Александр Тюрин - Псы-витязи

3. Рэкет по-древнерусски

Речку обратно Галкин перешел уже без особых трудов, какие уж труды без рюкзака, да и не казалась она препятствием после всего пережитого в Калище, а спустя полчаса добрался до грунтовой сельской дороги. Если точнее до автобусной остановки. И если верить сильно выцветшему расписанию, автобус сегодня еще должен был придти. Ну, а если не верить… Сюда Митя добирался на попутном грузовичке, так что решил на попутке отсюда и убраться.

Митя растянулся на полусгнившей скамеечке, какое изнеможение в недавно перенапрягшихся членах тела. Машину он услышит… услышит… хррр…

Всадник появился неожиданно, на этот раз без стука копыт.

Митя открыл глаза, когда конь уже склонял голову к травинкам, пробивающимся из-под ножек скамейки и позвякивал бляшками сбруи. Всадник смотрел на Галкина бесцветными неморгающими глазами из прорези в наличнике шлема и слегка двигал усами под здоровенным как будто граненным носом. А затем бросил рюкзак прямо на Дмитрия. Больно.

– Нам чужого не надобно, – солидно произнес всадник. – Токмо из брехливой книжицы пару страниц выдернул, дабы костерок запалить и портянки подсушить.

Но опытным глазом Митя сразу приметил, что в рюкзаке отсутствует и колбаса, видимо она была посчитана общенародной, а свитер используется лошадкой как потник. Однако сам всадник хранил верность своему наряду, весьма надо сказать, своеобразному. Несмотря на недавнее посещение краеведческого музея Митя не мог дать названий некоторым вещам, присутствующим на незнакомце.

Островерхий шлем, напоминающий по силуэту ракету, с наличником, наполовину скрывавшим физиономию, однако открывающим буйные усы. Кольчуга поверх потертой кожанки – не сплошная, двумя полосами, которые скреплялись на боках ремешками, а на плечах дополнялись своего рода стальными погонами. Поверх кольчуги еще волчья шкура на манер гусарского ментика. Помимо широких штанов из какой-то мешковины, всадник носил портянки, перевитые кожаными шнурками, а на ступнях мокасины, если так можно выразиться. Большой нож в меховых ножнах на поясе, тесак что ли, топорик еще висит особенный, вроде томогавка, моток сильно волосатой веревки с железным шаром на конце, а за спиной два копья, длинное и короткое. Какая-то еще прицеплена доска с ручками, будто даже щит, рукоять меча из-за плеча выглядывает.

– Автобуса я тут ни разу не видывал. Ино попутку собрался до завтрева ждать? – сказал всадник со странным акцентом, сильно «окая». – Ежели пожелаешь, на станцию подвезу. До нее, считай, три полета стрелы, умаешься топать. Да садись, подвезу, фирма угощает.

– Хорошо, – еле слышно отозвался Митя, потому что терять было нечего. Этот конный бандит мог в любой момент его зарезать, расчленить на органы, расфасовать их по пакетам, наклеить ценники и скрыться обратно в свой туман.

– Хор-о-шо. – с лукавством и сильным оканьем повторил всадник. – Язычник ты что ли, раз Хора поминаешь. Хор ведь не славенский бог, а пришел к нам с полуденной стороны, с египетского края земли. Хрестьянин при изъявлении согласия должен молвить «ладно». Или на худой конец «окей». Да, однакож, какие вы сейчас хрестьяне, богу не верите, хлеба не сеете…

«Уж не артист ли разрепетировался, – подумал Дмитрий, покачиваясь за широкой спиной всадника на крупе гнедого жеребца. – Или же из телепередачи „Сам себе режиссер“. Ты начнешь психовать, а тут тебе как раз и запечатлеет съемочная группа на потеху всей стране. Хотя есть вариант, что это сбежавший дурдомовец, занявшийся самодеятельностью.»

– Меня Путята зовут, – представился всадник, – а конягу – Буй.

– Ну да, коротко и ясно. Очень приятно. «Вы бы с конягой могли бы спокойно поменяться именами.»

– А невестушку мою звать Евпраксией, она тезка княгине. – продолжал чудить всадник. – Вот приеду я к ней на побывку, а она мне споет:

Ну, а мой конь талантливый ей тоже ответит:

И тут уж подключусь я:

– Да вы точно артист, – уличил Дмитрий. «Какой-нибудь дешевый массовик-затейник из погорелого театра.»

– А как хочешь, так меня и почитай, я ж тебе не господин.

Через полчаса они и в самом деле оказались на станции. Помимо унылого желтого барака, имеющего какое-то отношения к железнодорожному движению, здесь был распахнутый торговый автофургончик, который предлагал почти все достижения мировой цивилизации, от телевизора, подключащегося к Интернету через простую электросеть, до таблеток, превращающих мужчину в женщину.

Митя с облегчением спрыгнул с коня, а Путята подъехал к фургону и, чуть согнувшись, заглянул под козырек прилавка. Кучка бабушек прыснула в стороны, а пухленькая продавщица отодвинулась от кассы, закусив сильно напомаженную глянцевую губу.

– Гой еси, Катенька. Аль не рада мне? – игриво начал всадник свое толковище.

– Как не радоваться, такой вы красивый приехали, Путята Вышатич, – дисциплинированно отозвалась продавщица.

– А про дары-гостинцы не забыла ли?

– Забыла, забыла, мой хороший. То есть хозяин ничего не дал.

– Ни денежной дани, ни припасов съестных? – уточнил Путята.

– Не-ет, – продавщица мучительно наморщила лоб. – Ну, может, сосисочки возьмете?

– Сосисочки смрадные, из гроба восставшие… Передай-ка своему поганому труположцу, что я теперь поучу его вежеству. С завтрева на счетчик поставлю, чтоб веселья у него поубавилось. А через недельку ознакомлю басурмана со своими кулаками. А еще через два на десять дней я кибитку эту конкретно спалю. Дальнейшие виды терзания определю после.

– Неужто вместе со мной спалишь, господине? – продавщица отшатнулась к полке с шотландским напитком виски.

– А упорхнешь резво, аки горлица, тогда, может, и не пострадает тело твое белое. – уклончиво сказал всадник.

Ответ, видимо, не удовлетворил продавщицу.

– Ой, как же мне тело свое белое наверняка спасти?

– А ночевать разок ночку со мной, тогда твердое уверение получишь, что никакого ущерба тебе не случится. Ну, Катюха, разок – это извинительно, это ж не блудилище.