Николай Чадович - Евангелие от Тимофея

– Кому я не завидую, так это болотникам, – сказал Головастик. – И не догадываются, бедняги, какая штуковина сейчас им свалится на головы!

Тоненькая иголка кольнула меня в сердце. Ах ты черт! Как же я не подумал об этом! А впрочем, чем бы мы могли болотникам помочь? Вряд ли они вняли бы нашим предупреждениям. Будем надеяться, что рухнувшие ветвяки не причинят им особого вреда. Их подземным норам даже атомная бомба, наверное, не страшна. Но мое нынешнее высокое положение не позволяло пропустить замечание Головастика мимо ушей.

– Все предусмотрено, – сказал я. – Небольшая встряска болотникам не повредит. Зато в следующий раз подумают, стоит ли лезть на Вершень.

– А раньше ты говорил по-другому.

– Прикуси язык, здесь мы не одни.

Мои слова оказались пророческими. Зубы Головастика лязгнули, он вскинул руки, стараясь ухватиться за что-нибудь, но стена, словно в кошмарном сне, проворно от него отодвинулась. Дно пещеры между тем превратилось в некое подобие батута. Одних из нас оно швырнуло в глубину пещеры, других, наоборот, к выходу. Я оказался в числе последних. Бездна, открывшаяся моему взору, была наполнена массой медленно оседающей пыли, листьев и хвои. Иногда вниз проносились предметы и покрупнее – какие именно, отсюда разобраться было невозможно. И весь этот сор сиял, переливался и вспыхивал в отсветах огромных многоцветных радуг, встающих из мрака Прорвы, как языки вселенского погребального костра.

Грохота я уже не слышал, он был так силен, что даже не воспринимался слухом. Занебник раскачивался, как травинка на ветру. Радуги затрепетали и разом погасли. Стало абсолютно темно, хотя до наступления ночи оставалось еще много часов. Свод неба обрушился на земную твердь – и это было началом конца света.

Внезапно резко посветлело – это падающий ветвяк миновал нашу пещеру. Странно было видеть, как куда-то вниз медленно уходят, растворяясь в тумане, дома, дороги, леса, плантации. Казалось, это не ветвяк падает, а совсем наоборот – я возношусь над ним. Спустя минуту занебник потряс новый удар. Устрашающий треск, сравнимый только с треском сталкивающихся болидов, подтвердил, что ветвяк четвертого яруса разделил судьбу своего верхнего соседа. Удары и треск повторялись еще трижды. Дальнейшего я почти не запомнил. Но если когда-нибудь мне случится присутствовать при давно предсказанном сражении Сыновей Света с Сыновьями Тьмы, после которого нашему привычному миру суждено полностью изменить свое обличье, – это событие не станет для меня откровением. Однажды я уже пережил его.

Остальное можно домыслить. Тучи грязи, достигшие едва ли не верхушек занебников. Исполинские корни, вывороченные из земли страшной тяжестью перекосившегося сверхдерева. Тысячи человеческих тел, низвергающихся в Прорву. Долины, вдруг превратившиеся в холмы. Реки, исчезнувшие в мгновение ока. И реки, разлившиеся наподобие морей…

Еще долго трещал, вздрагивал и клонился долу занебник, вдруг утративший свою, казалось незыблемую, устойчивость. Возможно, он и рухнул бы, вызвав на Вершени и в Иззыбье еще более мощные катаклизмы, однако соседние занебники, намертво сцепившиеся с ним десятками уцелевших ветвяков, воспрепятствовали этому. Впрочем, как выяснилось впоследствии, мой эксперимент не прошел бесследно и для них.

Пещера наша превратилась в перевернутый колодец, и мы постепенно сползали все ближе к обращенному в бездну отверстию. Стражники, балансируя на все более возрастающей крутизне пола, попробовали вырубить в стене горизонтальную нишу, но попытка эта стоила жизни двоим из них. Спасла нас длинная веревка, предусмотрительно прихваченная кем-то из десятников (за эту доблесть он тут же был произведен в сотники). Ловкий, как обезьяна, молодой законник без всякой страховки выбрался наружу и, чудом пробравшись по наклонной (со знаком минус) стене занебника, закрепил веревку у входа в другую пещеру, оказавшуюся, на наше счастье, ответвлением лабиринта.

Плутая в нем, мы прошли недра занебника насквозь и оказались в конце концов на крутопутье, соединявшем игольники третьего и четвертого ярусов. В пути мы встречали издыхающих кротодавов и перемолотых в фарш шестируких. Целые тупики были забиты трупами кротов. Смола, прорвавшаяся в лабиринт через лопнувшие стенки ходов, превращала в нетленные мумии и живых, и мертвых. Изгнанные из гнезд термиты обратились в подобие библейских скорпионов. Казалось, что это сам Аввадон-Губитель, ангел Бездны, послушный зову Пятой трубы, ведет на род человеческий свое неисчислимое воинство. Глубочайшие трещины рассекали нутро занебника – из них поднимался едкий, дурманящий пар. Нам случалось натыкаться на обломки хижин, огромные бадьи с засохшей солдатской кашей, целые звенья выдранных с крутопутья лестниц и другие предметы, оказавшиеся здесь совершенно необъяснимым образом. Из двух десятков наших спутников уцелели всего пятеро. Да и те покинули нас сразу же после выхода из лабиринта, устрашившись открывшейся перед нами картины. Ветвяки, торчавшие вверх под совершенно немыслимым углом, были девственно пусты. Рывок, опрокинувший занебник, был настолько силен, что все, кто не обладал разветвленной и цепкой корневой системой, уподобились брошенному из пращи камню.

Не узнавая знакомых мест, мы бродили с Головастиком по Вершени, лишь изредка натыкаясь на голодных, одичавших людей. Чудо, что в этом хаосе мы смогли отыскать Ставку, вернее, то место, на котором она когда-то располагалась. Исчезло все: нагромождение хижин, уродливый дворец, заляпанный кровью Престол, горы отбросов. Исчезли Письмена, исчезли реликвии. Остались только ямы-остроги, но содержавшиеся в них узники тоже пропали. Мои контакты с Головастиком ограничивались самыми элементарными вещами – добыванием пищи, поисками ночлега, защитой от мелких банд бродяг-каннибалов. Лишь иногда, как будто бы ни к кому не обращаясь, он бормотал: «Зачем ты это сделал, ну зачем ты это сделал?!»

Случайный попутчик, исчезнувший наутро вместе с последними крохами наших припасов, указал примерное направление на занебник, где, по его словам, собираются все те, кто остался верен Тимофею, кто не забыл своей принадлежности к служивому и приказному люду, кто собирается восстановить на Вершени порядок и законопочитание.

Катастрофа затронула не более двух десятков занебников, и степень разрушения уменьшалась по мере удаления от ее центра. Довольно скоро мы достигли мест, где ветвяки, как и прежде, торчали горизонтально, где дороги и плантации кишели кормильцами и где можно было, хоть и с трудом, выпросить или украсть что-либо съедобное. Нас никто не узнал, да мы и не старались афишировать свое прошлое.