Обратный отсчет: Распад - Токацин

Сверху, над крышкой, мелькнул продолговатый силуэт, и Гедимин снова открыл глаза. Кто-то остановился над капсулой и несколько секунд смотрел на неё, потом наклонился, поправляя что-то сбоку. В груди стало прохладно, и веки начали тяжелеть. Гедимин, не сопротивляясь, сомкнул их и тихо вздохнул. «Что там с реактором?» — шевельнулась в засыпающем мозгу последняя мысль. «Кажется, взорвался…»

16 февраля 25 года. Луна, кратер Пири, город Кларк

— А ну, на раз-два! — раздался над головой Гедимина непривычно резкий голос доктора Фокса, и сармат, изумлённо мигнув, поневоле открыл глаза и тут же закрыл их — снаружи было слишком светло.

— Раз-два, взяли! — гаркнул Фокс, и Гедимин почувствовал неприятный холодный сквозняк на мокрой коже, впрочем, быстро сменившийся тёплым ветром. — Голова! Так, руки… Правая! Держите, чёрт вас дери!

Сверху донеслось недовольное ворчание. Гедимина положили на тёплую поверхность, кто-то подхватил его голову, подсовывая под неё плоскую подушку. Вторая оказалась под правым локтем. На нём всё ещё был фиксатор, и рука не гнулась; впрочем, по ощущениям, всё тело сармата было в фиксаторах.

— Всё, норма, — снова заговорил Питер. — Оба на выход! Майор Салинас! В экзоскелете плохо слышно?

Кто-то снова заворчал, но Питер оборвал недовольное гудение коротким рыком.

— Вы не у себя в участке. В гермоблоке не место посторонним. Я и так дал вам поблажку!

Гедимин услышал, как закрывается шлюз. «Герметизация,» — он зашевелился, порываясь сползти с поверхности, на которую его выложили, но мышцы не слушались. В груди ныло. Сармат попытался вдохнуть поглубже — на этот раз получилось, но боль только усилилась. Его схватили за руку, что-то поправили на плече и с неожиданной силой прижали к ложу.

— Тихо, Гедимин. Не торопитесь. Сначала откройте глаза, — негромко проговорил над его головой доктор Фокс.

Гедимин выполнил указание; свет уже не резал глаза, и голова без труда поворачивалась, хотя мышцы за время неподвижности неприятно ослабли. Сармат увидел потолок гермоблока, потом — его стык с прозрачной обзорной стеной; жалюзи были подняты, и на той стороне маячили два жёлтых экзоскелета. «Тяжёлые, „Шерман“ довоенный, „Фенрир“ переделанный,» — машинально отметил про себя Гедимин, прежде чем его взгляд наткнулся на предметы, замаскированные в стыке стены и потолка. Туда были встроены станнеры — даже не одиночные сопла, а поворотные турели, простреливающие блок насквозь по всем направлениям. Сармат, изумлённо мигнув, попытался сесть, но смог только приподняться на одном локте и едва не рухнул обратно.

— Не так быстро, — Питер, спокойно наблюдающий за его трепыханиями, кому-то кивнул, и под спину сармата подсунули что-то мягкое. — Правый фиксатор снимаем. Попробуете опереться на обе руки.

Гедимин запоздало почувствовал под пальцами поверхность, скосил взгляд — обе ладони были на месте, обугленное мясо из них не торчало, пальцев по-прежнему было восемь, по четыре на каждой, но левая была покрыта кольцевидными рубцами. Когда правый локоть начал гнуться, Гедимин перевёл взгляд на него — сквозная дыра исчезла, сменившись набором швов.

— Уже неплохо, — Питер довольно улыбнулся из-под респиратора. — Правый локоть, пальцы левой руки, пальцы ног… Будете понемногу разрабатывать, тут есть тренажёры. Сердце и лёгкие — на контроле. Надеюсь, третий раз вскрывать не придётся.

«Вскрывать?» — Гедимин, окончательно перейдя в сидячее положение (он и не помнил, что это может быть настолько трудно), посмотрел на свою грудь и с присвистом выдохнул сквозь зубы. Шов с прошлого раза стал ещё толще. Он спускался распухшей полосой от ключиц до нижних рёбер. Он был не единственным — всё тело сармата было так исполосовано, будто его сшивали по кускам, но остальные швы были тоньше, и их края не выглядели как подживший лучевой ожог.

— Центральный шов тоже на контроле, — продолжал Питер, давая пояснения то ли Гедимину, то ли помощникам. — При водных процедурах прикрывать повязкой.

Гедимин наконец нашёл взглядом сквозное отверстие в груди — точнее, круглый шрам, оставшийся от него, потрогал его и криво ухмыльнулся.

— Кто меня так?

Слова прозвучали невнятно, будто сармат говорил с полным ртом Би-плазмы, а потом она ещё и вытекла. Он сердито провёл ладонью по мокрому подбородку и замер, нащупав ряд вертикальных шрамов. У него не было губ, только жёсткие несмыкающиеся кромки сверху и снизу, и слюна вытекала, не находя препятствий.

— Полиция, Гедимин, — Питер Фокс сумел разобрать его речь и понять вопрос и теперь придерживал его за левое запястье, то ли нащупывая пульс, то ли удерживая от резких движений. — Неприятно это сообщать, но вы арестованы… и это не больничная палата, а скорее тюремная камера.

Гедимин бросил быстрый взгляд на прозрачную стену — двое экзоскелетчиков с полным вооружением так и маячили там, не спуская с сармата глаз.

— При аресте ребята Фостера слегка… перестарались. Кто-то стрелял на поражение, — продолжал Фокс, едва заметно морщась. — Вас притащили сюда, на ходу отряхивая от обломков реактора и вырезая из скафандра. Местами броня снялась вместе с кожей. Я поправлю грубые рубцы, но не сейчас — пока привыкайте к новому сердцу и лёгким. Вообще удивительно, что вы ещё дышите и говорите со мной…

Он странно усмехнулся.

Гедимин снова тронул пальцем круглый шрам. «В сердце или совсем рядом,» — анатомию он знал средне, но точно помнил, что со сквозной дыркой в груди выжить трудно. «Пересадка… Это, наверное, недёшево. Опять Кенен будет фыркать…»

— Я видел тебя, — прошептал он, ухмыльнувшись жёстким ртом. — Когда ты во мне рылся.

Он ткнул пальцем в центральный шов. Питер вздрогнул.

— Вы помните? — его взгляд стал виноватым. — Чёрт… Я должен извиниться. Когда вас принесли, вы уже не дышали. Энцефалограф пережил войну и, видимо, начал сбоить, — выдал нулевой сигнал, смерть мозга. Если бы шериф не стоял надо мной с ракетомётом, я бы отправил