Яна Дубинянская - Финал новогодней пьесы

– Вот ты и опоздала на свои съемки.

Она перекатилась к стене, повернулась на бок, приподнялась на локте.

– Если точнее, я вообще туда не пошла.

Франсис резко встал и тут же взмахнул руками, едва удержав равновесие, когда яхту резко качнуло волной. Негромко выругался сквозь зубы, балансируя совершенно голый на ходящем ходуном полу, и огляделся вокруг в поисках джинсов.

– Вообще-то ты еще можешь успеть, – говорил он, расправляя задубевшие от соли штанины, – если сейчас полным ходом назад… То есть, опоздаешь, конечно, на пару часов, но ты же звезда, тебе простительно. А завтра встретимся с самого утра, чтоб не перебивать тебе работу…

– Завтра?

Но он же писал?!…

Ну да, разумеется. Как всегда. Как и все.

– Нам поменяли дату отплытия, – между тем сбивчиво объяснял Франсис, – что-то там не согласовали с местными властями насчет питьевой воды… Словом, у нас с тобой еще два дня, дорогая!

Лара села, опершись на вздрагивающую стену, обхватив колени руками. Как скучно, когда врут. Особенно – если так неубедительно, коряво, жалко и неумело. Да нет, не то что бы неумело – просто не тот случай, когда нужно стараться, демонстрируя виртуозные навыки. Глупая влюбленная женщина поверит и так.

– Не собираюсь я сегодня работать. Можешь не торопиться.

– Вот и отлично! – он влез, наконец, в штаны и втянул живот, застегивая молнию. – Пройдем вдоль побережья. Кто его знает, может, там и вправду бухта, по ту сторону Эйн, а?

– Может быть.

Она поднялась, придерживаясь за стену, нашла и встряхнула влажное платье-матроску. На теле высохнет быстрее, тем более под солнцем. Франсис уже закончил одеваться, выпрямился, без видимых усилий непринужденно сохраняя равновесие, самодовольно черкнул указательным пальцем над верхней губой. Смешно, безразлично подумала Лара.

– Поднимемся на палубу?

Он подал руку, и Лара взбежала по короткой лесенке, на ходу приглаживая волосы, все равно мгновенно растрепанные ветром. Солнце уже ушло из зенита, а шторм заметно поутих, только кое-где на пологих волнах время от времени вздыблялись квелые пенные всплески. Она посмотрела на берег: совершенно незнакомая изломанная линия голых скал, отвесными уступами обрывающихся в море. Только через пару минут Лара узнала в крайней справа скале мыс Эйн. С этой стороны он не был похож даже на грустного тритона.

Франсис обнял ее за талию и, прищурившись, тоже взглянул на береговые скалы. Присвистнул.

– А мы далековато зашли… и время как-то незаметно прошло, правда?

Она кивнула.

– Незаметно…

Его лицо вдруг напряглось, стало серьезным и озабоченным. Отстранив Лару и сделав ей знак молчать, Франсис прислушался.

– Кажется, что-то не то с мотором. Слышишь? Сейчас сбегаю посмотрю, в чем дело. Не выпади пока за борт!

Он звонко чмокнул ее в щеку и убежал куда-то вниз. Лара выпрямилась у борта, подставляя солнцу мокрое платье. Ветер дул довольно ощутимо, и она почти замерзла. «Не выпади за борт»… а если бы выпала, что тогда?…

Вырывающиеся из-под носа яхты брызги водопадом обрушивались на темно-зеленую колышащуюся глубину. Потом вдруг водопад иссяк, и неожиданно высокая волна с силой ударила в борт. Лару передернуло.

Франсис показался на палубе, запыхавшийся, покрытый бусинками пота.

– Так и есть, перегрелся ко всем чертям, – возвестил он. – С этого идиота, хозяина яхты, надо еще доплату взять за риск: мы же могли и на воздух взлететь! Ну успокойся, не взлетели же… В общем, мотор я отключил, пусть остывает, а пока…

Он сунул в рот палец, пригладив попутно усы, поднял его над головой, с явной рисовкой классически определил направление ветра, затем взялся за мачту и запрокинул голову.

– А пока мы пойдем под парусом!

Надо бы восхититься, вздохнула Лара.

– Под парусом? Какая прелесть! А ты умеешь?

– Я моряк!

Не будем мешать моряку. Покачивая раскинутыми руками, Лара порхнула к самой корме, присела там на корточки, держась за свернутый канат и свободной рукой обхватив колени.

Франсис метался взад-вперед по палубе, подтягивая и отпуская какие-то веревки, развязывая узлы, закрепляя снасти и совершая еще множество совершенно непонятных и потому внешне бессмысленных действий. И все равно она внимательно следила за высокой светловолосой фигурой в растянутой футболке и потертых джинсах, следила до рези в прищуренных глазах, не упуская ни малейшего его движения.

Франсис Брассен. Синие-синие глаза, мягкий вкрадчивый рот, медальонный профиль и тело античной статуи. Красивый, энергичный, стремительный… Ее любовник. Неужели так должно было случиться?…

С оглушительным хлопком небольшого взрыва сорвался вниз огромный грязно-серый парус. Нелепо заполоскал на ветру, игнорируя усилия копошащегося вокруг человечка. И все-таки медленно, неохотно натянулся гигантским косым гамаком, наполнился воздухом, со скрипом развернул поперечную перекладину, – черт знает, как она называется… Франсис ожесточенно тянул на себя толстую веревку, на его малиновых обгоревших руках рельефно выступили клубки мускулов и жил. Скалистый берег вильнул за корму, а потом медленно показался по другому борту…

Франсис закрепил веревку, издал радостный клич, подбежал к Ларе и длинным страстным поцелуем впился в ее губы.

– Ветер почти попутный, так что через час-полтора будем на месте, – он шумно переводил дыхание не то от поцелуя, не то от тяжелой работы. – Правда, придется немного полавировать… Жаль. Черт, до чего ж я люблю автопилот!

Ничего, – она едва не начала его утешать, – мы еще встретимся завтра, с самого утра, чтобы не перебивать мне работу, да, утра нам должно хватить, я придумаю, как нейтрализовать мужа, и мы возьмем яхту с нормальным мотором… Лара больно прикусила язык. Зачем об этом говорить? Разве мало того, что все действительно так и будет? Разве мало сознавать, что она никуда от этого не денется?!…

Слава богу, послезавтра он уплывает. Если опять не врет.

Яхта постепенно набирала скорость, и Лара, сидя на корме, рассматривала то берег, где мыс Эйн, который они плавно огибали, постепенно принимал знакомые очертания, а впереди маячила на берегу залива пестрая подкова города; то море, все более гладкое и все чаще приправленное разноцветными парусами яхт, не рискующих отойти чересчур далеко от набережной. На Франсиса она теперь старалась не смотреть вовсе, а когда все-таки поглядывала искоса и коротко, почему-то всегда напарывалась на его ответный жизнерадостный и откровенный взгляд.

Наконец, они причалили, и Лара получила у хозяина яхты свои часы, оставленные в залог. Тут же вокруг сформировалась небольшая группка мальчишек-матросов, требуя у нее автограф, – видимо, в компании отыскался ценитель кино, успевший заглянуть под крышку приза Шеррингского кинофестиваля. Со всех сторон тянулись грязные и татуированные руки, потрясая какими-то мятыми этикетками, старыми билетами, денежными купюрами… Все поплыло перед глазами, она споткнулась, и сильный рывок извне выдернул ее из плотного кружка юных поклонников.