Алексей Калугин - Дело о картине неизвестного автора

– Каков план действий, Федор Николаевич?

Я только с досадой цокнул языком и покачал головой. Конечно, в начале двадцатого века в Каннах запросто могла звучать и русская речь, но, если уж мы взялись изображать парочку английских лоботрясов, то и разговаривать следовало на английском.

– Я собираюсь заняться делом, – ответил я на абсолютно правильном английском с легким налетом мягкого стратфордширского акцента. – Как сообщил агент, у графа Витольди на сегодня заказан билет в оперу. Случай подходящий, и я хочу сегодня же вечером вернуть картину ее законному владельцу.

– А я, если позволите, отправлюсь на пляж, – с надеждой посмотрел на меня Славик, не забыв, однако, перейти на английский.

На всякий случай, чтобы парень не расслаблялся, я все же спросил у него:

– А как же твои образцы?

– Воздух, – указал Славик на небо, – вода, – протянул он руку в сторону морского берега, – все рядом. Мне и десяти минут не потребуется на то, чтобы заполнить емкости. А образцы пищи возьму за ужином.

– Смотри, Славик, – строго глянул я на парня. – Чтобы, когда вернемся в Департамент, ко мне от твоего начальства никаких претензий не было.

– Никаких, Федор Николаевич, – клятвенно приложил ладонь к груди Славик. – Я свое дело знаю.

В этом-то я как раз не сомневался.

– Инструкции помнишь?

– Без особой необходимости с местными жителями в контакты не вступать, – начал по памяти перечислять Славик те наставления, что я ему дал. – Ни поведением, ни внешним видом не выделяться из общей массы. Деньгами не сорить. Быть в номере не позже одиннадцати.

– Как насчет одежды?

– Никакой синтетики, все только из натуральных материалов. Вся одежда соответствует принятому в настоящем времени стилю. Бирки с наименованиями фирм-производителей спороты. У меня даже есть закрытый купальный костюм. Я приобрел его в магазине, предлагающем наряды для костюмированных вечеров.

Естественно, я не сомневался в том, что, едва оказавшись на пляже, Славик забудет большую часть из того, что я ему говорил. Но я не видел ничего страшного в том, что он перекинется парой игривых фраз с симпатичной девушкой, а может быть, даже и попытается назначить ей свидание, – все равно со своей нелепой внешностью паренек не имел ни малейшего шанса на сиюминутный успех. А на то, чтобы по полной программе раскрутить легенду о богатом плейбое, у него просто не было времени.

Сыграло свою роль и удивительное, я бы даже сказал, ошеломляющее ощущение покоя – после нескольких месяцев бесконечной и по большей части совершенно бессмысленной суеты в Департаменте оно буквально околдовало меня. В иной ситуации я ни в коем случае не отпустил бы Славика на пляж одного. Но в тот момент я был просто уверен, что с ним ничего не случится. Не то это было место, чтобы здесь могло произойти что-то дурное.

Отпустив Славика, я начал собирать вещи. В белый парусиновый портфель с подкладкой, прошитой углеродной нитью и дактилоскопическим кодом на замке, я уложил картину, которую следовало вернуть в коллекцию графа Витольди, пару пачек денег, которые могли понадобиться в самый неожиданный момент, связку универсальных отмычек, чехлы для ботинок, позволяющие ступать бесшумно и не оставляя следов, и еще кое-какую мелочь. В карманах же у меня не было ничего, кроме документов на вымышленное имя и большого бумажника из крокодиловой кожи, набитого визитными карточками и купюрами крупного достоинства.

Выйдя из отеля, я, как обычно, для начала прогулялся по набережной, среди прохаживающихся вдоль мраморной балюстрады семейных пар, которых сопровождали присматривающие за детьми горничные или гувернантки. На мне был легкий ослепительно белый костюм и такая же белая шелковая рубашка. Ворот ее поддерживал галстук небесно-голубого цвета, завязанный широким узлом, в центре которого сверкала золотая иголка с искусственным алмазом в двадцать два карата. Ни один из нынешних ювелиров не смог бы отличить этот камешек от настоящего. На ногах у меня были блестящие черные ботинки с острыми носами. Голову прикрывала мягкая светло-серая шляпа с узкой малиновой лентой и чуть подвернутыми кверху полями.

Погуляв с полчаса, я понял, что чувствую себя в толпе богатых бездельников не просто легко и непринужденно, но даже вполне комфортно. Мне не составляло никакого труда выдавать себя за такого же хлыща, как любой из тех, что то и дело попадались мне навстречу. Единственным предметом, несколько портившим общее впечатление от моей внешности, был портфель, который я нес в руке. Но с этим приходилось мириться, поскольку в портфеле находились вещи, необходимые для работы. Мне оставалось только придать себе несколько чопорный вид, позволявший сразу же опознать во мне одного из истинных сынов туманного Альбиона, которым, по мнению подавляющего большинства жителей континента, была свойственна некоторая чудаковатость.

Почувствовав себя уверенно в 1906 году, я остановил проезжавший мимо кабриолет и велел кучеру отвезти меня к ресторану «Александрия», находившемуся на том же конце города, что и вилла графа Витольди.

Поездка заняла около получаса. Кучер не торопился, а я не требовал от него погонять лошадь. Мне было приятно ехать не спеша мимо цветущих садов и великолепных фонтанов, в струях которых переливались радужные отблески солнечного света, мимо площадей со стилизованными под античность статуями, облюбованными стаями сизых голубей, мимо великолепных фасадов домов с широкими мраморными лестницами и небольших уютных летних кафе, прячущихся в тени веранд, затянутых лианами дикого винограда. Кучер превосходно знал свое дело – к указанному месту он вез меня, быть может, не самой близкой, но зато уж, несомненно, самой красивой дорогой.

Выйдя из кабриолета возле ресторана «Александрия», я щедро расплатился с кучером, дабы у него, так же как и у меня, остались самые приятные воспоминания о нашей поездке. Окинув взглядом фасад ресторана с гигантскими мраморными львами по краям лестницы, возложившими передние лапы на большие шары, я про себя отметил, что здесь можно будет пообедать.

В этой части города гуляющих было значительно меньше. Поэтому я придал своему лицу выражение серьезности и даже некоторой озабоченности. Походка моя по-прежнему оставалась неспешной, но при этом в ней уже не присутствовало ленивой расслабленности. Каждому взглянувшему на меня сразу же должно было стать ясно, что я вовсе не без дела прогуливаюсь по улице, а пытаюсь таким образом скоротать время, оставшееся до серьезной деловой встречи, на которую я прибыл слишком рано.

Пройдя чуть более ста метров по улице, укрытой от солнца развесистыми кронами цветущих каштанов, на перекрестке я свернул налево. Улица, на которой я оказался, была еще более тихой и безлюдной. Медленно спускаясь под едва заметный уклон, ее брусчатая мостовая вела меня к берегу моря, поделенному на участки, принадлежащие частным лицам.