Сергей Барсов - Продавец льда

— Нет. С орбиты все города одинаковы.

Аттвуд тронул один из камней своего браслета, и на его гранях высветились цифры времени стандартного земного цикла.

— Уже ночь, — сказал он. — А мы еще ничего не решили.

— Здесь всегда ночь. — Биди весело посмотрел на землянина. — Интересно мы ведем переговоры: вы все пытаетесь свернуть беседу на репатриацию, а я старательно заговариваю вам зубы. Сегодня мне это удалось с блеском, правда?

— Пожалуй, — улыбнулся и Аттвуд. — Но я все же выяснил кое-что полезное для своей миссии.

— Можно ли узнать, что именно?

— Во-первых, вы очень хорошо помните планету-мать, а ведь вы губернатор, то есть больше других озабочены именно местными проблемами. А во-вторых, вы еще не адаптировались к здешним условиям.

— Почему?

— Вы кутаетесь на морозе, как и я.

— Ну, это естественно. Я же не тюлень какой-нибудь.

— Вот вам еще одно подтверждение. Здесь ведь нет тюленей.

Биди поднял обе руки.

— Капитулирую. Давайте ваш ультиматум.

— Не говорите так: все-таки у нас дипломатические переговоры, здесь нужна точность в терминах. Скорее уж меморандум, а попросту говоря реестр вопросов для моего рапорта.

— Давайте вопросы.

— Во-первых, что вам известно об аборигенной цивилизации?

— Почти ничего. Систематических археологических работ никто никогда не вел, да это и невозможно при такой толщине льда. Наши «старатели» то здесь клюнут, то там, никакого осмысленного порядка.

Ни книг, ни карт мы пока не нашли. То же и в других городах. Погибли они, как вы уже знаете, от холода. Скорее всего, их атаковали каким-то неизвестным оружием. Мы воевали огнем, они, надо думать, холодом. Мой отец — кстати, он оставил довольно толковые заметки об аборигенах — говорил, что случилось это лет за триста до нас. Вот, пожалуй, и все. А отцовы записи я вам дам, почитайте, если хотите.

— В прошлый раз вы упомянули какие-то природные аномалии…

— Вся наша природа — сплошная аномалия: лед и ветер. Правда, лед здесь не тот, что на планете-матери, он плавится при десяти градусах по Цельсию и всегда гладкий. Если его поцарапать, царапина часа через три затягивается. Но при переплавке это свойство почему-то теряется. А что касается аномалий в нашем понимании… я знаю три, и все они рядом. Милях в сорока от Ириса есть настоящее водяное озеро, возникшее черт знает почему. Метров десять прозрачной воды в ледяном блюдце. Его называют Болотом, потому что жизни в нем никакой. Милях в пяти от него стоит Гора-свечка. Это что-то вроде ледяного фонтана: лед словно медленно вытекает из ледяной же горы. Там берет начало Стеклянная река — очень медленное ледовое течение… Давайте сделаем вот что: дня через три вернется изо льдов Оскар Пербрайт, мой старинный приятель. Я вас познакомлю, и он все вам подробно расскажет. Он полжизни провел во льдах. Зверье вас интересует?

— Конечно.

— Он и про зверье расскажет. Образцы есть в городском музее, но там они дохлые, а о повадках могут рассказать только «старатели».

Если он будет в хорошем настроении, мы, возможно, уговорим его взять вас во льды.

— Нет, благодарю. Стар я, да и не желаю прикладывать руку к добыче ваших «экспонатов».

Они помолчали.

— Про репатриацию сегодня говорить будем? — спросил Биди, наполняя рюмки.

— Будем! Позавчера я только сказал, что мы готовы забрать вас отсюда, а сегодня приведу резоны. Есть у меня пара тузов в рукаве.

— Выкладывайте оба.

— Во-первых, известно, что ваши предки фактически бежали от перенаселения… и не только ваши. Звездная экспансия стала чуть ли не модой. А потом разразился так называемый ракетный кризис.

— Это что такое?

— На ваших кораблях стояли двигатели фон Цуккерна?

— Да, насколько я знаю.

— Так вот, на Земле их прозвали «разовыми». Их хватало на один-два, от силы на три перелета, потом они разрушались. Колонии, только-только отпочковавшиеся от планеты-матери, оказались в изоляции. Экспансия прекратилась почти на сто лет, пока не появились новые двигатели. Чудовищное перенаселение породило в конце концов три сокрушительные эпидемии… Землю словно вымело. Кстати, именно поэтому мы так долго крутились вокруг Кельвина-Зеро: принимали всяческие карантинные меры предосторожности. А на Земле сейчас едва наберется миллиард человек. Планете-матери нужны люди.

— Что ж, на Земле нет перенаселения, и у нас тоже нет. А все долги планете-матери наши предки оплатили, перестав дышать земным воздухом… довольно спертым, кстати сказать.

— Выслушайте и второй мой резон. Я предлагаю вам не репатриацию, а эвакуацию. Кружась вокруг Кельвина-Зеро, мы выяснили, что орбита планеты меняется. Точнее, она представляет собой не круг, не эллипс, а спираль с очень небольшим шагом. Короче, через полтораста лет на планете нельзя будет жить: температура повысится слишком быстро.

Представляете, какой будет потоп?

— Да… это серьезно. Вашим расчетам можно верить?

— Можно. И расчетам, и мне. Да и вы сами можете проверить, у вас же есть обсерватории.

— Чем проверять с помощью наших ученых, лучше поверить на слово, усмехнулся Биди. — Это серьезно, но не срочно. Тем, кто живет здесь и сейчас, ничего не грозит, и вам трудно будет сманить их на планету-мать.

— Так вы не будете им мешать?

— Ради Бога, пусть летят. Корабль сажать будете?

— Хотелось бы.

— На каких двигателях?

— На обычных, планетарных, какие были у вашего «Ириса», только числом поменьше.

— Тогда дайте мне размеры корабля и укажите, где бы вы его хотели посадить. Мы перебросим туда лучевую станцию, она очистит плешь для посадки, а то ваш корабль вмерзнет в лед, как «Ирис» в свое время.

Землянин снова взглянул на часы.

— Пора, — сказал он и поднялся.

Биди продолжал сидеть.

— Слушайте, Аттвуд, — сказал он, — меня вы уговорили легко, теперь я вас буду уговаривать. Оставайтесь у меня. Что за нужда мотаться каждый день к модулю и обратно? Вилла огромная, передатчик у нас не хуже вашего. А я покажу вам город, познакомлю с людьми.

Ручаюсь, вы оцените наше ледяное гостеприимство.

— Не надо меня уговаривать, — качнул головой Аттвуд. — Я давно согласен.

— Прекрасно, — улыбнулся Биди. — Что вы предпочитаете: лечь спать или принять стимулятор и податься в город, в казино, например?

— Спать.

— Тогда давайте прогуляемся перед сном. Хотя бы вокруг дома.

Оба натянули теплые парики и маски, накинули электроплащи.

Ледяные створки двери в медных рамах озарились радужным переливом и разошлись в стороны. Под черным небом было тихо, только внизу, в ледяном каньоне, глухо ворчал город Ирис. Аттвуду на мгновенье показалось, что звезды на небе — лишь отражение его огней. Местами посверкивала ажурная медная сеть, перекрывающая весь каньон.