Анна Фенх - Ружья еретиков

Слепец закрыл глаза, словно зрение могло мешать ему размышлять или словно в непрозрачной белой дымке, затянувшей глазницы старика, могли отразиться настоящие мысли Генерала-Волка. Слепец вздохнул глубоко.

– Я скажу тебе, Рейхар. Отправляйся домой, упакуй вещи, а утром отправляйся в путь. Господь свидетель, мне жаль, что я не смогу сделать тебя главой Ордена. Я боюсь оставить свое детище дураку, Псу в серой шкуре, тому, кто не понимает нашего долга… Я вижу, тебе нужен приказ. Что ж, хоть и говорят, что хуже дела нет, чем ждать и догонять, я приказываю тебе ждать. Я приказываю тебе забыть, что ты Волк, усыпить в себе Господнего зверя. Растить сыновей, и лечить людей, и не помнить и не думать о том, кто ты на самом деле. И вспомнить все это только тогда, когда сама жизнь заставит тебя. Сейчас ты пойдешь домой и уснешь, а проснешься не Волком, но человеком. Пока ты Волк, ты не ослушаешься приказа, а человеком ты будешь счастлив простой и тихой жизнью вдали от лишней крови. Теперь иди, дай отдых старому слепому Генералу. Видит Бог, мне жаль отпускать тебя, мой волчонок.

Рейхар молча поклонился Вожаку и покинул двор. Вскоре он получил документы и деньги в канцелярии инквизиции, разобрал ружье и завернул его в тряпье, чтобы не привлекать внимания монахов-псов, контролирующих улицы.

Добравшись в темноте до своего старого дома, он поднялся наверх по узкой деревянной лестнице, вспоминая на ходу, на какие ступеньки нужно ступать, чтобы не издавать шума, но специально наступал так, чтобы слышать скрип. Дом был пуст, и тишина давила на Рейхара почти физически ощутимо. Так же тих был и город, по пути сюда Рейхар не встретил никого, кроме монахов. Казалось, столицу поразил мор и она вымерла целиком, не осталось даже тел. В редких окнах попадались теплые свечные огни, но и они казались тусклыми, словно призрачными. Рейхар проходил мимо, не сбавляя шага и отводя взгляд от чужого света.

Он ожидал, что уснет сразу, как только ляжет, но еще долго не мог забыться. Вязкое, как переваренная на медленном огне в жижу безвкусная крупа, сновидение то засасывало Рейхара, то отпускало, и он лежал, глядя в темное окно и слушая пустой город. Только под утро он смог наконец уснуть крепко, и на него обрушился тот старый кошмар о тонущем доме.

Снова Рейхар загребал воду и плыл наверх, задыхаясь и теряя зрение от недостатка кислорода. Снова Рейхар чувствовал, как сжимает его в плотной влажной ладони бесконечное и бездонное море, а из его пальцев выскальзывает рука Виля. Но на этот раз Виль очнулся вдруг, сделал несколько движений ногами, сам схватил Рейхара за руку и потянул за собой, вверх, к кромке воды, мерцающей, как Мировой Свет. Они всплыли, отплевываясь и широко открывая рот, пытаясь наглотаться досыта самого ценного, что только может быть у тонущего человека, – воздуха. А потом хохотали и кричали что-то безразличным и безмолвным небесам, сияющим зыбким ночным светом, светом надежды, который Господь оставляет сверкать ночью, чтобы человек не отчаивался во Тьме. Виль ложился на спину и, покачиваясь на ленивой волне, рассказывал Рейхару о черной пустоте и сотнях тысяч серебряных искр в ней и огромном огненном шаре, что плывет в этой пустоте и пышет жаром и светом на многие дюжины километров.

Рейхар проснулся до рассвета. Вчерашнюю пустоту души и разума наполнили умиротворение и покой, теперь Еретик был уверен, что Виль действительно прощен Господом. Рейхар вышел из дома и увидел редкие силуэты людей. Здесь были королевская стража, монахи-псы и несколько горожан. Нищий старик, которого Рейхар как-то напоил вином, деловито перематывал тряпкой ноги и что-то бормотал едва слышно. Кажется, то были стихи.

Мировой Свет становился все ярче. Сияние его насыщало воздух, разливалось вокруг, заполняя улицы, и в нем чувствовался острый холодный запах приближающейся зимы.

– Дармид, – позвал Рейхар нищего, и тот поднял на него морщинистое лицо и отвел от глаз спутанные пряди жестких седых волос. Он был нисколько не похож на Борте Хета.

– Что вам угодно, господин доктор? – откликнулся бывший поэт.

Рейхар, придерживая ладонью кошель с деньгами, чтобы нищий не сорвал его, подошел ближе:

– Знаешь, что рассветает, Дармид?

– Как что? – безразлично хмыкнул нищий. – Мировой Свет и рассветает.

– Нет, Дармид, ты не знаешь.

Рейхар рассмеялся и отправился в центр. Там он пересечет площадь и через несколько кварталов достигнет ворот, выйдя за которые он оставит позади и столицу, где по улицам бродят монахи в черном, словно призраки загубленных людей, и Инквизицию, где сцепились в вечной, пусть и незримой схватке Пес и Волк, и собственную старую серую шкуру, что теперь стала слишком тесна ему, человеку. Рейхар шел к воротам, за которыми где-то далеко отсюда начнется его новая жизнь – та самая, без лишней крови, как сказал старый слепой Генерал. Жизнь без еретиков, без предательства, без казней. Мировой Свет входил в силу, освещая путь Еретику.

Рассветала Империя!

Утром, до рассвета, Еретик выпил чаю, сжевал какую-то булку и от волнения не почувствовал вкуса. Он всегда с интересом слушал полевых агентов, которые утверждали, что ничего не боятся перед заданием. Летчики, с которыми он много общался при написании кандидатской, рассказывали, какой ужас они испытывают перед каждым своим полетом. А эти, видишь ли, не боятся выходить на задание, не боятся идти в тыл врага, не боятся показывать смерти фокусы. Лжецы. Лейтенант Китт очень боялся.

Еретик вышел на улицу, словно окунулся в сильно разбавленные чернила, поднял воротник пальто, закрывая шею от холода, и двинулся вперед, опустив голову. Через два перекрестка он достиг первого поста, где у подозрительных личностей, шляющихся по ночам, проверяли документы. У него не проверили.

Это Еретик умел хорошо – скрываться. Всех их учили этому в Управлении, и в конце концов у всех получалось, но у Еретика была словно некая предрасположенность, врожденный талант. Моложавый синеглазый лейтенант Вегру говорил им:

– Главное, это не то, господа офицеры, в каком состоянии ваше тело, но то, в каком состоянии ваш ум. Пусть десант головой кирпичи бьет, вам голова для другого нужна. Состояние вашей психики должно быть стабильно подвижным. Не слишком стабильным, чтобы вы не замерли в какой-то одной фазе, но и не слишком подвижным, чтобы вы не сошли с ума больше, чем от вас требует служба Его Императорскому Величеству.

Еретик опустил взгляд на асфальт и побрел, с каждым шагом все сильнее отстраняясь от себя. Он забыл, кто он и куда идет, тело само двигалось по заданному маршруту. Движения были мягкими, одно вытекало из другого без резкого перехода. Люди реагируют на взгляд, они лучше запомнят того, кто смотрел им в глаза, нежели того, кто опустил взор вниз.