Джек Финней - Меж двух времен

Не довольствуясь этим, он продолжает эксперимент, изображая путешествие Джулии Шарбонно в XX век, ее вживание в будущее. Девушку, выросшую в прошлом столетии, поражает все: небоскребы, такси, светофоры, одностороннее движение, электрический свет, холодильник, телевизор, «неприлично» короткие платья, растворимый кофе, хлорированная вода с неприятным привкусом и овощи без всякого вкуса. Но больше всего ее поражают люди: рассеянные, озабоченные, они суетятся, спешат, переговариваясь на бегу. Создается впечатление, что им некогда жить.

Как ни странно, меньше всего ее удивил… самолет. Она сразу догадалась, что это аэроплан, так как была усердной читательницей Жюля Верна. Но Финней, при его пристрастии к скрупулезной точности, в данном случае допустил промах. Во-первых, роман «Робур-завоеватель», где у Жюля Верна впервые фигурирует летательный аппарат тяжелее воздуха, появился только в 1886 году и, следовательно, Джулия не могла еще прочесть эту книгу. Во-вторых, слово «аэроплан» более позднего происхождения. Робур называл свою машину аэронефом.

1970 год кажется Джулии Шарбонно еще более чужим, чем год 1882 Саймону Морди. Она не может освоиться с переменами в образе мышления и темпе жизни, происшедшими менее чем за столетие. Несмотря на любовь к Саю, она предпочитает вернуться в свое время.

Возмущенный тем, что генералы с ведома Белого дома хотят с его помощью внести «поправку» в историю — заставить президента Кливленда откупить у Испании Кубу и тем самым предотвратить возникновение по соседству с США «коммунистической угрозы», — Сай намерен отказаться от задания. Нельзя же так безответственно играть судьбами людей и мира! Сегодня переделают одну часть истории, завтра — другую, и неизвестно, к чему это приведет. И Саймон Морли снова отправляется в прошлое, но не для того, чтобы выполнить задание, а чтобы помешать случайной встрече в театре будущих родителей Данпигера. Нет ничего проще, как предотвратить это знакомство, состоявшееся в том же 1882 году! Девушка в зеленом платье, которой предстояло стать матерью профессора Данпигера, прошла в свою ложу и осталась незамеченной молодым человеком, его будущим отцом. Данцигер не родился и не сделал своего открытия.

Откуда же мы узнаем об этой истории? У Сая есть знакомый писатель (по-видимому, сам Финней), который любит копаться в архивных документах. При основании ньюйоркской библиотеки в 1911 году Сай оставит там свою рукопись с описанием «Проекта» и связанных с ним событий… Правда, это противоречит прежним декларациям автора о том, что никто не вправе менять ход событий, но, как видно, в данном случае цель оправдывает средства: желание отнять у политиканов возможность контролировать историю перевешивает зло вмешательства (исчезновение Данцигера, а вместе с ним и всей цепи событий).

Повествование завершается «хроноклазмом» — литературным приемом, который многие ценители научной фантастики признают «некорректным». Но Финней меньше всего заботится о соблюдении условных «правил». Ему йажнее осуществить свой замысел: показать негативное отношение к американской действительности, высказать суждения о неправильных путях развития цивилизации с начала XX века и преимуществах того времени, когда жизнь менялась медленнее, чем сегодня. Автор специально подчеркивает это в заключительных словах послесловия; «Вот вам и еще одна причина, почему решение Сая остаться в прошлом надо считать вполне разумным».

Сильные и слабые стороны Финнея как писателя-реалиста, прибегающего к методам научной фантастики, можно сказать, лежат на поверхности. Критический пафос романа достигает местами большой остроты и вполне убеждает читателя. Финней интересен для нас прежде всего обличительной направленностью. Ограниченность же его идейной позиции легко объяснима: она не столько индивидуальная, сколько типологическая. Как и многие другие американские писатели, фантасты и нефантасты, он противопоставляет дурной действительности не лучшее будущее, а лучшее прошлое. «Золотой век» для него позади, хотя и тихий XIX кажется далеко не идиллическим. В этом отношении Финней — романтик, один из тех, кто, по словам Ленина, «… в своих практических пожеланиях… „сравнивал настоящее с прошлым“, а не с будущим… «доказывал вечные нужды общества» посредством «развалин», а не посредством тенденций новейшего развития» (Полн. собр. соч., т. 2, стр. 237).

Вместе с тем Джек Финней в главном остается зорким художником, опирающимся на большую традицию английского и американского классического романа, и уже тем самым его книга заслуживает внимания и безусловно будет оценена по достоинству.

Все шло как обычно: я сидел без пиджака и набрасывал на бумаге эскиз куска мыла, прикрепленного клейкой лентой к верхнему углу чертежной доски. Золотистая фольга обертки была тщательно отогнута, чтобы покупатель мог прочесть большую часть названия фирмы, выпускающей именно этот сорт мыла; я перепортил полдюжины оберток, прежде чем добился желаемого эффекта. Идея заключалась в том, чтобы показать продукт готовым к употреблению: возьмите его в руки, и, как говорилось в сопроводительном тексте, «ваша кожа станет нежна и на бархат похожа», — а моя задача состояла в том, чтобы изобразить его, это мыло, на бумаге под разными ракурсами.

Работа была не менее скучной, чем ее описание, и я решил передохнуть и взглянуть, благо сидел у окна, со своего двенадцатого этажа на крохотные головы прохожих внизу, на тротуаре Пятьдесят четвертой улицы. Был солнечный, пронзительно ясный день в середине ноября, и так хотелось окунуться в него, попасть туда, на улицу, и чтобы впереди лежал целый день и не маячило никаких дел — никаких обязательных дел…

У монтажного стола стоял Винс Мэндел, наш шрифтовик, худой и смуглый, — наверно, как и я, он чувствовал себя здесь сегодня взаперти; в руках он держал распылитель, а на носу у него красовалась марлевая хирургическая маска. Он наносил слой краски телесного цвета на фотографию девицы в купальном костюме, вырезанную из журнала «Лайф». Результатом его трудов должна была явиться та же девица, но уже без купальника — совершенно голенькая, не считая ленты с надписью «Мисс Арифмометр» от плеча к поясу. Такого рода метаморфозы стали для Винса излюбленным занятием в рабочее время с тех самых пор, как он изобрел этот фокус; когда ретушь будет закончена, фотография, вероятно, займет место в ряду других подобных творений на доске объявлений нашего художественного отдела.

Фрэнк Дэпп, заведующий отделом, кругленький деятельный человечек, пробежал рысцой к себе в кабинет, отгороженный в углу общего загона. По пути он выбил оглушительную дробь по дверце большого железного шкафа, где мы держали всякие подсобные материалы, и издал громоподобный рык. Это был привычный для него способ выпустить излишки энергии — подобно тому, как паровоз выпускает излишки пара. Ни Винс, ни я, ни Карл Джонас, работавший за соседней доской, даже не подняли головы.