Клиффорд Саймак - Город

Джошуа опять встряхнулся.

- Да, не мешает. Сегодня у Дженкинса такой день! Ты только подумай, Икебод, семь тысяч лет!

- Я уже готов, - гордо сообщил Икебод. - Еще утром отполировал себя, а тебе надо бы причесаться. Вон какой лохматый.

- Семь тысяч лет, - повторил Джошуа. - Не хотел бы я столько жить.

Семь тысяч лет - семь тысяч миров, ступающих след в след. Да нет, куда больше. Каждый день - мир. Семь тысяч на триста шестьдесят пять. А может быть, каждый час или каждая минута - мир. Или даже что ни секунда, то мир. Секунда - вещь плотная, достаточно плотная, чтоб разделить два мира, достаточно емкая, чтобы вместить два мира. Семь тысяч на триста шестьдесят пять, на двадцать четыре, на шестьдесят раз шестьдесят…

Вещь плотная и окончательная. Ибо прошлого нет. Назад пути нет. Нельзя вернуться и проверить рассказы Дженкинса: то ли это правда, то ли покоробившиеся за семь тысяч лет воспоминания. Нельзя вернуться и проверить туманные предания, повествующие о какой-то усадьбе, каком-то роде вебстеров, каком-то непроницаемом куполе небытия в горах далеко за морями.

Икебод подошел со щеткой и гребешком, и Джошуа отскочил в сторону.

- Не дури, - сказал Икебод. - Я не сделаю тебе больно.

- В прошлый раз чуть всю шкуру с меня не содрал, - пожаловался Джошуа. - Поосторожней там, где шерсть запуталась.

Волк пришел, надеясь подкрепиться, но ему ничего не предложили, а просить учтивость не позволяла, и теперь он сидел, аккуратно обвив лапы косматым хвостом, и смотрел, как Питер скоблит ножом прут.

Белка Поня прыгнула с развесистого дерева прямо на плечо Питера.

- Что это у тебя? - опросила она.

- Метательная палка, - ответил Питер.

- Метать любую палку можно, - заметил волк. - Зачем тебе такая отделка? Бери какую попало и бросай.

- Это совсем новая штука, - объяснил Питер. - Я придумал и сделал. Только еще не знаю, что это такое.

- У нее нет названия? - спросила Поня.

- Пока нет, - сказал Питер. - Надо будет придумать.

- Но ведь любую палку можно бросить, - твердил волк. - Какую захотелось, ту и бросил.

- Не так далеко, - ответил Питер. - И не так сильно.

Он покрутил прут между пальцами - гладкий, круглый, потом поднес к глазу, проверяя, не криво ли получилось.

- Я его не рукой метаю, - объяснил он, - а другой палкой и веревкой.

Он взял вторую палку, прислоненную к дереву.

- А мне вот еще что непонятно. - сказала Поня. - Зачем тебе вообще понадобилось метать палки?

- Сам не знаю, - ответил Питер. - Интересно, вот и бросаю.

- Вы, вебстеры, странные твари, - строго произнес волк. - Иногда мне кажется, что вы не в своем уме.

- Можно в любую цель попасть. - сказал Питер. - Только надо, чтобы метательная палка была прямая и веревка хорошая. Первая попавшаяся деревяшка тут не годится. Пока подберешь…

- Покажи мне, - попросила Поня.

- Гляди. - Питер поднял повыше ореховое древко. - Видишь, крепкая, упругая. Согни ее - тут же опять выпрямляется. Я связываю оба конца веревкой, кладу вот так метательную палку, упираю ее одним концом в веревку и оттягиваю…

- Вот ты говоришь, можно в любую цель попасть, - сказал волк. - Попробуй попади.

- А во что? Выбирайте, а я…

Поня взволнованно показала:

- Вон, вон на дереве малиновка сидит.

Питер быстро прицелился, оттянул веревку, и древко изогнулось дугой. Метательная палка просвистела над поляной. Малиновка закувыркалась в воздухе, роняя перышки. Она упала на землю с глухим, мягким стуком и застыла, маленькая, жалкая, согнутые коготки смотрят вверх… Кровь из клювика окрасила листья под головой.

Белка оцепенела на плече у Питера, волк вскочил на ноги.

Тишина, притихла листва, беззвучно плывут облака в голубом полуденном небе…

- Ты ее убил! - закричала вдруг Поня, захлебываясь ужасом. - Она мертвая! Ты ее убил!

- Я не знал, - промямлил ошеломленный Питер. - Я еще никогда не целился ни во что живое. Только в метки бросал…

- Все равно, ты убил малиновку. А убивать запрещается.

- Знаю, - сказал Питер. - Знаю. что запрещается. Но ведь вы сами меня попросили попасть в нее. Вы мне показали. Вы…

- Я не говорила, чтобы ты ее убивал! - кричала Поня. - Я думала, ты ей просто дашь хорошего тычка. Напугаешь ее как следует. Она всегда такая важная, надутая была…

- Я же сказал вам, что палка сильно бьет.

Страх пригвоздил вебстера к месту.

Далеко и сильно, думал он. Далеко и сильно - быстро.

- Не тревожься, дружище, - мягко произнес волк. - Мы знаем, что ты не нарочно. Это останется между нами. Мы никому не скажем.

Поня прыгнула на дерево и запищала с ветки:

- Я скажу! Скажу вот Дженкинсу!

Волк цыкнул на нее с лютой ненавистью:

- Ты доносчица паршивая! Подлая сплетница!

- Скажу, скажу! - не унималась Поня. - Вот увидите! Скажу Дженкинсу.

Она стремглав поднялась по стволу, добежала до конца ветки и перескочила на другое дерево.

Волк сорвался с места.

- Куда? - осадил его Питер.

- Всю дорогу по деревьям ей не пробежать, - торопливо объяснил волк. - На лугу придется спуститься на землю. Ты не тревожься.

- Нет, - сказал Питер. - Не надо больше убийств. Хватит одного.

- Но ведь она в самом деле скажет.

Питер кивнул.

- Не сомневаюсь.

- А я могу ей помешать.

- Кто-нибудь увидит и донесет на тебя, - сказал Питер. - Нет, Лупус, я тебе не разрешаю.

- Тогда улепетывай поскорей. Я знаю место, где ты можешь спрятаться. Тысячу лет искать будут, не найдут.

- Ничего не выйдет. В лесу глаза есть. Слишком много глаз. Они скажут, куда я пошел. Прошли те времена, когда можно было спрятаться.

- Наверно, ты прав, - медленно произнес волк. - Да, наверно, прав.

Он повернулся и посмотрел на убитую малиновку.

- Ну, а как насчет того, чтобы изъять доказательство? - спросил он.

- Доказательство?…

- Вот именно…

Волк быстро сделал несколько шагов, опустил голову. Послышался хруст. Лупус облизал усы и сел, обвив лапы хвостом.

- Сдается мне, мы с тобой могли бы поладить, - сказал он. - Честное слово, могли бы. У нас так много общего.

На носу его предательски трепетало перышко.

Туловище было хоть куда.

Нержавеющее, крепкое - никакой молот не возьмет. А всевозможных приспособлений и не счесть.

Это был подарок Дженкинсу ко дню рождения. Изящная гравировка на груди так и гласила:

Дженкинсу от псов.

Все равно я не смогу им воспользоваться, сказал себе Дженкинс. Оно слишком роскошное для меня, для такого старого робота. Я сам буду неловко чувствовать в этаком убранстве. Покачиваясь в кресле, он слушал, как воет ветер под застрехой.