Франсис Карсак - Робинзоны космоса - Бегство Земли - Рассказы.

Я видел, как он мчится по тропинке к обсерватории нелепыми длинными скачками метров по десять каждый. Ни о чем не думая, не испытывая ничего, даже страха, я машинально отмечал все происходящее.

Все выглядело так, будто сверху и чуть наискосок на нас падало огромное лезвие, незримое лезвие, выше которого все исчезало. Это длилось, быть может, секунд двадцать! Я слышал приглушенные возгласы моих спутников, увидел, как ворвался в обсерваторию Мишель. И вдруг она, эта обсерватория, тоже исчезла! Я еще успел заметить, как в нескольких сотнях метров ниже гора разверзлась, словно на геологической диаграмме, обнажая все свои геологические пласты, озаренные странным мертвенно-бледным светом, светом Иного Мира. И уже в следующее мгновение на нас с оглушительным грохотом обрушилась катастрофа. Дом задрожал, я вцепился в какой-то предмет меблировки, уж и не помню, в какой, и тут окно вылетело, словно вышибленное изнутри гигантским коленом. Сильнейшим ветром меня вместе с остальными вышвырнуло наружу, и я покатился вниз по склону, ударяясь о камни и напарываясь на кусты, оглушенный, задыхающийся, с сильно разбитым носом. Несколько секунд — и все это закончилось. Я обнаружил, что лежу на земле метрах в пятистах от дома, среди разбросанных тел, обломков деревьев, осколков стекла и черепицы. Обсерватория снова появилась — на первый взгляд, совершенно невредимая. И все вокруг заливало необычным медно-красным светом. Я поднял глаза и увидел солнце — уменьшившееся в размерах, красноватое, далекое. В ушах у меня гудело, левое колено распухло, глаза застилало пеленой. Воздух казался пропитанным странным запахом.

Первая моя мысль была о брате. Он лежал на спине в нескольких метрах от меня. Я бросился к нему, с удивлением ощущая, что снова обрел вес. Глаза Поля были закрыты, из правой ноги, глубоко разрезанной осколком стекла чуть выше щиколотки, шла кровь. Пока я перетягивал ему ногу жгутом, свернутым из носового платка, он пришел в себя.

— Мы еще живы?

— Да, ты ранен, но ничего серьезного. Пойду посмотрю, что с остальными.

Ему удалось сесть.

— Ступай!

Вандаль уже поднимался, Массакр и вовсе отделался всего лишь фонарем под глазом. Он направился к Полю, осмотрел его.

— Пустяки! Жгут, пожалуй, не нужен. Крупные сосуды не задеты.

Больше всех пострадал Бреффор: он лежал без сознания с пробитым черепом.

— Его нужно срочно оперировать, — заметил хирург. — В доме вашего дяди у меня есть все, что для этого необходимо.

Я взглянул на дом: он вышел из этого испытания с минимальными потерями. Часть крыши была снесена, окна выбиты, ставни сорваны, но все прочее, на первый взгляд, уцелело. Общими усилиями мы перенесли в дом Бреффора и Поля. Внутри все было перевернуто вверх дном, содержимое шкафов, столов, комодов валялось на полу. Кое-как мы поставили на место большой стол и уложили на него Бреф-фора. Вандаль взялся помогать Массакру.

Только тогда я наконец вспомнил о своем дяде. Дверь обсерватории была открыта, но никто оттуда не показывался.

— Схожу посмотрю, — проговорил я и, прихрамывая, вышел.

Не успел я завернуть за угол, как наткнулся на садовника, папашу Ансельма, о котором я совершенно забыл. Все его лицо было в крови. Отправив его на перевязку, я доковылял до обсерватории и поднялся по лестнице. Под куполом, возле большого телескопа, не было ни души. В кабинете выглядевший слегка ошеломленным Менар возился со своими очками.

— Где мой дядя? — прокричал ему я.

Протерев окуляры, он ответил:

— Когда это произошло, они уже собирались выйти, так что, где они сейчас, я не знаю...

Выбежав наружу, я принялся кричать:

— Дядя! Мишель! Мартина!

Ответом мне стало чье-то «эй!». Обогнув груду сошедших с горы камней, я увидел дядю, который сидел, привалившись спиной к обломку скалы.

— У него вывихнута лодыжка, — пояснила Мартина.

— А где Мишель?

Несмотря на обстоятельства, я залюбовался округлостью ее плеча под разорванным платьем.

— Пошел за водой к ручью.

— Ну, как вы все это объясните, дядя? — спросил я.

— И что я должен тебе сказать? Сам ничего не знаю. Как там остальные?

Я рассказал ему, как обстоят дела.

— Нужно спуститься в деревню, посмотреть, что там... — сказал он.

— К несчастью, солнце уже садится.

— Садится? Да нет же, встает!

— Солнце заходит, дядя. Еще минут десять тому назад оно висело гораздо выше.

— А! Так ты говоришь об этом жалком медном фонарике? Оглянись-ка лучше назад!

Обернувшись, я увидел над порядком осевшими горами сияющий голубоватый шар. Глаза меня не обманывали: мы находились в мире, где было два солнца.

Мои часы показывали десять минут первого.

Описать всю ту лавину эмоций, что обрушились на меня, я просто-напросто не смогу. Бессознательно, каким бы странным ни казалось мне происходящее, я старался приравнять эту катастрофу к привычным земным нормам: цунами, подземным толчкам, извержениям вулкана. И вдруг я оказался перед лицом немыслимого, безумного, но в то же время совершенно реального факта: я находился в мире, где светило два солнца! Нет, я не в силах передать охватившее меня смятение. Я пытался отрицать очевидное.

— Но... мы же все-таки на Земле! Вот гора, обсерватория, а там, внизу, деревня.

— Я, конечно же, сижу на частичке Земли! — ответил дядя. — Однако, насколько я смыслю в астрономии, в нашей системе лишь одно солнце — только полные невежи могут не знать столь важного факта, — а здесь, как видишь, их два. — Но где же мы в таком случае?

— Говорю же: не знаю! Мы были в обсерватории. Она задрожала. Я подумал, что началось землетрясение, и мы —

я и Мартина — выбежали. На лестнице столкнулись с Мишелем, и почти тотчас же нас всех выкинуло наружу. Мы потеряли сознание и потому ничего не видели.

— Зато я видел, — проговорил я, вздрагивая. — Видел, как горы вместе с обсерваторией исчезли в каком-то мертвенном свете. Потом меня тоже вышвырнуло, а когда я пришел в себя, лаборатория снова стояла на своем прежнем месте.

— Подумать только! — горестно воскликнул дядя. — Из четырех астрономов ни один не был всему этому свидетелем!

— Мишель видел самое начало. Кстати, где он? Что-то он долго...

— Действительно, — согласилась Мартина. — Пойду посмотрю.

— Нет, лучше схожу я. Но, дядя, умоляю, скажите: где мы, по-вашему, очутились?

— Повторяю тебе: не знаю! Но уж точно не на Земле. И, может быть, даже не в нашей Вселенной, — добавил он вполголоса.