Георгий Бовин - Дети Земли

К тому же, всегда ли Синицын был таким невыносимым ворчуном? Ведь сумел же он воспитать сына-героя, в семнадцать лет овеявшего себя воинской славой! Значит, наверняка прежде он не был таким, как теперь. Как понять этот странный характер? Обычная схема сломалась — и молодёжь стала в тупик.

Однажды, работая в обсерватории, девушки завели спор о Синицыне в присутствии Константина Степановича.

Старый астроном долго слушал их пререкания. Наконец не выдержал и вмешался:

— А не кажется ли вам, что если человек таит страшное горе, то характер у него от этого не становится лучше?

— Да, но почему же он вдруг переменился?

— У него теперь снова есть дети, и им он отдаёт лучшие розы своей души!

Несмотря на тщательный уход и заботы друзей о Максиме, выздоровление его грозило затянуться, и неизвестно, чем бы всё дело кончилось, если бы не Игорь Никитич. Видя, как Ольга Александровна бьётся в поисках радикальных средств излечения, он вспомнил, как лечат ожоги с помощью кварцевых ламп. Что ж, если у них нет кварцевой установки — есть космическое солнце! Только вот с дозировкой надо быть осторожнее.

Ольга Александровна решила попробовать. Кратковременное облучение солнцем без светофильтров оказало на разрушенные ткани больного исключительно благотворное действие. В болезни наступил перелом, и Максим, хотя и очень медленно, стал поправляться.

Ольге Александровне долго не представлялся случай поговорить с Игорем Никитичем наедине, хотя поводов для этого по-прежнему находилось достаточно. После долгих раздумий она решила пойти ва-банк и однажды молча передала ему записку с просьбой прийти в обсерваторию для конфиденциального разговора.

Разговор продолжался более часа. Содержание его осталось неизвестным. После этого Белов и Ольга Александровна были много дней молчаливы и печальны. Но Ольга Александровна в то же время почувствовала себя гораздо спокойнее. Она перестала бояться за своего пожилого друга, а к Гале стала относиться с ещё большей нежностью. Зачастую она подолгу глядела на неё, как бы изучая. Обычно это кончалось глубоким вздохом, за которым скрывалось:

— Нет, это совершенно немыслимо… Но какое это было бы счастье!

А корабль всё летел и летел… Через три месяца после взлёта с Венеры путешественники пересекли орбиту Земли. На двести восьмые сутки полёта, 15 апреля 19.. года, когда до орбиты Марса оставалось двенадцать с половиной миллионов километров, корабль достиг самой удалённой от Солнца точки своего пути. В течение последующего месяца «Уран», приближаясь к орбите Марса, одновременно начал сближение с Солнцем. Эллиптическая орбита красной планеты в этом месте сближалась с Солнцем быстрее, чем орбита «Урана». В середине мая расстояние между ней и кораблём сократилось до девяти миллионов километров, после чего «Уран» стал, наконец, от неё удаляться. К счастью для путешественников. Марс находился в это время на расстоянии добрых двухсот миллионов километров и не мог своим притяжением изменить траектории полёта. Путешественникам он казался ничем не примечательной небольшой красноватой звёздочкой в созвездии Льва,

С орбиты Марса Солнце выглядело непривычно маленьким и неярким. Отсюда оно казалось вчетверо меньшим, чем с Венеры, и вдвое меньшим, чем с Земли. Это было совсем не то грозное светило, которое так слепило и жгло на Венере.

Время шло. «Уран» продолжал свой неощутимый стремительный полёт. Повинуясь Второму закону Кеплера, он набирал всё большую скорость и мчался теперь к той точке пространства, где путь его пересекался с небесной дорогой Земли.

Никакие внешние события больше не нарушали размеренной жизни путешественников.

Многократные проверки траектории неопровержимо подтверждали правильность расчётов и сулили благополучный исход. Даже метеориты, так волновавшие членов экспедиции при полёте с Земли, щадили корабль. Одной из причин безмятежной жизни на корабле было и то, что не работал радар и никто не знал, что происходило вокруг.

Постепенно людям стало казаться, что все невзгоды позади и что кораблю осталось только добраться до места встречи с Землёй и сделать посадку. Умом, конечно, все понимали, что впереди могло возникнуть ещё множество непредвиденных трудностей. Но утомлённые нервы так хотели покоя, что невольно всем верилось в успешное возвращение.

Даже Галя, свято хранившая подслушанную тайну о метеорном потоке, почти перестала ею мучиться. «Авось обойдётся!» кормила она точившего её изредка червячка. И червячок на время затихал.

Константин Степанович возобновил свои вечерние беседы. Он сулил в конце путешествия необыкновенное зрелище: затмение Солнца Землёй, уверяя, что эта феерия превзойдёт всё, что им довелось увидеть.

Золотистая Луна и голубая Земля давно уже разгорались всё ярче и ярче. Так как корабль приближался к ним с внешней стороны орбиты, то по мере увеличения их видимых размеров оба серпа становились всё уже и уже.

Наконец долгожданное событие настало. Окутанный голубым сиянием тончайший серп Земли стал приближаться к Солнцу. Заслонив глаза козырьком из засвеченной плёнки, Галя нацелила кинокамеру на яростный, пышущий солнечный диск, окружённый как бы застывшими вихрями раскалённых газов.

Она следила, как он медленно погружается в голубую дымку земной атмосферы, принимая чуть приплюснутую форму. От Земли оставалась лишь тонкая серебряная ниточка. Наконец и она исчезла, и на месте планеты возник чёрный диск с разноцветной дымкой по краям. Со стороны зашедшего Солнца дымка была красной. На противоположной стороне диска, проходя через гамму жёлтых и зелёных тонов, она становилась тёмно-голубой.

Солнце всё глубже уходило за край Земли, и багровые клещи сжимались вокруг неё всё теснее и теснее. Наконец, они полностью сомкнулись, и на перламутровом фоне солнечной короны зажглось мрачное тёмно-багровое кольцо.

— Какая несказанная красота? — прошептала очарованная Галя.

— И подумать только, что именно так выглядит затмение Солнца Землёй на Луне! — воскликнула Капитанская дочка. Будь мы лунными жителями, то могли бы видеть эту прелесть по нескольку раз в год!

Девушки снова углубились в работу. В обсерватории царила тишина, подчёркиваемая еле слышным стрекотанием кинокамеры. Привязанный к креслу Константин Степанович приник к окуляру телескопа и вполголоса диктовал в магнитофон результаты своих наблюдений. Маша, как всегда, работала со спектроскопом. Её движения были точны и скупы; точёное личико выражало озабоченность.

В напряжённой работе время шло незаметно. Затмение длилось больше часа, и всё же, когда первый солнечный луч сверкнул из-за чёрного диска, все пожалели, что оно кончилось.