Игорь Росоховатский - Ураган (сборник)

Виктор Сергеевич сумел тогда убедить меня, и Александр Игоревич ушел из директорского кабинета, унося листы с моими формулами и оставив меня в полной неопределенности.

Дни тянулись, как резиновые. Я не находил себе места ни в лаборатории, ни в читалке, ни в общежитии, где мне в нарушение правил выделили отдельную комнату. В те дни комната была завалена научными журналами, и, когда одновременно открывали форточку и дверь, сквозняк разбрасывал листы по всему коридору, и соседи помогали мне собирать их.

Так продолжалось три недели. Посвященные в мои горести сотрудники старались подбодрить меня, впавшего в уныние. И когда я уже был близок к заключению, что вообще не пригоден к научной работе и нужно подавать заявление об уходе, Виктор Сергеевич пришел к нам в лабораторию, и уже с порога сказал;

— А ведь вы оказались правы, Петр Петрович.

— Ошибочна сама идея? — вскинулся я и подумал: «Он мог бы не говорить об этом при всех».

— Можно подумать, что вы этого хотели. Конечно, все наоборот! Вы были правы, когда выдвинули свою идею. Полиген Л будет работать так, как вы предполагали. Став лидерами, животные, естественно, будут активнее ориентироваться в среде обитания — лучше выбирать места выпаса, быстрее укрываться от непогоды, а значит, прибавят в весе, интенсивнее пойдет размножение, повысятся все полезные для нас качества. Quod erat demonstrandum.[1] Необходимо только внести в формулу небольшие уточнения. Пойдемте ко мне.

На этот раз его птичья, вприпрыжку, походка достигла максимума. Виктор Сергеевич шел, как шутили у нас в институте, «выпрыгивая из туфель». Я едва поспевал за ним.

Виктор Сергеевич промчался через приемную, улыбаясь посетителям, говоря: «Здравствуйте, рад приезду», «Извините, неотложка», «Подождите тридцать пять минут, сами видите — неотложка»; секретарше: «Тридцать пять минут ни с кем меня не соединяйте, кроме экстренных». Я старался не отстать, почти наступал ему на пятки, опустив глаза, чувствуя на себе сверлящие взгляды. Уже у самой двери на миг остановился, наткнувшись на ощутимо настойчивый взгляд. Поднял глаза — а лучше бы не поднимать…

— Извините, Евгений Степанович, — невольно вырвалось, но Виктор Сергеевич тут же втащил меня за руку в кабинет.

Он с разбегу бросил свое небольшое тренированное тело в глубокое кресло. В это время дверь без стука отворилась, и вошел Александр Игоревич. Молча кивнул мне и уселся в кресле напротив. Значит, роли были заранее распределены.

Александр Игоревич взял со стола академика рулоны бумажной ленты, быстро их размотал. На некоторых выделялись обведенные красной пастой цифры.

— Александр Игоревич посчитал варианты, — захлебывающейся скороговоркой выпалил Виктор Сергеевич (у него получилось: «Александр Игрич почтал варнты»). — Вывод — к полигену нужно прицепить еще несколько ферментов, ответственных за синтез веществ, повышающих агрессивность. Агрессивность! Вот чего не хватало вашему полигену Л! Здесь — смотрите же! — и здесь. Ясно? Что скажете?

— Но такое соединение будет активно воздействовать на печень.

— И вызовет в конечном счете усиленное выделение желчи. Совершенно верно. Вместе с воздействием на поджелудочную и желудок, усилит агрессивность подопытного. А вот это звено — смотрите же! — воздействует на гипофиз и половые железы. В результате — создание активного, прогрессивно-агрессивного типа организма.

— Может наступить истощение… — начал я. Как обычно, он уже понял, куда я клоню, и нетерпеливо перебил:

— Вы же предусмотрели накопление жира в депо. И на здоровье. Процессы будут идти параллельно. Конечно, ваш подопытный станет, гм, несколько желчным, недобрым, возможно, завистливым. Но, помилуйте, как же вы получите активную борьбу за лидерство без агрессивности? Вот вам формула в окончательном виде, если j — это желчь, а b — анизотропный гормон. И учтите, варианты посчитаны…

Я взглянул на Александра Игоревича, и он едва заметно кивнул.

— Давайте подытожим. Участки «дельта» и «зет» обеспечат крепкий скелет и нужный тип обмена. Правда, изменение азотистых оснований в гене С-14 изменит не только работу гипофиза, но и цвет глаз подопытного бычка, однако коровы его полюбят и за такие глаза. Им, коровам, все едино. Ну как, довольны? Блестяще подтвердились ваши гипотезы!

По правде говоря, моего в этой работе было теперь не больше трети. Это Виктор Сергеевич нашел выход из тупика и подсказал решение, а Александр Игоревич разработал его подсказку. Но разве точно таким же образом наш академик не находил выходы и для других — для своих учеников, помощников, коллег из иных ведомств и городов?! Он становился то биохимиком, то физиологом, то математиком, то хозяйственником, то музыкантом — в зависимости от проблемы, потому что был и тем, и другим, и третьим. Он совмещал в себе, казалось бы, несовместимые качества характера. Его ум работал на немыслимых стыках наук, совершая немыслимые открытия, может быть, именно благодаря тому, что стыковал то, чего никто до него не догадался состыковать. Не зря он так часто напоминал нам, что природа едина, что это люди для удобства изучения распределили ее по наукам. И поэтому закономерно, что всякий раз, когда кто-то в силах объять в своем уме и воссоединить разрозненные и уже глубоко изученные части, он буквально натыкается на открытия, как на лежащие на поверхности самородки.

Придерживая подбородком кипу рулонов, я нес их, как величайшую драгоценность, к себе в лабораторию. Проходя через приемную мимо заждавшихся посетителей, в ответ на недоуменные или негодующие взгляды я добродушно улыбался и думал: «Вот ведь каких замечательных людей собрал Виктор Сергеевич в своем институте. Взять хотя бы Александра Игоревича и Евгения Степановича. Вместе они могут горы своротить. И как удачно получилось, что они — закадычные друзья еще со школьной скамьи. Потом вместе учились в университете. Затем их дороги разошлись, а Виктор Сергеевич снова соединил их. Вон в углу терпеливо ожидает приема, читая журнал, физиолог Левоненко. Как точно рассмотрел наш академик в этом чрезвычайно застенчивом и словно бы сонном человеке талантливого и неутомимого экспериментатора…»

Придя к себе и продолжая блаженно улыбаться, я разложил листы на столе. Мне хотелось поделиться своей радостью с коллегами, но прошло уже пятнадцать минут после окончания рабочего дня, и сотрудники поспешили разойтись.

И тут, как по заказу, в лабораторию заглянул, держа наготове швабру, дядя Вася. Я позвал его и завел разговор о том, какие замечательные люди работают у нас в институте. Он согласно кивал головой и поддакивал. Мне казалось, что мы чувствуем одно и то же, что он полностью разделяет мои мысли о коллегах, что и он замечательный человек… Вот в дни отгула взял швабру, заменяет заболевшую тетю Пашу. Пусть он простой человек, не очень-то образованный, образование — дело наживное, была бы внутренняя интеллигентность в человеке, готовность жадно впитывать знания… Раззадоренный его кивками и своими мыслями, я, не откладывая, рассказал ему о том, как помогли мне Виктор Сергеевич и Александр Игоревич, попутно изложил в популярной форме историю создания полигена Л.