Н. Тасин - Аппарат смерти

Я живо представил себе Шварца в вагоне. Вытянувшись на диване, с романом на пюпитре, он курит зажженную от браунинга папиросу и слушает карманное радио.

Он заинтриговал меня, и я украдкой поглядывал на его костюм, шляпу, галстучную булавку, перстни, часовую цепочку: мне чудились всевозможные, искусно скрытые в них, новые чудеса. Вдруг в его перстне с огромным аметистом спрятан какой-нибудь миниатюрный, только что изобретенный фотографический аппарат, под лацканом пиджака скрыт какой-нибудь универсальный музыкальный инструмент, а цепочка от часов обладает такой магнетической силой, что в состоянии притянуть металлические деньги из кармана ближнего!

Когда Шварц положил правую ногу на левую и постучал пальцем по каблуку, я насторожился: тут, наверное, скрыто какое-нибудь самоновейшее техническое чудо! Я смотрел и ждал.

— Чего это вы так на мой каблук уставились? — спросил Шварц.

— Я хотел бы знать, что в нем скрыто!

— Представьте себе, ровно ничего!

Он хлопнул себя по лбу.

— А ведь вы правы! Полый каблук мог бы быть прекрасным тайником! Например, при переезде через границу, чтобы скрыть от таможенных крыс валюту.

— Вы, наверно, уж кое-что против них придумали! — высказал я догадку.

— Да, кое-что! — скромно ответил он. — У меня они немного возьмут. Но это секрет изобретателя…

Он взял в руку брелок от часов.

— Угадайте, что тут?

— Пишущая машина?

— Не угадали!

— Дорожный биллиард? Вагонный теннис? Передвижной погребок? Портативная гимнастика?

— Нет, нет и нет. Всего лишь стереоскоп. С пикантными картинками, хе-хе-хе! Не угодно ли полюбоваться? У меня тут две серии: гарем последнего султана и красавицы ночного Парижа.

— А в этом перстне что у вас? Неужели ничего? — заинтересовался я.

Он опасливо оглянулся, потом, наклонившись ко мне, конфиденциально зашептал:

— Белый порошок… Понимаете?! Нирвана! Полное и абсолютное перерождение! Не могу без него, втянулся… Всегда с собой везу…

И он нежно, как любимую женщину, погладил огромный аметист своего перстня.

— А в этой вот галстучной булавке…

Шварц сделал паузу, как бы подготовляя меня к ошеломляющему сообщению.

— … цианистый калий. На всякий пожарный случай, как говорится.

Я невольно взглянул на перстень со скрытым в нем белым порошком — и подумал, что раньше или позже Шварцу сможет пригодиться цианистый калий, который хранится в его великолепной галстучной булавке. В жизни этого человека с сюрпризами это был бы последний сюрприз, без продолжения…

Встреча Нового года у директора обсерватории Кер-стена прошла шумно и весело. Уже после полуночи разгорелся жаркий спор о том, обитаем ли Марс. Потом молодой астроном Болотин, который всех заражал своей жизнерадостностью, с комической серьезностью провозгласил тост за марсиан и выразил пожелание, чтобы собравшиеся следующий Новый год встретили на Марсе.

Был уже третий час ночи, когда Керстен, возбужденный спорами и вином, ушел к себе и лег спать.

Едва только он забылся сном, в дверь раздался легкий стук.

— Войдите! — сказал Керстен, проснувшись.

Дверь отворилась — и вошел высокий человек, весь в черном, напоминающий средневекового мага или алхимика.

Керстен присел на кровати.

— Кто вы? Чего вам надо?

— Вы хотели отправиться на Марс? Аппарат стоит у дверей и готов к отлету. Вам остается не больше пяти минут на сборы.

Керстен нисколько не удивился. Он быстро оделся, рассовал по карманам портсигар, спички, записную книжку, повесил через одно плечо кодак, а через другое полевой бинокль.

— Я готов!

— Идемте.

Через несколько минут Керстен и незнакомец уже сидели в аппарате, который тотчас же отделился от земли и помчался вверх.

— С какой скоростью мы летим? — спросил Керстен.

— Со скоростью света.

— Гм… Значит, 300.000 километров в секунду?

— Да, около этого.

Керстен сбоку посмотрел на незнакомца, который сидел у руля.

— Вы марсианин?

— Нет, я с Сатурна. В моем ведении находится все меж-дупланетное сообщение.

— А! Это любопытно! Какие же планеты вы обслуживаете?

— Все, кроме Земли. Это мой первый рейс на Землю. Я его предпринял на собственный страх и риск, и никто пока об этом но должен знать.

— Но почему? Я не понимаю…

— Вы многого не понимаете и понять не можете, — сухо отрезал заведующий междупланетным сообщением.

Керстен опасливо покосился на него и решил было помолчать, но любопытство взяло верх.

— А на Луну вы тоже летаете? — спросил он.

— Она для нас не существует. Это труп, который могильщики Вселенной забыли похоронить.

— Мне все же хотелось бы взглянуть на нее!

— Поздно вспомнили: мы над нею поднялись уже на добрых 50 миллионов километров. Отсюда вы можете ее разве только в очень сильный телескоп разглядеть.

— А до Марса еще далеко?

— Через 5 минут 30 секунд мы на него спустимся! — сказал незнакомец, взглянув на какой-то циферблат. — Приготовьтесь. Я высажу вас, слетаю на Сатурн — и ровно через 14 минут 40 секунд вернусь, чтобы доставить вас обратно на землю.

— 14 минут?! — воскликнул Керстен.

— И 40 секунд! — холодно поправил незнакомец.

— Да, но этого слишком мало! Мне надо столько осмотреть!

— Очень жаль, но не могу вам помочь. Ровно через 14 минут и 40 секунд вы должны будете покинуть Марс. Постарайтесь возможно целесообразнее использовать это время.

Он подумал немного и прибавил:

— Вам, быть может, интересно было бы побывать на заседании марсианского астрономического общества? На повестке как раз стоит вопрос о Земле.

— О да! — с жаром воскликнул Керстен.

— Хорошо. Я вас доставлю прямо в зал заседания. Я устрою так, что вас никто из присутствующих видеть не будет. Вы, с своей стороны, ничем не должны выдать своего присутствия: что бы вы ни видели и ни слышали, молчите. Иначе могут выйти крупные неприятности. Как я уже сказал вам, сношение с Землей пока еще составляет тайну. Осталось 37 секунд. Приготовьтесь!

Аппарат дернулся, точно налетев на какое-нибудь препятствие, — и не успел Керстен опомниться, как очутился в небольшом, цилиндрической формы, очень высоком зале, круглые стены которого как бы сделаны были из беспрерывно струящегося и переливающегося голубого света. Потолка не было. Высоко над головой висели какие-то небесные светила, положения которых в нашей солнечной системе тщетно пытался определить Керстен. Вся обстановка зала казалась сделанной из какого-то струящегося голубоватого вещества и имела очень неопределенные очертания.