Андрей Морголь - Арсенал эволюции

механизм наконец  поддался. Коробка  меня обрадовала  грудой тряпья  и

рамкой с портретом великого вождя мирового пролетариата. Однако не зря

же Палыч говорил про двойное дно! Без зазрений совести я вытряхнул все

добро на  пол  (все  равно Мария  Федоровна  уберет,  если  доберется,

конечно) и  продуманно взвесил  на  руках то,  что осталось.  К  моему

сожалению, коробка весила немного — примерно столько, сколько и должна

весить куча ссохшегося дерева. С  последней надеждой я встряхнул  этот

кусок антиквариата, как дети трясут яйцо киндер-сюрприза, но проклятый

деревянный монстр отозвался лишь тишиной!

    Смачно выругавшись,  я  все-таки полез  ковырять  дно  злосчастной

коробки.  После  пары  неудачных  скребков  мой  ноготь  зацепился  за

маленькую выемку,  и  деревяшки  слегка  сместились.  Теперь  под  них

свободно могли залезть  пальцы. Я схватился  за освободившийся край  и

выдрал доски к чертовой матери. Под ними плотным слоем лежали  опилки,

в которые я нетерпеливо, как под блузку грудастой красавицы,  запустил

свои руки, но в тот же миг с воплем выдернул. На большом пальце правой

руки красовался неглубокий порез,  но кровь сочиться  еще не начала  —

признак чрезвычайно острой заточки.

    Сердце радостно загрохотало в груди,  передавая вибрации в мозг  и

руки. Затаив дыхание, очень  аккуратно и осторожно  я освободил меч  и

вытащил его из коробки. Клинок  своей длинной рукояткой и узким,  чуть

изогнутым лезвием,  как и  говорил Палыч,  напоминал японскую  катану,

только гарда  была  не в  виде  квадратной или  круглой  пластинки,  а

полусферическая, как  на  саблях или  рапирах.  И цвет  стали  казался

каким-то странноватым... правда, в свете электрического фонарика глаза

могли нагло  врать.  А  еще  меч оказался  на  удивление  легким,  как

перышко. Но разбираться с этими  особенностями, равно как и  танцевать

от радости,  не было  ни желания,  ни  времени. К  тому же  отнюдь  не

помешало бы  срочно замаскировать  приобретение от  посторонних  глаз:

лишние вопросы могли навести на правильные ответы, а отдавать реликвию

законной хозяйке  — ох,  как  не хотелось.  Ей  и так  целая  квартира

досталась, да и вообще не заслужила Мария Федоровна бонусов!

    В качестве маскировочного материала  был выбран пустой  матерчатый

мешок, в  который я  и  завернул находку,  стараясь не  наследить  уже

обильно капавшей кровью, которой здесь больше всего не хватало.

    Закрыв за собой дверь,  я только двинулся к  выходу, как вдруг  на

стене возле  выключателя появилась  широкая  полоса дневного  света  с

очертанием человеческой  тени  —  кто-то заходил  в  подвал!  Пришлось

быстренько вырубать фонарик.

    — Эй! Есть тут кто? — Громкий хрипловатый голос оповестил, что это

был Кухарчик из седьмой. — Мать  вашу, опять кто-то дверь за собой  не

закрыл!

    Раздался звук шагов — сосед  спускался вниз по лестнице.  Конечно,

можно было подать голос  и выйти навстречу, но  для этого пришлось  бы

объяснять, что это  я делал  в подвале, в  котором не  храню ни  одной

своей вещи. Плюс завернутый мешок в руках. Времени придумывать отмазку

не было — пришлось тихонечко на цыпочках прошмыгнуть вдоль коридора  к

повороту и ждать, куда направится Кухарчик.

    — Вечно  не закроют  двери, потом  гоняй бомжей  тут по  кругу,  —

проворчал он, чиркнул спичкой и неспешно двинулся прямо в мою сторону.

    Сразу  почувствовался  опыт  соседа   в  отлавливании  бомжей   на

подземных просторах. Стараясь не расквасить нос в темноте, я  коснулся

левой рукой стены,  правую с мешком  выставил перед собой  и тихо,  но

смело обратился в бегство. Через пару метров стало светло, я обернулся

на ходу  и увидел,  что рука  Кухарчика  с зажатой  в ней  свечой  уже

показалась из-за поворота.  Однако в  то же время,  как оказалось  при

свете, я тоже добрался  до другого конца  коридора и задерживаться  на

месте не стал. Открытая  настежь наружная дверь пропускала  достаточно

дневного света,  что  позволило  мне  без  особых  проблем  проскочить

последний  коридор,  повернуть  в  вестибюль,  взмыть  по  лестнице  и

оказаться на свободе не застуканным.

    Соскучившиеся по  качественному  кислороду  ноздри  жадно  втянули

свежий воздух.  Остался  последний  этап —  протащить  эту  несчастную

тряпку с завернутой в нее добычей незамеченной аж на четвертый этаж.

    К сожалению, через пару  лестничных пролетов на пути  повстречался

Демидыч из  девятой. И  чего  это расшастались  все  в будний  день  в

полдвенадцатого? На работу, что  ли, никому не  надо? Ах, да:  суббота

ведь!

    — Что, к  бабке за  картошкой поедешь?  — сам  решил мою  проблему

Демидыч и, не дожидаясь ответа, опять спросил: — Слышал, Палыч умер?

    — Угу, — невнятно буркнул я и побежал дальше.

    — Хороший  мужик был,  только  умом двинутый  малость. —  Это  уже

скорее сам для себя констатировал Демидыч.

    А может,  не такой  был и  двинутый Леонтий  Павлович. По  крайней

мере,  частично.  Если  насчет  меча   старик  не  соврал,  может,   и

происхождение железяки —  тоже правда?  Хотя с  такими мыслями  самому

недолго мозгами  тронуться. Небось,  подобрал  Палыч трофей  во  время

японской кампании да и забыл, как дело было.

    Я проскользнул в свою  квартирку, в кои-то веки  на ключ запер  за

собой дверь  и  выдохнул  с облегчением.  Теперь  можно  приступать  к

осмотру. Мешок я положил в тумбочку,  клинок — на журнальный столик  в

зале, а кровоточащий палец — в рот. И только сейчас сообразил, что как

бешеный шахтер бежал  домой с фонариком  на лбу. Осветительный  прибор

был отложен в сторону.

    Итак, меч! Никаких оптических обманов зрения в подвале со мной  не

приключалось  —   цвет  лезвия   и   вправду  оказался   на   редкость

странноватым. Не  обычный  металлический  блеск стали,  а  зеленый,  с

каким-то изумрудным оттенком. Я  постучал ногтем по  лезвию — судя  по

звуку, оно вроде было все-таки  металлическим. Затем взялся за  кончик

меча и слегка выгнул его — сплав оказался достаточно жестким и в  меру

эластичным, как, по идее, и  должно быть. Края лезвия имели  абсолютно

ровные очертания, без единой  зазубрины, что свидетельствовало либо  о