Рэй Брэдбери - Орудия радости

В десять часов отец Витторини спустился вниз - и у него дух захватило от удивления.

Отец Брайен, стоя у неиспользуемого камина, грел руки над газовой горелкой, стоящей на решетке, и даже не повернулся на звук шагов.

На специально освобожденном месте стоял телевизор, перед ним четыре кресла и два маленьких столика с двумя бутылками и четырьмя стаканами. Все это приготовил отец Брайен, не позволив отцу Келли помогать совсем. Теперь он обернулся, потому что подходили Келли и пастор Шелдон.

Пастор помедлил в дверях и обозрел помещение.

- Чудесно, - он помолчал и добавил: - Я думаю. Дайте-ка взглянуть... - Прочел этикетку на бутылке. - Отец Витторини сядет здесь.

- У "Ирландского мха"? - спросил Витторини.

- Как и я, - сказал отец Брайен.

Витторини с заметным удовольствием сел.

- А остальные усядутся возле "Слезы Христовой", как я понимаю? сказал пастор.

- Это _и_т_а_л_ь_я_н_с_к_о_е_ вино, пастор.

- Я, кажется, о нем слышал, - сказал пастор и сел.

- Вот, - отец Брайен поспешно протянул руку и, не глядя на Витторини, налил ему полный стакан "Мха", - переливание ирландской крови.

- Позвольте мне, - Витторини кивком поблагодарил и поднялся, в свою очередь, чтобы наполнить стаканы остальных. - Слезы Христа и солнце Италии, - сказал он. - Ну, а теперь, перед тем, как выпьем, я кое-что скажу.

Другие ждали, глядя на него.

- Папской энциклики о космических полетах, - сказал он наконец, - не существует.

- Мы обнаружили это, - сказал Келли, - несколько часов назад.

- Отцы, простите меня, - сказал Витторини. - Я, как рыбак на берегу, который, завидя рыбу, берет побольше наживки. Я все это время подозревал, что энциклики не было. Но каждый раз, когда я заводил разговор об этом в городе, столь многие священники из Дублина отрицали ее существование, что я пришел к мысли: должна существовать! Они не проверили, потому что боялись: а вдруг найдут. А я не проверял из-за своей гордости: а вдруг не найду. Так что римская гордость или дублинская гордость не многим отличаются. Скоро мне предстоит перевод, я буду неделю хранить молчание, пастор, и принесу покаяние.

- Хорошо, отец, хорошо, - пастор Шелдон поднялся. - У меня маленькие объявление. В следующем месяце прибывает новый священник. Я долго об этом думал. Он итальянец, родился и вырос в Монреале.

Витторини прикрыл один глаз и попытался представить себе новичка.

- Если церковь должна быть всем для всех, - сказал Шелдон, - то меня интересует мысль о горячей крови, взращенной в холодном климате, как у нашего нового итальянца; так же завораживает и обратное: холодная кровь, взращенная в Калифорнии. Нам нужен тут еще один итальянец, чтобы утрясти некоторые вещи. Ну, кто-нибудь предложит тост?

- Можно, я, пастор? - Отец Витторини опять поднялся, мягко улыбаясь. Глаза его светились, он посмотрел на пастора, на всех троих. Поднял стакан:

- Разве Блейк не сказал как-то об "орудиях радости"? То есть, разве Бог не создал природу, а потом не растревожил ее вызывающей плотью, игрушечными мужчинами и женщинами, какими мы все и являемся? И так счастливо призванные, с самым лучшим, что у нас есть, с добрыми чувствами и тонким умом, в мирный день в благодатном краю - разве мы не Господни орудия радости?

- Если Блейк сказал так на самом деле, - сказал отец Брайен, - то беру все обратно. Он никогда не жил в Дублине!

Все засмеялись.

Витторини пил "Ирландский мох" и кротко молчал.

Остальные пили итальянское вино и понемногу смягчились. Потом умиротворенный отец Брайен предложил:

- Витторини, не включить ли нам этого нечестивца?

- Канал девятый?

- Конечно, девятый!

Пока Витторини крутил ручки, отец Брайен размышлял над своим стаканом.

- А что, Блейк на самом деле так говорил?

- Фактически, отец, - сказал Витторини, склоняясь к призракам, которые появлялись и исчезали на экране, сменяя друг друга, - он мог так сказать, если бы жил в наши дни. Я написал это сам, сегодня.

Все поглядели на итальянца с некоторым благоговением. Телевизор погудел и дал ясную картину: вдалеке стояла ракета, ее готовили и запуску.

- Орудия радости, - сказал отец Брайен, - не одно ли из них вы сейчас настраиваете? И не другое ли там стоит, готовое взлететь?

- Может быть, - мурлыкал Витторини. - И если эта штука взлетит, с человеком внутри, и живой и невредимый он облетит вокруг света, и мы вместе с ним, хотя и сидим здесь, - вот и будет радость.

Ракету готовили к запуску, и отец Брайен на некоторое время прикрыл глаза. "Прости меня, Господи, - думал, - прости старику его гордыню, и прости Витторини его ехидство, и помоги мне понять, что я тут сегодня увижу, и не спать, если потребуется, не теряя юмора, и пусть с этой штуковиной все будет в порядке - взлетит и опустится с человеком там, внутри, Господи, думай о нем и будь с ним. И помоги мне, Господи, в разгар лета, когда неотвратимый, как судьба, Витторини вечером четвертого июля соберет ребят со всего квартала на ректорском газоне запускать праздничные ракеты. Все они будут смотреть на небо, как в утро Искупления, и помоги мне Господи, быть, как эти дети, перед великой ночью времени и пустоты, где ты пребываешь. И помоги мне, Господи, подойти и зажечь ближайшую ракету в честь Дня Независимости, и стоять рядом с отцом-итальянцем, с таким же восторженным лицом, как у ребенка - перед лицом сверкающей славы, и даруй нам наслаждение".

Он открыл глаза.

Голоса издалека, с Канаверал, кричали в ветре времени. На экране проступали странные призрачные силы. Он допивал остатки вина, когда кто-то тихонько тронул его за локоть.

- Отец, - сказал Витторини рядом с ним, - пристегните ремни.

- Сейчас, - сказал отец Брайен, - сейчас пристегну. Большое спасибо.

Он откинулся в кресле. Закрыл глаза. Дождался грома. Дождался пламени. Дождался вибрации и голоса, который учил глупой, странной, дикой и чудесной вещи - обратному счету, назад... до нуля.