Джефф Райман - Детский сад

Она слышала о Медведе, Влюбленном в Оперу. Гэ-эмы всегда отличались достатком. У этой, в частности, вполне хватало средств на то, чтобы покупать билет чуть ли не на каждую премьеру. Причем она всегда сидела на одном и том же месте и уходила, ни с кем не вступая в разговор. Сама Милена в опере не была ни разу. Честно признаться, отношение к музыке у нее было достаточно ровное. Потому с Влюбленным Медведем ей пересекаться не доводилось. Это было все равно что повстречать живую легенду. Милена наблюдала, как Гэ-Эмка обстоятельно проходится по ящикам стола, вытряхивая их содержимое на пол. Вот она что-то нашла.

— Ах ты сучара, — пробурчала Гэ-Эмка.

Милена не была привычна к таким словам. Может, она и не имеет права судить, но всему есть предел.

— Это вы мне? — спросила она требовательно.

— Что ты! — даже оторопела Гэ-Эмка. — Это я бутылке из-под виски. Вот, пустая совсем.

Гэ-эмка продемонстрировала бутылку Милене, прежде чем отшвырнуть в угол. Послышался удар стекла о стекло. Где-то в темноте громоздилась, по-видимому, внушительная груда битой стеклотары.

— Ты не в курсе? — спросила Гэ-Эмка. — Здесь был когда-то склад при спиртзаводе. Я здесь столько интересного в свое время нарыла!

Сейчас она возилась с очередным ящиком, который, судя по всему, заклинило. Неожиданно он поддался, отчего содержимое его россыпью разлетелось по полу, как семена: ручки, бижутерия, опять почему-то вафли, скомканные носовые платки, катушки ниток, а также целая горсть ржавых иголок и изящный серебряный наперсток.

В углу ящика угнездилась бутылка. Гэ-Эмка оценивающе ее подняла: полная. Она удовлетворенно крякнула, обнажив серо-зеленые пеньки щербатых зубов.

— Бог, — изрекла она, — определенно был самогонщиком!

«И где ее такую откопали?» — только и подумала Милена.

Медведиха была покрыта перхотью, снежинками искрящейся на ее меху, и по-собачьи шумно дышала. Торчащий из пасти длинный розовый язык подрагивал, пытаясь поймать хоть какую-то прохладу. Она как следует приложилась к булькнувшему горлышку.

— Гы-ы-ы! — прорычала она удовлетворенно, утирая губы лапой.

Милена вдруг развеселилась. Она представила себе, как эта троглодитка обитает здесь, в своем гнездилище из бумаги и музыки.

— Ты здесь что, живешь? — поинтересовалась она.

— Да уж лучше б так, — ответила Гэ-Эмка. Ворсинки меха немилосердно лезли ей в глаза, отчего она то и дело моргала. — На самом деле я здесь прячусь. — Она приобняла бутылку. — Ну, коли уж ты совсем ничем не травишься, то, может, тебя хотя бы это заинтересует. На-ка вот, взгляни.

Она протянула со стола увесистый широкий кирпич бумажного фолианта; Милене потребовались обе руки, чтобы его удержать. Бумага была приятной на ощупь, плотная, кремового цвета, с охристой каемкой по краям. На обложке готическим шрифтом было пропечатано название: «Das Lied von der Erde» — «Песнь о земле».

Печатную партитуру Милена видела впервые. Это была никчемная трата бумаги, ведь целлюлоза необходима для вскармливания дрожжей и грибков, которые являлись собственностью Партии. Она немного полистала и осталась разочарованной. Ноты как ноты, в полном соответствии.

— Я вижу, — заметила Медведица, — чтение партитур не составляет для тебя труда.

— Нисколечко, — ответила Милена совершенно искренне. Кто ж не умеет читать ноты?

Медведица с печальной задумчивостью улыбнулась.

— Да уж конечно, — произнесла она полушепотом. Подавшись вперед — при этом Милена невольно беспокоилась о том, насколько далеко у нее получается дотягиваться, — она бережно извлекла партитуру у Милены из рук. — Но ведь ты не училась читать музыку. А если не училась, значит, это умение не вполне твое.

Медведица прихлебнула виски и побулькала им в зубах, как обыкновенным эликсиром для полоскания. Опустила бутылку и словно забыла о присутствии Милены. Потом с ужасающей небрежностью перекинула все страницы фолианта разом, отчего старинный переплет мог попросту лопнуть. Виски она сплюнула на пол. И начала вдруг петь: «Ewig blauen licht die Fe-e-enen» — «И вечной синевой сияет да-а-аль».

«Она забыла, что я здесь», — догадалась Милена.

У нее это выходило лучше, чем у электронного прибора. Голос был теплым и сильным. Восхитительное меццо-сопрано — прозрачное, и вместе с тем упругое, с потрясающим диапазоном. Милена даже моргнула. Голос у Гэ-Эмки был действительно великолепный.

Фразы перемежались долгими паузами — похоже, в голове у Гэ-Эмки играл невидимый оркестр. Каждая фраза пропевалась несколько тише, чем предыдущая; при этом голос пульсировал, но не переходил в хрип. Это было настоящее мастерство… «Ве-ечной…» И кстати, не так навязчиво громко, как на записи. Прежде чем обернуться, Гэ-Эмка несколько секунд сидела в тишине.

— Ох, прошу прощения, — вдруг спохватилась она. — Вон там куча всевозможной обуви. — И она ткнула пальцем куда-то себе через плечо. Милена растерянно уставилась в непроглядную темень.

— Тьфу ты! — опомнилась Медведица. — Постоянно забываю, что вы, люди, не видите в темноте. Тебе подобрать пару ботинок? — Голос у нее был раскатистым, гибким.

— Было бы очень любезно с твоей стороны, — отозвалась Милена. — Размер примерно тридцать шестой. Какие-нибудь, чтоб не очень шлепали.

Гэ-Эмка взяла башмаки и зашаркала куда-то в проход между рядами реквизита. Лапы у нее были босыми. Ворсинки меха чертили по пыли и пятнам виски, отчего сзади оставались хвостатые следы-кометы.

Непонятно, что и думать. Гэ-Эмка каким-то образом оказалась на высоте положения, что слегка удручало. «Ну и поделом тебе!» — упрекнула себя Милена, однако легче от этого не стало.

Какое-то время Гэ-Эмка отсутствовала.

— Кто это все стояки порастолкал? — донесся наконец из темени ее приглушенный расстоянием голос.

Милена оглядывала причудливый хаос на столе и на полу. Книги, снова книги, какие-то бумаги с пыльными отпечатками лап, старинные монеты… Ее вдруг охватила невольная зависть, сродни тягучей ностальгии. «Вот она, сама история. Видели бы это сейчас Вампиры». Подняв со стола увесистый черный томик, она открыла его хрустящие страницы. И поняла: экземпляр рукописный. Эти загогулины букв и размашистые чернильные завитки — все это написано рукой.

«Проникающее Вагнерово Кольцо», — значилось на обложке. Сами буквы были несколько раз энергично обведены.

— Название так себе, — отметила Милена вслух, не без ехидства.