Светлана Ягупова - Контактер

— Почему же, — начала было Стеклова, но он опередил ее.

— Не спорьте, все эти так называемые сопереживания — ничто в сравнении с тем, что происходит со мною. Мне дано умение врываться в физическую оболочку другого и творить там ералаш. — По лицу его блуждала улыбка фанатика. Слегка прикрыв глаза, он продолжал: — Дорогая Татьяна Васильевна, вы не можете и вообразить, до чего это утомительно и чудесно вторгаться в чужие миры. Знаю, что и преступно, но если бы у вас была возможность хоть раз окунуться в душу другого, вы бы поняли меня. Вот, говорю себе, мимо прошла пушистая доброта и обволокла меня с ног до головы мягким теплом. А знали бы, как ранят колючки зависти и ненависти, но я стараюсь избегать их, как и все тяжелое, неприятное, имеющее такое же число оттенков, как и счастье. Зато в радости купаешься, точно под теплым душем. И вот, когда я забираю чужое состояние, человек ощущает себя обкраденным. Так ведь? Что испытали вы?

— Будто из меня что-то вынули.

— У некоторых появляется ощущение, что у них украли нечто материальное, и тогда начинается погоня.

— Но как можно притягивать?.. Значит, надо иметь в груди… вакуум?

Он вздрогнул. Слово ударило по сердцу. Произнесли то, о чем он лишь смутно догадывался, но боялся признаться в этом.

Тот, кто знал его, не мог сказать, что он черствый, нечуткий. Более того, чувства подчас так захлестывали, что он тонул в их стихиях. Жизненная энергия переполняла его, он был готов в любую минуту на самый тяжелый труд, но, когда представлялась такая возможность, ощущал тоскливое нытье под ложечкой. Все, что подворачивалось, было не по нему. Что именно принесло бы удовлетворение, не знал. Порою лишь это ощущение беспредельных сил делало могучим в собственных глазах. Но душа его зияла такой пустотой, что порою становилось не по себе.

— Что ты за человек? — сказала ему в десятом классе учительница литературы. — За все берешься, все начинаешь с успехом и ничего не доводишь до ума.

В то время силушка уже играла в нем, и он надеялся, что выход ей непременно найдется. Но проходили год, и два, и три, а дела по душе так и не было. Присматриваясь к людям, он начинал понимать, что, скажем, дворник вовсе не мечтал с пеленок подметать мостовую и даже учитель или инженер порою случайно становились ими. Усилие — вот без чего не обходился ни один труд, но он не любил преодолевать себя.

Знал, что нельзя шарахаться от той работы, которая идет в руки, надо честно делать ее, и тогда все будет в порядке, и удовлетворение придет, и уважение людей. Словом, все это понимал, но следовать осознанному не мог, душа искала и не находила того единственного дела, тягу к которому подспудно чувствовал. И, когда чудилось, что вовсе нет у него никакой души, чтобы все-таки ощутить ее необременительную тяжесть, нырял в толпу, где можно было перепробовать множество состояний. Соприкасаясь с человеком, не только познавал его эмоциональный настрой, но и то, чем занят ум. Вбирал в себя на недолгое время его род занятий, как одежду, примерял его и всегда с неудовольствием отторгал. Хорошо, если это проходило бесследно, а не так, как в тот раз, когда загремел на три года.

