Если ты и в самом деле хочешь их найти, тебе придётся идти за ними. В никуда".

- Но так нельзя! Я же тогда никуда не приду.

"Если очень долго идти, то куда-нибудь обязательно придёшь, прозвучало в ответ. - Вопрос только в том, ждут ли тебя там".

Фриц помедлил.

- Что... что со мной теперь будет? "Я не знаю. Выбрось руну".

- Что?

"Я сказал, чтоб ты выбросил руну".

- Но я никогда не пробовал...

"Это просто. Задаёшься вопросом, потом вытягиваешь руну из мешочка и смотришь, что тебе выпало".

Фридрих осторожно ссыпал все руны обратно в мешочек, чуть поколебавшись запустил в него ладонь, пошарил там и вытащил наружу желтоватый костяной прямоугольник. "Isa":