Дмитрий Колосов - Крысиный Волк

Разглагольствуя подобным образом, террорист привел меня в свое убежище, расположенное так, что из него великолепно просматривался коридор, ведущий к тайнику, в то время как обнаружить самого наблюдателя было практически невозможно. Ламю недурно устроился здесь. У него были и вода, и энергетические таблетки, и, конечно, целый арсенал.

— Присаживайся, — предложил он, указывая мне на место у стены. Я послушно сел.

Ламю устроился поодаль с таким расчетом, чтобы видеть коридор и чтобы я никоим образом не мог дотянуться до него. Распечатав бутыль с водой, он отпил несколько глотков и перебросил ее мне, после чего с видимым удовольствием вытянул ноги.

— Болят, — пожаловался террорист, наблюдая за тем, как я пью. — А у тебя?

— Тоже, — признался я.

Ламю кивнул, словно давая понять, что ожидал именно такого ответа.

— Чертовы лестницы! — И тут же без всякого перехода: — Не пойму, как тебе удалось голыми руками справиться с Баасом!

— У меня был нож.

— Знаю. Версус объявил об этом. Но все равно — как?

Я пожал плечами. Признаться, я не задумывался над этим. Я должен был убить, и я убил. «Должен» определило все.

— Интересно, — пробормотал Ламю. — Чтобы прикончить такого громилу, нужно многое уметь. А что ты умеешь, Дип Бонуэр?

Я не нашел ничего лучшего, как вновь пожать плечами. Ламю задумчиво погладил рукоять излучателя. Тонкие черты его лица были почти одухотворены.

— На твоей совести два взрыва. Так?

— Да, — подтвердил я, не понимая, куда он клонит.

— Супермаркет в Ульдервилле и космолайнер с Белонны?

— Да.

Ламю усмехнулся:

— Врешь! Ты все врешь, Бонуэр! Но почему? Действительно — почему?

— Почему ты так решил?

— А потому, что оба этих взрыва устроил другой человек.

Я заставил себя выдавить смешок. Подозреваю, что в этот миг глаза мои воровато забегали.

— Кто же?

— Я!

Сказать по правде, я ожидал чего угодно, но только не такого признания. Во рту стало сухо, спина, напротив, покрылась тонкими бисеринками пота.

— Это сделал я, — повторил Ламю, — профессиональный террорист. Это моя специальность — убивать людей.

Я кашлянул, проталкивая внутрь комок.

— Ты не боишься признаться в этом?

— Нет. Кроме тебя никто об этом не узнает. Я вывел из строя сферокамеру в этой комнате.

— А электронные карты? Через них тоже можно подслушать.

— Звук идет через камеры. Через карту можно связаться лишь по желанию игрока. Я это проверил. Кроме того, мне нечего опасаться, даже если меня подслушают. Победитель получает амнистию за все, в том числе и за недоказанные преступления.

— Ты все продумал! — процедил я. — И с камерой, и с тайником!

— Я обязан все продумывать, — спокойно ответил Ламю. — В противном случае я проиграю.

— Но ты все равно угодил в тюрьму, — не без злорадства заметил я.

Брови террориста дернулись вверх, выражая полное безразличие.

— Случайность. Они искали другого, а вышли на меня. Я имел глупость запаниковать и оказал сопротивление. Я прикончил пятерых стражей, прежде чем у меня кончился боезапас. Потом мне намекнули, что я должен признать хотя бы один взрыв, иначе меня пристукнут при попытке к бегству. Я предпочел тюрьму смерти.

— Зачем ты это делаешь? — неожиданно для самого себя спросил я.

— Убиваю?

— Да.

— Глупый вопрос. — Пальцы Ламю продолжали нежно ласкать рукоять излучателя. — Я убиваю для того, чтобы они жили. В противном случае жизнь была бы слишком пресной.

Перед моими глазами предстало лицо Стеллы. Небольшой изящный носик, влажные губки, голубые глаза.

— Ты позерствуешь, — сказал я, сглотнув горький комок.

Ламю посмотрел на меня с превосходством, почти с брезгливостью:

— Ничуть. Терроризм во все времена был прежде всего следствием скуки и лишь во вторую очередь вытяжкой из неких идей. Когда человеку скучно, что он делает? Пытается себя расшевелить, чем-то занять. А когда это ему не удается? Придумывает еще что-то. Ну а последнее звено в цепи поисков развлечения добровольная смерть. Так сказать, апофеоз. Терроризм есть самоубийство, сотворенное скукой. Но террористы привносят в этот процесс элемент иной игры. Они играют не только собственной жизнью, но и жизнями других. Весьма занятная игра, скажу тебе. Занятно само по себе. Развлекает и не дает расслабиться. Порой мы выдумываем для себя идею, но она не является определяющей. Террор есть жизненное кредо. Террористу все равно, за что убивать, цель не имеет значения. Ему нужно убивать. Ты можешь это понять, Бонуэр? — Похоже, Ламю давненько не откровенничал и рассчитывал найти во мне заинтересованного слушателя. Поэтому, встретив в ответ равнодушное молчание, он заволновался: — Тебе неинтересно?

— Нет! — отрезал я.

— Почему?

— Ты убил мою жену и дочь.

Террорист пожал плечами:

— Так получилось. Кто-то должен был умереть. Они летели на космолайнере? Я подтвердил его предположение кивком. Глаза Ламю затуманились, я бы осмелился сказать, восторженно затуманились. Он погружался в приятные ему воспоминания. Я испытал безотчетный ужас перед этим человеком, получавшим удовольствие от истребления себе подобных. — Я использовал микромолекулярную бомбу, ее невозможно обнаружить. Твоим родным не повезло.

— Мне тоже.

— Да… — оживился Ламю. — Я так и не узнал, каким образом это дело списали на тебя.

— В последнее время мы с женой были в натянутых отношениях. Потому комиссия, расследовавшая взрыв, решила, что у меня были достаточно веские основания убить ее.

— Болваны! Повод слишком очевиден. Ни один нормальный человек не станет действовать подобным образом!

— Не все так просто, как тебе кажется. — Я говорил настолько спокойно, что сам удивлялся собственному спокойствию. — Если учесть, что она была богата и единственным наследником был я…

— Это несколько меняет дело, но…

— Ты не дослушал! — перебил я. — И третье. В прошлом я имел дело с микромолекулярными соединениями. Так что теоретически собрать подобную бомбу для меня не составляло ни малейшего труда.

Ламю кивнул, изобразив понимание:

— Треугольник замкнулся. Они заставили тебя сознаться.

— Да. Это оказалось не столь сложно. Я был потрясен смертью жены и дочери. Не думаю, что я был убедителен, опровергая обвинение. А потом на меня повесили взрыв супермаркета.

— Все правильно! Совет недоволен, когда преступления остаются нераскрытыми. Ему нужен стопроцентный результат. Выходит, ты некоторым образом пострадал из-за меня.