Юрий Брайдер - Между плахой и секирой

Идти решили короткими переходами, всякий раз предварительно высылая вперед разведчика. Меры предосторожности, конечно, были беспрецедентные – такое до этого не практиковалось даже в Нейтральной зоне. Смыкову вменялось в правило вести подробный дневник похода с указанием всех мало-мальски значительных ориентиров. Он же отвечал за сохранность бдолаха. Штатными дозорными выбрали Зяблика и Толгая, а это означало, что каждому из них придется пройти расстояние как минимум вдвое большее, чем остальным. Прочие члены ватаги дополнительными обязанностями не обременялись – и обычных с лихвой хватало.

Уже несколько часов спустя, когда башни экуменистического (Экуменизм – учение, ставившее перед собой задачу объединения всех религий.) храма исчезли из поля зрения и о Будетляндии напоминал только раскинувшийся над ее центром сетчатый шатер, окружающий пейзаж стал меняться. Исчезла всякая растительность, включая мхи и лишайники. Исчезли ручьи, озерца и лужи. Исчезла даже почва в привычном понимании этого слова – то, что хрустело под ногами, походило не на песок, не на щебень, а скорее на шлак. С видом знатока поковырявшись в нем, Цыпф сообщил, что не видит здесь никаких аналогий с первичным грунтом Нейтральной зоны.

– И вообще у меня создается впечатление, что мы попали на неизвестно для чего созданный плац, совсем недавно выровненный бульдозерами и катками, – Лева вытер о штаны свои пальцы, перепачканные так, словно он копался в печном дымоходе.

В середине дня сделали привал и выслали на разведку Толгая. Фигура его, постепенно уменьшаясь, долго маячила впереди, пока не превратилась в точку, почти не различимую на фоне серой равнины.

Первая запись, сделанная Смыковым в дневнике похода, была такова: «Прошли примерно пятнадцать километров. Ориентиров нет. Признаков воды нет. Вообще ничего нет, что и является единственной достойной упоминания особенностью этой страны».

Едва успели перекусить, как начал сеять дождь, противный, как и все здесь. Выставив под его струи пустые котелки, ватага сбилась в кучу и накрылась единственной плащ-палаткой. Зяблику немедленно захотелось курить, но все, кроме дипломатично промолчавшей Верки, воспротивились.

– Терпеть надо! – заявил Смыков. – Это место общественного пользования, а не ресторан и не номер-люкс в гостинице. Уважайте мнение большинства.

– Можно подумать, что ты, Смыков, в номерах-люкс бывал! – фыркнул Зяблик. – Да тебя в приличную гостиницу дальше швейцара не пустят. И даже твое служебное удостоверение не поможет.

– Заблуждаетесь, братец вы мой, – ответил Смыков гордо. – Сам я действительно в таких гостиницах не бывал, ни к чему мне это, но один мой приятель прожил в номере-люкс целых две недели. И все мне потом подробно рассказал. Представляете, он в сутки платил семнадцать сорок!

– Смыков, не бывает таких гостиниц, – усомнилась Верка. – В Талашевске лучший номер от силы рубль двадцать стоил. Так там белье каждое утро меняли и туалетную бумагу бесплатно выдавали.

– Мало вы что о жизни знаете, Вера Ивановна, – с видом превосходства усмехнулся Смыков. – Есть такая гостиница, чтоб мне на этом месте провалиться. Правда, не у нас, а в Москве. «Россия» называется.

– И какой же бурей твоего приятеля туда занесло?

– Случайно, скажем так. Его из Талашевска в Саранск на переподготовку направили. В те времена там располагалась межреспубликанская учебная база вневедомственной охраны.

– Сторожем твой приятель, значит, был? – не унималась Верка.

– Почему сторожем! В ночной милиции инспектором. Должность, конечно, не ахти какая, но тем не менее при форме, при льготах. До этого он, правда, вместе со мной в следствии работал, но погорел по собственной глупости.

– Не тому, кому надо, дело пришил? – ухмыльнулся Зяблик..

– Как раз и нет. Язык за зубами по пьянке держать не мог… Ну и стишки всякие, в основном сомнительного содержания, любил цитировать. Помню, было у нас в райотделе торжественное мероприятие по случаю дня милиции. Совместно с представителями партийных органов, суда и прокураторы. Сначала, конечно, официальная часть, а потом банкет. Перекушал мой друг Серега дармового коньяка и давай в полный голос читать. Кстати, к сочинительству стихов он сам отношения не имел. Как впоследствии выяснила особая инспекция, они и раньше в списках ходили. Под названием «Парад милиции». Сплошное очернительство и клевета.

– Послушать бы, – сказала Верка. – Тогда и разберемся, где клевета, а где истинная правда.

– Полностью я этих стихов, конечно, не помню… Ну если только парочку строк…

– Ладно, не ломайся, как барышня!

Смыков по привычке откашлялся и, запинаясь чуть ли не на каждой строчке, продекламировал безо всякого выражения:

… Колонна за колонной,

За рядом ряд,

Родная милиция

Выходит на парад.

У всех в строю

Суровые лица.

Все как один

Хотят похмелиться.

Впереди шагает

Группа дознания,

Пьющая водку

До бессознания.

За ними вслед –

Отдел БХСС,

Который и пьет

За чужое и ест.

А вот приближаются

Инспектора ГАИ,

Готовые пропить

Даже души свои…

– Рифмы хромают, но содержание глубокое, – похвалил Зяблик. – А дальше?

– Дальше не помню, – отрезал Смыков. – Но все в том же духе вплоть до госпожнадзора и паспортного стола. Кончается стихотворение примерно так: «А за работниками следствия, берущими взятки без последствия, шатаясь после кутежа, бредут ночные сторожа». Это он как раз вневедомственную охрану имел в виду. Резонанс, конечно, получился соответствующий. Но еще до того, как Серегу с банкета выпроводили, начальник райотдела сказал: «Раз ты так неуважительно о следствии выразился, то и ступай себе в ночные сторожа». Наутро уже и приказ был готов. Формулировка. стандартная. За моральное разложение и личную недисциплинированность, выразившуюся в том-то и том-то, понизить такого-то в звании и откомандировать в распоряжение отдела вневедомственной охраны…

– Смыков, мне про ваши милициейские попойки опротивело слушать, – перебила его Верка. – Ты же про гостиницу начал. В которой номер семнадцать сорок стоит.

– Сейчас будет про гостиницу, – успокоил ее Смыков. – Как я вас уже информировал, первым делом Серегу направили в город Саранск на переподготовку. В Москве пересадка. А он до этого в столице был только проездом. Вот и решил на пару деньков подзадержаться. Осмотреть памятные места и сделать кое-какие покупки для семьи, на что жена отвалила ему целых двести рублей. Родных и знакомых у него в Москве не имелось, но добрые люди дали адресок одной дамочки. Она в гостинице «Москва» какой-то мелкой сошкой служила. Не то дежурной администраторшей, не то старшей горничной. Серега ей предварительно позвонил с Белорусского вокзала и на метро отбыл к месту назначения.