Фёдор Крашенинников - После России

– Когда я уже буду мёртвый? Да как хотите. Можете прямо сейчас её показать всему миру, мне нечего скрывать! Ещё вопросы? – Пирогов поднялся с кресла.

– Нет. Никаких вопросов, спасибо, что нашли для меня время! Все-таки подумайте о Москве, о людях, о будущем. – Кузнецова тоже поднялась.

– Прощайте, госпожа писательница! Я уже обо всём подумал. Слава России!

– Ваше высокопревосходительство! Подождите! Вам почта! – Адъютант вбежал в подземный гараж, когда Пирогов уже садился в бронемашину.

– Почта? – Слово звучало так старомодно.

– Генерал Лавренюк просил передать вам конверт и очень просил прочитать письмо. И посылка от Кристины Павловны…

– От Кристины? Как это возможно? – Они переписывались каждый день, но она ничего не писала о посылке. – Может, провокация? Что там?

– Там конфеты… – адъютант смутился. – Миссия Красного Креста из Петербурга, через Министерство здравоохранения… Лично министр привез, но вас не стал дожидаться.

– Ладно, разберемся!

Кристина ответила не сразу, но про конфеты подтвердила: «Я подумала, что тебе будет приятно получить подарок от меня: закрой глаза и представь: пьем чай с конфетами, смеёмся, и всё хорошо. Как тогда, в Кремле, помнишь?»

Владимир Егорович вздохнул: «Помню. Спасибо!»

Лавренюка он старался избегать по просьбе Фадеева, который жаловался на попытки старика вмешиваться в управление армией. Но о письмах от него, тем более старомодно напечатанных на бумаге, ничего не говорил.

Читать не хотелось, и он подумал, не выбросить ли пакет сразу. Но всё-таки решил, что надо ознакомиться. С отъездом Кристины он заметил, как сократилось число людей вокруг него. Заварзин и Дробаков исчезли под Пермью, кто-то погиб от рук террористов. Даже с Бурматовым он перестал общаться, хотя, конечно, не мешало бы его послушать и как-то подбодрить. Он вроде бы ездил во Вторую армию, интересно бы узнать впечатления. «Тем более что именно она нас тут и будет, похоже, защищать согласно докладам Фадеева!» – подумал Пирогов и попросил адъютанта договориться с Бурматовым о встрече завтра утром.

Лавренюк писал сухо, четко и по делу, обращаясь лично к Владимиру Егоровичу «как к русскому человек и русскому офицеру».

Сначала он подробно описывал положение на фронтах и констатировал, что оно критическое. Это было так себе новостью, но анализ старика был безжалостнее, чем докладывал Фадеев, и чувство безнадежности от этого усиливались. Дальше Лавренюк переходил к более интересной теме – объяснению причин случившегося. Шаг за шагом он разбирал ход восстания, задавал вопросы и пытался найти ответы. Пирогова поразило, как по-разному видели ситуацию он и генерал. Например, оказалось, что вся общероссийская сеть заговорщиков вовсе не досталась Фадееву и Лапникову от НОРТа, а была получена от Лавренюка и его соратников, которые много лет готовили своё восстание, оно должно было начаться сразу и повсюду, но прежде всего в тех государствах, где были армии, и в Москве. Рязани в их планах вообще не было, там они рассчитывали как раз на НОРТ, который был одним из множества ответвлений заговора.

«Если старик не врёт, то перед ним как минимум стоит извиниться!» – подумал Пирогов, вспоминая, как иронично-покровительственно относился к генералу.

Неприятных открытий было еще множество. Лавренюк, не стесняясь, обвинял Фадеева и Лапникова во всех допущенных ошибках – от разгрома НОРТа до организационной беспомощности и нежелания работать с профессионалами: «На самые ответственные посты ставились выскочки, не обладающие знанием и опытом. На самые ответственные задания отправлялись случайные люди с минимальной подготовкой», – писал генерал.

«Я долго не мог понять, делают ли они все это по недомыслию, искренне заблуждаясь, или же это работа в пользу какой-то внешней силы. К сожалению, меня целенаправленно изолировали от людей и источников информации, поэтому мною потеряно слишком много времени для отработки ошибочных версий. В итоге я пришел к выводу, что эти люди работают на разведку страны, заинтересованной в создании напряженности на территории России с целью передела сфер влияния. Учитывая, что, вопреки нашим изначальным планам, Фадеев настоял на восточном векторе развития, подозреваемых надо искать именно там. Мои подозрения падают на разведку одной из двух стран. Самый очевидный подозреваемый – Китай. Не буду приводить все свои рассуждения, думаю, вы и сами можете сопоставить факты, в том числе и мне не известные. Второй подозреваемый – Казахстан. Здесь все не так очевидно, но если вы захотите выслушать, я предоставлю цепь своих рассуждений».

Пирогов положил бумаги обратно в конверт. Машина остановилась в темном дворе перед небольшим крыльцом.

В подвале здания была то ли мини-гостиница, то ли какой-то клуб. Сначала прошли через большой холл, где сидела охрана, потом по коридору мимо закрытых дверей. Вошли в ярко освещённую гостиную. За одной дверью виднелась спальня с огромной кроватью, за другой – ванная комната.

– Приятное место, даже странно, что сохранилось в таком виде! – похвалил Пирогов начальника своего секретариата, который и занимался поиском мест для ночлега. Тот кивнул.

– А что тут было?

– Не знаю. Отель, наверное. Обратите внимание: настоящих окон нет, только декоративные. Так что в смысле безопасности это очень хороший вариант. И недалеко от других наших объектов. Тут отдельный генератор, вода привозная, чистая. Что-то поесть принести?

– Нет, пока не надо. У меня есть конфеты. Принесите чаю. И коньяку.

Пирогов разделся до трусов, но решил дочитать письмо до того, как отправиться в ванную.

В заключительной части Лавренюк писал о вариантах выхода из ситуации. По сути, выхода не было, но генерал предлагал хотя бы раздать оружие всем желающим и изолировать шпионов, публично отрекшись от них. Он рекомендовал Пирогову лично прибыть в штаб Второй армии и оставаться там до конца. По утверждению генерала, именно там соберутся все искренне преданные России люди и воинские соединения.

Пирогов положил бумаги на стол и налил чаю.

Первой мыслью было немедленно вызвать Лавренюка и Бурматова: «Послушать, что думает Тимофей, а он бы оценил то, что говорит старик!» Информационное вещание было замкнуто на Бурматове – он всё еще мог из любого места выйти в эфир, так что можно было попытаться хоть что-то сделать.

«Но прав ли старик? Как это будет выглядеть – публичные обвинить в шпионаже ближайших соратников? Да ещё в такой ситуации? Что это даст? У них в руках почти всё, может быть, кроме Второй армии, хотя неизвестно, что там за армия!» – Он принялся расхаживать по комнате.