Артем Белоглазов - Да в полымя

Бред и бессмыслица? Аттракцион продолжается? Или…

Я на седьмом. Не прыгаю по ступеням, наоборот – сбавил темп. Где ты, молодость, с двумя-тремя повторными ходками? Почему следующая дается стократ труднее? Если б не это, я мог бы на время отключать слой, не причиняя вреда.

Нет, нет и нет. Забудь. Нереально.

Спасибо еще научился входить в нужное состояние. Спасибо "учителям". И тем подонкам с ножом, и…

Второй раз было иначе: похоже, но по-другому. Судьба словно вознамерилась переиграть ситуацию: эй, парень, чего ты удрал? Испугался? Но теперь-то, теперь?! Ну-ка, покажи засранцам, на что способен.

И я показал.

Засранцы, пристававшие к молодой девчонке, не пожелали внять доброму совету – убираться к черту, пока живы-здоровы. Только зло ощерились и, пригнув головы, точно быки на корриде, двинулись ко мне, обходя слева и справа. Я блестяще исполнил роль матадора. Взамен алого плаща-капоте – граница, буферная зона, между временем там и временем здесь.

Откуда им было знать, что…

Откуда мне было знать?! Я и не знал! Надеялся лишь на скорость. А потом, когда понял… и ужаснулся, и… оказалось поздно.

Замените в слове "скорость" две буквы, получится – "старость". Прах. Тлен. Смерть.

Матадор по-испански – убийца. В роли убийцы я был великолепен.

Меня не искали и не судили – никто не запомнил борца за справедливость, заступника сирых и убогих. Никто толком ничего не разглядел и, тем более, не понял. На следующий день в серьезных газетах мелькнула пара заметок, зато желтая пресса разродилась скандальными статьями. Журналисты изощрялись кто во что горазд, сравнивая проходной двор, где "случился инцидент", с бермудским треугольником, рассуждали с умным видом о египетских пирамидах и временных парадоксах. О неведомом и непознанном. Эзотерике, НЛО, психокинезе… И конечно, врали напропалую, пересказывая старые байки и сочиняя новые. Переливали слухи и домыслы из пустого в порожнее.

Меня не судили – я сам осудил себя. Зарекся раз и навсегда. Поклялся, что никогда больше…

И нарушил клятву через месяц.

Горела панелька – длинное унылое здание брежневской застройки. Я вылез раньше своей остановки, хотелось пройти пешком, развеяться – повздорил с начальником на работе и теперь думал: писать увольнительную по собственному или… А жена? ребенок? Я до того погрузился в размышления, что опомнился, только налетев на пенсионера с клюкой, и тут же получил отповедь. Извинения застряли в горле: над крышами поднималось зарево пожара.

Не сразу сообразил: до моего дома – пара кварталов, я вышел раньше! Побежал как угорелый.

Быстрее! Быстрее!

Ускорение пришло само. Ключ прост – взвинченное состояние, выхлест эмоций, шок. Не надо корежить и заставлять себя, терзаться: не получится! не сумеешь! Удалось с первой попытки.

Горела панелька… В окне пятого этажа кричала и заламывала руки женщина в годах. Лицо – будто мелом припорошено, и надрыв в голосе, такой, что мурашки по хребту. У пожарных заело лестницу, по штурмовкам они подниматься не рисковали: огонь полыхал снизу доверху. Вместо подъезда – развороченная груда обломков. Женщину уговаривали прыгать на растянутый тент. А она кричала и кричала…

Огонь поднимался выше, я решил: будь что будет, и рванул в подъезд. Для наблюдателей – рекорд скорости. Для меня – долгие прыжки по вывороченным плитам. Лихорадочное напряжение. Кое-как залез по обрушенной стене на третий этаж, ступил на лестничный пролет и обмер… сверху надвигалось пламя. Всё во мне кричало: назад! назад! Я упрямо шел вперед. Расчет оправдался: пламя не смогло преодолеть буферную зону. Огонь расступился, и страх убрал с горла ледяные пальцы.

Пробравшись в квартиру, я обхватил женщину и вывалился с ней за окно. Тент прогнулся чуть ли не до земли, но его удержали. Ускорение выключилось еще в воздухе.

Она поседела не от переживаний, нет… но состарилась не очень. Морщины я не считал, и так ясно. Спасенную передали врачам, а я поторопился удрать – от докторов, пожарных, ненужных расспросов. Суматоха была порядочная. Вяло ответив на рукопожатие, я увернулся от грузного начальника в форме и заткнул уши, чтобы не слышать слова благодарности. Я не мог смотреть на эту женщину!

Обогнув красный пожарный ЗИЛ, ускорил шаг: затеряюсь в толпе. Среди зевак выделялась кучка журналистов; длинноволосый тип в очках и с папироской в зубах направился ко мне. Чертовы писаки! Сейчас как выпалит на всю улицу: зачем вы сунулись в огонь? почему не пострадали? и одежда… ваша одежда ничуть не обгорела!

Распихивая людей локтями, я побежал назад: там и народу меньше, и репортеров не видно.

– Постой-ка, – на плечо легла тяжелая ладонь. – Быстрый какой.

Я попытался вырваться: куда там.

– Ишь ты, – усмехнулись сзади. – Да не бойся, не съем.

Знакомый голос, такой бас редко встретишь. Обернулся – и впрямь он. Колоритный человек, столкнись раз – запомнишь и поневоле: здоровый что твой медведь, мышцы бугрятся, а ведь не молод. Познакомились мы около года назад на отцовском юбилее, который гуляли в ресторане. За столиком на отшибе сидели двое пожарных: обмывали медаль и лишнюю звездочку на погонах. Когда, слегка захмелев, я пожелал выпить с людьми героической профессии, меня не спровадили – усадили рядом.

– Палыч?

Он меня тоже узнал – пересекались иногда, район-то один, но имя вспомнил не сразу.

– Скорость, говорю, у тебя дай бог каждому. Не уследить. Спринтер, да? Как тебя?.. Олег? Ты кем вообще работаешь? Человек с такой реакцией нам во как пригодится! Не хочешь в пожарные? Ты, считай, тетку спас, мы б не успели.

Я замялся: с работы наверняка уволюсь, а дома Машка с ребенком… Нет! Я не могу! Не вправе!..

Палыч смущение мое углядел и давай напирать: мол, встретимся, поговорим? Завтра вечерком устроит?

Я покачал головой.

– Парень, я не слепой, – сказал он. – Ты из огня целый вышел. Только не ври ничего. Подумай, завтра расскажешь.

Сидели после в баре на Московском. Хорошо сидели, до ночи. Палыч соловьем разливался, в часть звал – спасателем.

– Выбьем тебе штатную единицу в газовке. Подучим. Дыхательный аппарат освоишь, тактику отделения в боевой обстановке. Азы, в общем. Ствол тебе ни к чему, при твоих-то возможностях и перспективы другие. Грузимся с парочкой ребят в АБР, знаешь, что такое? – автомобиль быстрого реагирования. Комплектация минимальная, но достаточная. Есть всё, кроме лестниц: вода, рукава, КИПы. Приняли вызов – и сразу едем. Пока цистерны в пробках стоят, мы дворами, по тротуарам – и на месте. Ты вперед, мы следом.

– Не могу, – твердил я.

– Почему?! – кипятился он. – Двести пятьдесят тысяч гибнет ежегодно! Мы везде не успеваем, а где-то и пройти не можем. Едва пожар за один-бис, случаются жертвы. А уж при больших номерах… Из окон, бывает, выбрасываются не дождавшись. Чего ерепенишься?