Под стеклянным колпаком(Избранные сочинения. Т. I) - Соломин Сергей

— Да, воображайте! Я думаю, напротив, что вы обе ему до смерти надоели. Особенно ты, Марта! Сама худа, как селедка, а туда же, каждый раз ревнуешь, когда у начальника сидит птичка в клетке, а ты вынуждена спать на холодной одинокой постели. Впрочем, в те ночи, когда вам изменяет ваш господин, вы забавляетесь друг с другом, ты и Адель?

— Гнусное чудовище! Как ты смеешь говорить о нас всякие гадости? Вот я скажу начальнику…

— Начальнику! Начальнику! — передразнил Джек. — Какой он начальник, когда совсем обабился с этой жидовкой! Ходит хмурый, задумчивый, никогда не улыбнется, не пошутит. Кажется, совсем перестал пить. Вот помяните мое слово: высадит он вас обеих на землю, а жидовку посадит начальницей.

— Пусть попробует!

— Да, пусть тогда не взыщет! Я ей такое пропишу, что убежит назад в свою комнату и носа не будет показывать.

Волновались и другие, и стали резко поговаривать, наперед обещая жестоко отомстить Оскару Дайбну за измену разбойническому товариществу.

Шайка инстинктом угадала то, что происходило в душе начальника.

Быть может, первый раз в жизни он испытал настоящее чувство любви к женщине, хотя сам не хотел в этом сознаться и всеми силами старался направить свои помыслы на путь привычных ощущений чисто животной страсти. Оставаясь один, Дайбн твердо решал, что пора всему этому положить конец: взять девушку насилием, и тогда она перестанет быть тайной, обаяние исчезнет, и он сделается по-прежнему холодным и жестоким. О том, что говорит шайка, он узнавал от Фрица, да и догадывался по мрачным, злобным взглядам рыжего Джека и по насмешливому тону Марты и Адели.

Дайбн чувствовал, что шайка, в сущности, права и что он постепенно теряет над нею власть. Бешеная злоба овладевала им в эти минуты, хотелось кого-нибудь унизить, оскорбить, зрелищем чужих страданий, кровавой потехой пиратского набега загасить это сентиментальное настроение, в которое приводило его каждое посещение изолированной комнаты.

— Надо напиться!

И Дайбн устроил неожиданную пирушку, заставил петь обеих своих спутниц, подзадорил Джека подраться со Станиславом, хохотал до упаду, глядя на их катающиеся по полу тела, и пил стакан за стаканом.

Возбужденный, с красным лицом, с тускло-мерцающими глазами удава, пошел он к Розе, весь проникнутый одним желанием озверевшего самца.

Девушка, как и всегда, встретила его холодно и пренебрежительно. Перемогая себя, стараясь не смотреть на лицо Розы, Дайбн грубо развалился на кресле и заговорил слегка охрипшим голосом:

— Ну, красавица, кажется, мы довольно играли с тобой в обезьянью комедию. Я пришел сюда и не уйду до тех пор, пока ты не будешь моею. Слышишь: я хочу тебя! А если ты будешь царапаться, как кошка, свяжу руки!

Дайбн сам себя возбуждал воображаемой сценой насилия.

— Я привяжу тебя вот к этому дивану! Заткну рот тряпкой, чтоб ты не визжала. Я сорву с тебя одежды! Все равно ты привыкла показывать свою наготу сотням мужчин.

Роза выпрямилась во весь рост и окинула Дайбна презрительным взглядом.

— Вы пьяны! — сказала она с отвращением. Это были первые слова, которые произнесла девушка за время своего плена на «Драконе». Звук ее голоса поразил Дайбна, и он чувствовал, что победа опять останется за нею. С последним взрывом страсти он бросился к своей пленнице. Роза быстро отскочила в угол, в руке ее очутился маленький флакон.

— Еще одно ваше движение, и я выпью вот это! Здесь — цианистое кали!

Девушка, решившаяся на великий подвиг, выступавшая на сцене исключительно с целью обратить на себя внимание воздушного пирата, хорошо знала, с каким зверем ей придется иметь дело, и всегда носила с собой яд, который был не в одном флаконе. Перстень с большим бриллиантом, нажатый известным образом, выпускал тонкую иглу, отравленную индийским ядом. Отравлены были и головные шпильки. Роза носила с собою и маленький стилет, и крошечный револьвер с пулями не более дробинки, но в углублениях их находилась смертоносная мастика с ядом кобры и соком упаса.