Это было в разгар курортного сезона. Солнце плавило асфальт, как на жаровне, подогревало песок. Пляжи были так плотно усеяны курортниками, что при взгляде на них вспоминались лежбища морских котиков и колонии кайр. По привычке занесло в бар, где дернул стакан вина. Затем бултыхнулся в море. Долго не выходил из воды, предчувствуя, что это обернется для него худо. Тело тряслось, но не от озноба, а от бьющей через край энергии, которой морская вода подзаряжала его особенно щедро. Надо было срочно разрядиться, и не иначе, как через контакт с другим человеком. Выйдя из воды, побрел к брошенной на песке одежде. Мимо прошел мужчина лет сорока, невзначай зацепил его локтем. Нервы, мозг, тело радостно встрепенулись, перестраиваясь на чужую психику. Человек судорожно дернулся и упал в песок. А он в тот же миг обрел уверенность в себе, впитал на короткий срок почти всю информацию чувств и мышлений своей жертвы и с такой силой пережил чужое состояние, будто и впрямь влез в другую шкуру. До сих пор не представлял, что такое душевное равновесие. Сейчас же оно влилось в него всего лишь на несколько секунд, но этого оказалось достаточно, чтобы успеть восхититься — мир обрел устойчивость, мерное сияние красок, наполненность хорошими событиями. Тревога, сомнения, страх — все, что постоянно преследовало его, гналось за ним по пятам, исчезло, уступив место уверенной силе и вере в себя. Он знал, куда ему идти, что делать, не было исподволь разъедающей мучительной неопределенности, колебаний. Но длилось это недолго.

Человек вскочил с песка и крепко схватил его за руку.

— Ах ты, подонок, воровать вздумал!

— Что, что я у вас украл?! — закричал он, пытаясь вырваться, но хватка была железной.

— Как что? А это?

И он с ужасом увидел в руках чьи-то электронные часы. Лишь в следующую минуту догадался: вероятно, идя к воде, человек вспомнил о них, расстегнул на ходу браслет, а тут он… Будто из-под земли выросли два дюжих милиционера в летней белой форме, но, как только схватили его под руки, отлетели метра на два, отброшенные переполнявшей его энергией.

Вобрав в себя на ходу сразу две личности, поспешил дернуть с пляжа. Еще несколько человек пытались его задержать, но каждый отскакивал, точно он был подтоком. Бежал в одних плавках и, разумеется, не мог не привлечь внимания. По набережной за ним уже мчалась толпа полуголых курортников. Когда же пробегал мимо лодочной станции, оттуда выскочили четверо мужиков с рыболовецкой сетью и набросили на него сеть, будто он зверь или птица. В отчаянии барахтался он на земле, все больше запутываясь. Волоком так и доставили его в участок.

В тот день на набережной было несколько краж, поэтому обвинили его. Так и не смог доказать, что это воровство совсем иного рода.

Каким образом в его руках оказывалось что-либо из предметов потерпевших? Никак не удавалось уловить тот миг, когда и впрямь превращался в банального воришку, поэтому выходило, что судили его по закону, и даже не было надобности объяснять, в чем дело, — все равно никто бы не поверил и ничего не понял.

Стеклова смотрела на Коляна, и в голову приходили нелепые мысли о «летающих тарелках», фантастических пришельцах из космоса. То, чему она была свидетелем, настраивало именно на этот лад.

— Я не из космоса, — улыбнулся он. — Но каждый человек для другого пришелец. Сколько людей, столько непознанных цивилизаций. Я же контактор. Контактер-неудачник. В уфологии контактерами называют людей, умеющих налаживать связь с экипажами «тарелок». Знали бы вы, как многообразны наши земные цивилизации, какие среди них есть удивительные миры. Многие прекрасно могут взаимодействовать друг с другом, а иные до того чужды, что лучше бы им никогда не сталкиваться, но обстоятельства сводят их даже в браке. Татьяна Васильевна! — Он вдруг схватился за голову. — С чем мне пришлось встретиться… Какое разнообразие планет и созвездий! Любой астроном позавидует. Есть маленькие, вроде бы ничем не примечательные, но даже на них происходят великие события: скажем, извергается замаскированный вулкан, и всех, кто попадает в зону его влияния, припорашивает пылью. Встречаются пустыни, выжженные на сотни верст, но и там можно набрести на артезианский колодец, а недалеко от него найти великолепный цветок, чудом уцелевший от знойного ветра. Есть и довольно экзотические миры, где каждую минуту что-нибудь случается. С такими лучше не связываться. Зато в иных находишь отдохновение.