Фёдор Крашенинников - После России

Вспомнился Бурматов, кричавший в лицо Фадееву что-то про китайских сектантов. Может быть, действительно секта? Странная и влиятельная китайская секта «Фалун Дафа». Вот вам и ушу, и пиетет к этим сектантам, и странная близость с китайцами, и иррациональная надежда на помощь Пекина. Анастасий так прямо и говорил: секта! А Фадеев, конечно же, только разводил руками: темнота, мракобесы! Ну, конечно! Лапников знает китайский, возможно, жил в Китае или при общине «Фалун Дафа», коих тысячи от Пекина до Парижа. Вот и все его источники.

Но зачем все это секте? У неё все интересы в Китае. Может быть, и секта – это просто ширма? Пирогов вспомнил содержание когда-то бегло просмотренных досье. С самого начала истории Фалуньгуна сектантов обвиняли в попытке захватить власть. За это их преследовали коммунистические власти. В новом Китае они стали влиятельной силой и едва ли не самой властью. И вот они где вылезли!

«Да что себе врать-то про секту, скорее всего, ребята работают на Пекин, неизвестно с какого времени! Может еще с Кризиса, а может, и раньше. Много же писали, что в старом руководстве половина работали на Китай, хотя про позднюю федерацию чего только не писали!» – мысль Пирогова пошла в другом направлении.

«Но если так, то многое становится понятным. Например, зачем понадобилось раньше времени устраивать неконтролируемый бардак в Сибири, из-за которого китайцы получили повод ввести свои войска и усилить влияние! И ведь еще неизвестно, чем там всё кончится, может, решатся на оккупацию, пока я тут отвлекаю внимание!» – думал он.

Владимиру Егоровичу было обидно. Он-то думал, что все усилия ради одного, ради спасения России, её возрождение. Многие месяцы жил осознанием своей миссии и неслучайности своего внезапного избранничества. И как жить теперь? Жить, вдруг осознав, что безумная авантюра, война против всего мира без единого шанса на победу, была затеяна китайцами! А он был ширмой и марионеткой Лапникова и Заостровского. Это их решением он, простой русский мужик, оказался в самой гуще исторических событий – но не героем, не «русским Бонапартом», как он сам о себе думал в дни иллюзорного триумфа, а марионеткой. Да какая разница, какие были сектанты – китайские или свои доморощенные православные мечтатели… Игра, большая игра, в которой Россия – просто территория, игровое поле, по которому маршируют солдатики, и он – один из них. Виртуальная стратегия в режиме реального времени.

«А если казахи? Почему нет? Сколько было намёков на то, что на Урале именно казахи наша главная надежда. Откуда-то они знали, что казахи туда придут? Говорили, что это только плюс. И интерес Астаны понятен: устроить бардак и расширить зону влияния, хоть бы и на Урал! А может, они вместе с китайцами? Китайцам – Сибирь, казахам – Урал и Нижняя Волга?» – Пирогов сел и задумался, разглядывая конфеты, такие неуместные, будто присланные из другой реальности.

И главное-то – что делать? Требовать объяснений? Дать задний ход? Или на всё плюнуть и оставить любителей ушу расхлебывать заваруху, а самому прислушаться к совету Лавренюку и примкнуть к Второй армии, благо она организованно отступила и сейчас укрепляется в городе. С оружием в руках сражаться за Россию и умереть? Хороший вариант. Отличный. Наверное, единственный.

Владимир Егорович налил в чай изрядную порцию коньяку, покрутил в руках конфету, вздохнул и отхлебнул чаю. Ночь обещала быть бессонной. «Не буду никуда звонить и никого звать. Завтра утром всё равно собирался выступить. Приедет Бурматов, вызову Лавренюка и посмотрим, что получится!»

Конфеты были сладкие. Кристина всегда угощала его именно такими – и казалось, что это было в другой жизни, очень давно.

Примерно через двадцать минут в комнату заглянул адъютант и обнаружил верховного правителя лежащим на полу без признаков жизни.

Было ли так задумано или это было роковое стечение обстоятельств, но выяснилось, что умер верховный правитель в номере бывшего вип-борделя «Старая Москва». Известие, что Пирогов «был убит отважными борцами с кровавой тиранией в известном московском публичном доме», разлетелось по миру мгновенно, сопровождаемое видео и издевательскими комментариями про чистоту трусов покойного. Штрих, окончательно превративший бывшего командира рязанского спецназа в анекдотическую фигуру, а его борьбу – в пошлый водевиль.

Бурматов тоже получил письмо от Лавренюка и, прочитав его, с удвоенной силой пытался добиться встречи с Пироговым. Известие о смерти лидера восстания ввергло его в депрессию – он даже не стал выступать с официальным сообщением и несколько дней провёл в своей комнате, в дальнем углу бункера, куда переехало министерство.

После смерти Пирогова агония России длилась меньше недели – ровно столько, сколько понадобилось силам коалиции для неспешной прогулки до Москвы. В воцарившейся суете и неразберихе осталось загадкой, что именно стало причиной его гибели и куда делось его тело.

Фадеев, принявший полномочия верховного правителя, немедленно попытался извлечь пользу из случившейся трагедии. Были арестованы и казнены члены миссии Красного Креста, причастные к передаче злосчастной посылки, министр здравоохранения, но первым делом – генерал Лавренюк вместе с коллегами. Более того, Фадеев отдал приказ взять штурмом штаб Второй армии – в этом позорном и бессмысленном бою с обеих сторон погибли несколько сот человек, но гораздо страшнее был деморализующий эффект этих расправ.

Накануне входа в город сил коалиции оказывать им организованное сопротивление было некому, а отдельные очаги сопротивления эффективно подавлялись точечные ударами.

Бурматова никто не искал, никуда не вызывал, новостей он не смотрел, распоряжений не давал. Когда к нему вернулась способность действовать, он обнаружил, что сотрудников у него не осталось. Тем не менее он вышел в эфир и произнес длинную прочувственную речь о Пирогове, завершив её призывом сражаться до последнего и унести с собой в могилу как можно больше предателей и интервентов. Сам он решил присоединиться к Второй армии, но связаться с Дедом или кем-то из генштаба не смог.

На связь вышел помощник Фадеева, передал, что речь очень понравилась шефу, но хорошо бы как-то призвать патриотов к единению вокруг нового лидера возрождения – Ильи Фадеева. «А что с Лавренюком? Где сейчас штаб Второй армии?» – спросил Тимофей, но собеседник не ответил, предложив оставаться на своем месте и поступать в соответствии с указаниями Совета обороны Москвы. Указания сводились к призывам продолжать сопротивление, присоединяясь к сражающейся российской армии. Где конкретно сражалась армия – не сообщалось. Бурматов несколько раз выходил из бункера, но никаких боев не наблюдал, хотя стрельба слышалась со всех сторон. Еды почти не было, водоснабжение не работало. В его распоряжении было несколько ящиков крепкого алкоголя. Тимофею казалось, что он себя вполне контролирует и, несмотря на алкогольную диету, он еще несколько раз выступал с речами, взывая к мировому сообществу, к населению, к армии, зачитывал сочиненные им же сводки Совета обороны об успешных контратаках. К счастью для него, аппаратура уже не работала и его пьяных истерик никто не слышал.