Фриц Лейбер - Корабль призраков

– Тоже припаяно. Граф проколол мне уши.

– Но…

– О, Господи, будь ты проклят, несчастный продукт распада! Только смотри, не пожалей! Пусть, пусть будет по твоему! – последние слова переросли в крик гнева и боли. Она ухватила рукой золотую каплю и резко рванула. Брызнула кровь. Риксенда протянула Корчмарю сжатый кулак и потребовала:

– А теперь выкладывай! Золото за двойную лунную настойку!

Корчмарь тяжело вздохнул и молча начал рыться в ящике для настойки, видимо, понимая, что в своей шутке переступил грань дозволенного. Сюзи с холодным равнодушием добавила:

– И мою темную бражку.

Лопух отыскал чистую сухую губку и, с ловкостью жонглера поймав ею разлетевшиеся, как мошкара, капельки крови, приложил к разодранному уху девушки. Корчмарь, поднеся вплотную к лицу тяжелую золотую подвеску, внимательно изучал ее. Риксенда, закрыв глаза от удовольствия, приникла губами к горловине двойного пакета.

Длинное жилистое смуглое тело в облегающем фигуру темно-лиловом джемпере, усыпанном серебристыми блестками, стрелой влетело через красный люк со скоростью раза в два превышающей самые дерзкие попытки, на которые когда-либо отваживался Лопух. Тело пронзило пространство, ни разу не задев по дороге ни единой веревки. На полпути к стойке новый посетитель сделал акробатическое полусальто, после чего вытянутые узкие ступни его босых ног самортизировали о титановый щит рядом с ногами Риксенды. Весь его корпус сперва изогнулся, а затем сложился с такой виртуозной гибкостью, что остов ротонды даже не завибрировал от полученного толчка.

Змеей одной смуглой руки он обвил плечи девушки, другой оторвал жалобно всхлипнувший пакет от ее рта. Раздался щелчок закрывающего сосок колпачка.

Ленивый голос напевно и вкрадчиво поинтересовался:

– Что мы вам обещали, детка, если вы еще хоть раз сами попробуете взять выпивку?

В «Приюте Летучей Мыши» стало тихо, как в склепе. Корчмарь, попятившись, прижался спиной к внутренней стенке ротонды, пряча левую руку за спину. Рука Лопуха так и замерла в щели между ящиками, где хранились потерянные и найденные вещи. Лопух чувствовал, как покрывается холодным потом. Сюзи спрятала лицо за мутновато-прозрачным пакетом темной браги, который она как раз успела поднести ко рту.

Один из бражников зашелся неудержимым кашлем, на последней ноте хрипло поперхнулся и, давясь словами, с раболепной угодливостью просипел:

– Прошу прощения, префект. Мое почтение. Корчмарь угрюмо, как надтреснутый колокол, прогудел:

– Доброе утро. Граф.

Граф мягко приспустил кофту на плече Риксенды и начал ласково поглаживать ее обнаженную спину.

– А вы, золотце, никак озябли… Вся в гусиной коже, прямо-таки задубели. Ни дать ни взять – окоченевший труп. Кто же это вас так напугал? Давайте-ка разгладим кожу, расслабим мускулы. Успокойся, Рикс, будь послушной – мы дадим тебе струйку.

Змея его блуждающей руки доползла до губки, замерла, помяла ее, набрела на влажное пятно и затем поднесла вплотную к лицу. Граф шумно вдохнул воздух носом.

– Прекрасно, ребята, теперь мы, по крайней мере, знаем, что среди вас нет вампиров, – он медленно обвел всех взглядом. – Иначе, кто-нибудь польстился бы на ее окровавленное ухо.

Риксенда очень быстро, на одном дыхании выпалила:

– Я вовсе не собиралась пить, клянусь тебе. Я пришла разыскать футляр, который ты потерял. Честное слово, я даже не могла предположить, что так случится. Я пыталась устоять, но Корчмарь завел меня…

– Замолкни, – тихо прошептал Граф. – Мы только никак не могли понять, чем же вы ему заплатили. Теперь мы знаем. Как же вы намерены рассчитываться за третью порцию? Отрежете себе руку или ногу? Корчмарь, покажи-ка мне свою левую руку. Мы ведь сказали – показать! Вот так-то лучше… Теперь разожмем кулачок.

Рука Графа слизнула подвеску с раскрытой ладони Корчмаря. Не спуская желто-коричневых буравчиков глаз с лица Корчмаря, Граф, поигрывая безделушкой, слегка подбросил ее вверх.

Пока золотистая капля неспешно, с постоянной скоростью поднималась к открытому голубому люку, как пузырек воздуха к поверхности воды, рот Корчмаря успел дважды по-рыбьи беззвучно открыться и закрыться, и только после этого он затараторил:

– Не соблазнял я ее, Граф, клянусь честью – не соблазнял! Я не думал, что она собирается порвать себе ухо. Я хотел ее остановить, но…

– Нам это уже неинтересно, – сказал Граф. – Запиши двойную на мой счет.

По-прежнему, глядя на Корчмаря, он вытянул вверх змею руки, и та проглотила подвеску за мгновение до того, как побрякушка успела уплыть за пределы досягаемости.

– Почему в этом храме веселья такая гробовая тишина? Что происходит? Или кошки ваши языки проглотили?

– Кошки? А у нас есть кот, новый кот, прошлой ночью только пришел, теперь вот мышей ловит, – неожиданно оживился Корчмарь. – Он даже немного умеет говорить: конечно, не так хорошо, как Сатана, но все-таки кое-что. Очень милый.

– Лопух! Позови своего кота! Пусть скажет что-нибудь веселенькое, – велел Граф.

Прежде чем Лопух успел раскрыть рот, или даже сообразить, стоит звать Кима или нет, черный комок уже очутился на вантах неподалеку от Графа, и вперил зеленые пуговицы глаз прямо в желто-коричневые буравчики.

– Корчмарь, а ты не разыгрывал нас, когда хвалился, что он говорящий?

– Лопух! Прикажи своему коту что-нибудь отмочить!

– Не утруждай себя, малыш. У него есть свой язык, мы верим. Что такое, Черныш? – он протянул к нему руки. Ким стремительно лягнул его задними лапами и, как пружина, отскочил в сторону. Граф невозмутимо отреагировал своим обычным низким смешком.

– Лопух клялся, что кот говорящий, – запинаясь оправдывался Корчмарь. – Я… я ему…

– Молчать, – оборвал Граф. Он поднес пакет к губам Риксенды и выдавил струйку ей в рот; дождавшись, когда дрожь в теле девушки стихла, он толкнул изжеванный полиэтилен в сторону Лопуха.

– А теперь поговорим о черном футлярчике, Корчмарь, – без каких-либо эмоций произнес Граф.

– Лопух!

Последний уже по пояс углубился в потаенный закуток и ретиво откликнулся:

– Нет никаких черных футлярчиков, префект, но зато мы нашли другой, который леди Риксенда забыла вечером в прошлую Забавницу. – Он ужом выполз назад, извлекая нечто большое, округлое, перетянутое прочной леской и сияющее как крутой апельсиновый бок.

Граф принял предмет и повертел его в руках.

– Чуток великоват, и цветом не подходит. Мы уверены, что потеряли здесь черный футлярчик, если его, конечно, у нас не украли. Ты что, превращаешь «Приют Летучей Мыши» в воровскую малину, Корчмарь?