Рэй Олдридж - Душевные трубки

Но я не стал, отчасти потому, что его лицо показалось чуть менее злобным, чем лица, которая я запомнил с прошлых ночей. У него всё ещё был тот крайне осведомлённый вид, но крошечные черты были теперь почти человеческими.

«Да, мы изменились», – сказало оно тихим разговорным тоном. Его голос был странным синтезом голосов Ирвэйна и Дьюайн; оно говорило на том же самом Дильвермунском диалекте, который мы использовали на корабле. Я был удивлён также, как если бы земля вдруг заговорила. Гоблин печально покачал головой. «По-моему, я уничтожен. Воспринял слишком много слабости. Побуждение, которое не окупилось, убивает неоформившегося. Она не дала нам ничего, кроме мягкости».

«Кто?» – спросил я, словно в этом был какой-то смысл.

«Девушка, Дьюайн. В ней ничего не было. Нас разбавили». Оно вздохнуло. «Поэтому, мы умрём».

Я не придумал, что сказать, хотя страх к этому существу уменьшился и меня охватило любопытство.

«И у меня есть любопытство насчёт тебя», – сказало оно.

Несомненно, в моём разуме оно чувствовало себя совершенно как дома. Моя кожа покрылась мурашками. «Насчёт меня?» – сказал я. «Что насчёт меня может быть интересно?»

Оно улыбнулось, показав мелкие белые зубы. «Ды – другой. Дай мне выражение... да... ʻterra incognitaʼ».

«Неоформившаяся форма, чистая доска. Мы не можем понять смысл твоих грёз, Лисон. Если они у тебя вообще есть».

«Нет?» Для меня по-прежнему оставалось шоком слышать своё имя из уст такого ужасного существа.

«Нет. Итак, какого вида ты существо?» – спросило оно вежливо.

«Просто человек», – сказал я, хотя то, что я подумал, было: но когда-то я был художником.

Это было то, о чём я думал всегда. Некоторые люди слышат музыку, играющую у них в голове. Я слышу эту ужасную печальную фразу... когда-то я был художником.

«Художником, э?» Оно наклонилось ко мне. «Расскажи мне о художниках».

Я подумывал ответить на самом конкретном уровне – некоторые художники мажут краски на подложке, некоторые обтёсывают камень, некоторые создают звуки, некоторые рассказывают истории.

Но я попробовал более высокий уровень абстракции. «Художники создают новые вещи изнутри». Я пожал плечами. «Наверно, трудно объяснить».

«Вовсе нет», – сказало оно спокойно. «Мы тоже, своего рода, художники, за исключением того, что наши творения происходят от других».

«Итак, какого вида ты создание?» – спросил я.

Оно пожало плечами. «Главное ты знаешь. Мы заимствуем наши формы из ваших грёз».

«Ирвэйн вообразил тебя?»

«Это было моим началом, в этот раз. Жаль, жаль, что мы забрали девчонку. Такая мягкая. Наши враги учуют это в нас и всех нас уничтожат». Его лицо сморщилось от отчаяния. «И от тебя никакой помощи. Никто бы не стал есть такую незаполненность. Это было бы мгновенным концом».

До меня медленно доходило. «Вам нужны только страшные формы? И никогда не нужны красивые?»

«Теперь ты понимаешь», – сказало оно одобрительно. «Это наша природа – принимать ужасные формы, бороться с нашим поколением, помериться нашей чудовищностью с чудовищностью других, пока не останется самый сильный и самый жестокий».

Я покачал головой. «Вы все умрёте, кроме одного?» Полагаю, именно из-за одиночества мне показалось, что я говорил с настоящим человеком.

«Из этой группы выживет только один, когда всё будет закончено». Оно расправило свою кожистую шляпу. «Но, возможно, потом из под гор придёт один из старых и съест меня».

«Ты думаешь, что ты будешь выжившим?» – я был околдован. Было так, как говорил Джэнг, так, словно находишься в волшебной сказке, в которой злой тролль сидел рядом со мной и рассказывал удивительные странные вещи. На мгновение я почти забыл изуродованное тело Ирвэйна и то, как Дьюайн была разорвана на части в их руках.

Оно вздохнуло. «Нет, нет. Всё не так. Я говорил из простой бравады. Мягкость девушки... она прикончила меня».

Прошло время и мы смотрели, как пара бойцов скелтов стояли в свете лун. Они, казалось, особо не спешили приняться друг за друга.

Гоблин беззвучно зарычал на них, его мелкие мягкие губы сморщились. «Один из них доживёт до конца. Мы не сможем выстоять против них. Те, что от татуированной женщины, мыслители, не бойцы, мы легко их убиваем, когда ловим. А от тебя ничего не будет, Лисон, так как у тебя сломанный разум. Скоро я вернусь обратно, больше не буду чувствовать лунный свет на лице».

«Вернёшься обратно во что?» – спросил я.

«Вернусь кусочками обратно в грунт. Прохладный грунт. Ко всем моим братьям и сёстрам», – ответило оно печально. «Когда-нибудь, возможно, снова оживу, когда у нас в следующий раз будут гости».

Мне стало интересно. «Это туда вы уходите, когда восходит солнце?»

«Да, да, в землю или в пещеры. Пещеры лучше, потому что мы остаёмся активными и можем работать над планами получения господства, но земля – успокаивающая, вся эта прохладная почва прижимается ко мне, неподвижная. В спокойствии». Крохотное лицо гоблина расплылось от приятных воспоминаний, или это просто так показалось.

«А кто такие ʻстарыеʼ?» – поинтересовался я.

«Наши успешные. Наши конечные формы. Продукт нашей борьбы. Да, когда они становятся слишком коварными, чтобы расточать себя в борьбе с другими старыми, ещё более вероломными, они идут под гору и прячутся. Очень редко старый выходит и нападает на другого. Более часто они выходят и поедают незавершённые группы. Как эта». И гоблин сделал широкий жест своей длинной узловатой рукой, охватывая руины, где чудовища расхаживали по своим делам.

Оно посмотрело на меня, его яркие умные глаза сверкали злобой. «Я убил бы тебя за всю твою бесполезность», – сказало оно весело. «Я мог бы метнуться через линию и свернуть тебе шею также быстро, как подобрать яблоко. Но это, непременно, укоротило бы мою собственную жизнь, какой бы она там не была».

Я ощутил осторожное облегчение. «Почему?» – спросил я.

«Для нас ты – ничто», – сказало оно. «Никаких видений, стоящих того, чтобы их украсть. Ты в полной безопасности. Ты можешь пройти через руины голый и весь в крови и ничто тебя не тронет». Оно оскалилось на меня. «Расскажи мне, что с тобой сделали».

Я встал с сиденья и поднял оружие.

«Подожди», – сказало оно. Оно подняло обе руки и я заметил, что пальцы были нечеловечески длинными. «Я расскажу тебя ещё одну историю, а потом оставлю тебя в покое».

«Как-то раз богатая семья остановилась здесь, в руинах, на пикник», – сказало оно.

«Для тех, кто первыми на них наткнулся, это было катастрофой. Никто из них, ни мать, ни отец, ни ребёнок, ничего не ненавидел. Можешь представить? И о чём они мечтали? Отец иногда мечтал о других женщинах, хотя его основное чувство любви было к матери, которую он ценил по достоинству. Вскоре он был по колено в слепо обожающих его любовницах. По несчастливому совпадению мать также обожала красивых женщин. Никакого конфликта! Ребёнок? Был окружён заботой и доволен».