Александр Житинский - Полдень XXI век 2009 № 05

Но вот уже в XVII–XVIII веках без специальных технических, гуманитарных или военных знаний нашему современнику, если он хочет изменить ход истории, делать нечего. Герой А. Волкова («Командор») пиратствовать в Карибском море может и так, практически не применяя технических инноваций, а используя только военные навыки и познания. Но вот когда его команда (теперь уже в прямом корабельном смысле!) переезжает на петровскую Русь, то без умелых рук оказавшегося в ней станочника не получается сделать даже простейшей паровой машины. Не потому ли у М. Ахманова («Флибустьер») одинокий герой, частный сыщик, попавший в самое начало XVIII века, хотя и намеревается активно участвовать в исторических событиях (поехать в Россию и помогать Петру I), но вовсе не с целью изменения истории, поскольку считает, что изменить ее невозможно.

В начале XX века преимущество нашего современника (ну, или почти современника) почти совсем сходит на нет, если только он не захватил с собой компьютер с подробнейшей базой данных, как это делает один из героев О. Курылева («Убить фюрера»). База данных, да плюс познания профессионального историка, да плюс практические навыки второго члена команды — все это позволяет предотвратить Первую мировую войну. И, для верности, довести до самоубийства ни о чем не подозревающего молодого Шикльгрубера. Во время нашей Гражданской войны без широкого применения технических чудес тем более поделать ничего нельзя — даже усилиями целой команды. Д. Володихин в «Добровольце» посылает в стан белых 1919 года не один десяток человек, причем неплохо подготовленных, но все, что им удается, так это лишь чуть-чуть увеличить успехи Белого движения осенью того же года. Значительно раньше Володихина В. Звягинцев в «Вихрях Валгаллы» поступил гораздо осмотрительнее, заслав в то же самое время помимо команды еще и корабль, нафаршированный супертехникой мощной галактической цивилизации.

А уже если герой попадает в середину XX века, да еще и перед началом Второй мировой или даже в ее разгар, то он поистине должен обладать выдающимися способностями, дабы в одиночку, без всякой помощи и мощных технических бонусов что-то изменить.

Итак, каковы предварительные итоги инвентаризации?

Тут напрашиваются такие выводы. Во-первых, по мере приближения к настоящему история становится все более негибкой, а в будущем, вероятно, усилиями отдельного человека ее изменить окажется почти невозможно, она станет практически предопределенной. Это наводит на определенные размышления. Вроде бы историки как у нас, так и за рубежом отказались от представления о существовании жестко детерминированных «законов истории», в лучшем случае говоря о «законах-тенденциях». А в литературе дело обстоит таким образом, что эти законы, если они и не существовали раньше, не сформировались, то точно существуют сейчас и станут еще жестче в будущем. Нет пока речи о том, что ничего нельзя изменить. Мы бы хотели что-то изменить, верим еще в такую возможность, но понимаем, что сегодня это нам не по силам. То ли дело в прошлом!

Для этого нашему современнику надо:

а) попасть в критический период «войн и революций» (впрочем, с точки зрения требований остроты сюжета это не удивительно). Когда еще можно изменить историю, если не в такие периоды, точки бифуркации? Тем более, учитывая, что чем ближе к нам эпоха, тем большую инерцию исторического процесса нужно преодолеть, тем больше надо приложить усилий, привлечь мощных факторов вроде инопланетной помощи и т. д.;

б) действовать в команде, желательно из единовременников или, по крайней мере, организовать себе таковую на месте. Причем чем больше и разнообразнее команда — тем лучше. Желательно захватить в прошлое целую тусовку ролевиков, как у Прозорова, а еще лучше — военную базу, специально рассчитанную на выживание после ядерной войны, как в «Легендах зачернодырья» Д. Беразинского;

в) далее, хорошо бы попасть в достаточно отдаленное прошлое. Тут требуется уточнение — в достаточно отдаленное прошлое цивилизованного мира. А то ведь если попасть во времена охотников на мамонтов, то не то что цивилизацию придется создавать с нуля, но и саму Историю. Почет, конечно, большой: можно выбрать направление развития для целого мира, но уж больно это глобальная задача;

г) и, конечно, крайне желательно иметь какой-нибудь бонус, причем не только в виде знаний и умений будущего, но и военные навыки. Иначе выжить можно будет только в составе команды или, попав в особо благоприятную среду. Конечно, чем время ближе к нашему, тем нравы цивилизованнее и индивидуально приспособиться легче. Но вдруг попадешь к пиратам? (А. Волков, «Командор», Е. Горелик, «Не женское дело», М. Ахманов, «Флибустьер»).

И вот тогда-то возникает возможность не просто неплохо устроиться в прошлом, но и поменять историю. Это эскапизм? Да, но особого рода — бегство в то время, где можно еще что-то сделать мне, маленькому человеку, который в своем настоящем обречен быть винтиком глобальных процессов. Но этот маленький человек верит, что в далеком прошлом он стал бы если не полубогом, то могучим волшебником, который своими знаниями, волей и силой направлял бы ход истории. Не имеем ли мы дело с синдромом целого поколения, живущего не в свое время?

С другой стороны, как быть с теми героями, которые оказываются в чужом времени и не ставят себе цели изменить историю, а просто пытаются вписаться в эпоху и быт? Они ведь делают почти то же самое, что и в родном времени? Какой смысл посылать героя в прошлое с такой, в общем-то, банальной стратегией поведения — ну не для того же, чтобы показать, что «наш человек» и в Древнем Риме может неплохо устроиться?

Даже если «наш человек» ничего и не пытается менять в прошлом, у него там появляется одно психологическое преимущество, которым он в своем родном времени не располагает. Он, даже обладая весьма смутными знаниями в области истории, в целом понимает смысл того, что происходит, куда движется человечество. (А сегодня он может об этом только догадываться, строить гипотезы.) Он знает, что его новый мир точно будет существовать и через сто, и через пятьсот лет, и что поэтому в него можно без сомнения вкладывать усилия. Он видит перспективу. Да что там 100 или пятьсот лет! Хоть бы 30–40, как рассуждает бизнесмен Борис Мокин из «Меж трех времен» А. Бушкова, желающий переместиться в Россию 80-х годов XIX века. Главное — хотя бы примерно знать, когда и где жить будет уж очень плохо, и туда не соваться. И это придает существованию перемещенного во времени невиданную метафизическую стабильность.