Оскар Дайбн грузно упал на кресло и сидел некоторое время, закрыв лицо руками.

— Но пойми! — прохрипел он. — Я тебя люблю, безумно люблю!

— И потому вы хотите взять меня гнусным насилием? Как я могу поверить вашей любви, когда вы мучаете меня в одиночном заключении, оскорбляете грубыми словами, когда вы напились, как уличный хулиган, чтобы… набраться храбрости? Недурной способ завоевать сердце женщины! Если вы меня действительно любите, почему вы не даете мне свободы, не позволяете мне выйти из этой тюрьмы, смотреть на солнце, на землю, подышать чистым воздухом? Я здесь задыхаюсь, умираю от тоски, боюсь каждого шороха, боюсь, что вы подло воспользуетесь моим сном… И вы еще смеете говорить мне о любви!

Девушка была прекрасна в своем гневе. Она стояла перед пиратом, как богиня красоты, оскорбленная сладострастным, отвратительным в похоти своей сатиром.

И Оскар Дайбн, возбужденный вином и страстью, упал перед нею на колени, целовал ее руки…

Судорога омерзения пробежала по телу девушки, когда она почувствовала прикосновение горячих губ, и ее нежную кожу жгли слезы обезумевшего пирата. Но она пересилила себя и не отдернула руки.

— Все, все сделаю, что ты не пожелаешь, только будь моею!

— Надейся! — прозвучал голос Розы, которому она старалась придать оттенок ласковости и снисхождения.

Казалось, на «Драконе» началась новая жизнь…

Оскар Дайбн совсем покорился Розе и только думал о том, как бы чем-нибудь угодить ей. Познакомил ее с Фрицем и они втроем обходили все воздушное судно, любовались из окон кают-компании необычайными видами с птичьего полета, выходили на галерею, и девушка радостно смеялась навстречу солнечным лучам и тихому ветерку, когда чудовищный «Дракон» неподвижно висел в воздухе.

По желанию Розы, воздушное судно то медленно двигалось на близком расстоянии от земли, то с закрытыми люками, поднявшись на огромную высоту, стремительно неслось, развивая скорость до 500 верст в час. Это значило, что «начальница», как прозвала Розу шайка, выразила желание посетить какой-нибудь отдаленный уголок земного шара.

«Дракон» по воле девушки парил над Сахарой и через наблюдательный оптический прибор ясно были видны медленно тянущиеся караваны тяжело нагруженных верблюдов, вечно кивающих головами… А в неприступной полуторной местности бродили царственные хищники, их гордые косматые головы поднимались вверх и во взорах львов можно было прочесть не испуг, но удивление перед невиданным зрелищем. Быть может, они принимали «Дракон» за какое-нибудь летающее чудовище и не боялись его так, как пугает животных появление маленького, такого слабого силами, но безмерно жестокого человека.

За это время «Дракон» успел побывать и на Северном полюсе, покружился над Исландией, побывал в тех местах, куда еще не проник цивилизованный человек…

Срок, назначенный Оскаром Дайбном, близился к концу, но воздушный пират словно забыл о предстоящей кровавой борьбе.

Шайка ничем явно не выражала волновавших ее чувств негодования и злобы, но Роза не раз улавливала мрачные взгляды пиратов и особенно двух женщин, в глазах которых так и сверкала бешеная ненависть.

Уже не раз девушка слышала угрозы, сказанные вполголоса. Рыжий Джек вел себя все нахальнее, при встрече цинично осклаблял свой отвратительный рот с огромными желтыми зубами гориллы и даже бесцеремонно задевал плечом.

Роза делилась своими наблюдениями с Фрицем.

— Да, что делать! — отвечал ей молодой человек. — Все они такие злые и страшные. Я их боюсь и ненавижу. Но Оскар говорит, что ему нужны именно эти люди, которым нечего терять, нечего жалеть, которым на земле грозит виселица. Я люблю Оскара, но в нем как бы живут рядом два человека. Он — ученый, полный жажды познать тайны природы, готовый бескорыстно служить науке и, притом, человек прекрасной души, способный к глубоким привязанностям. Меня, например, он любит, как родного сына. Но в нем живет и другое существо… Я не знаю, как определить этого двойника! Оскар совершал такие ужасы, при воспоминании о которых стынет кровь…